Как гниды людей от расстрела спасли!
Однажды моя бабушка повесила в дождливую пору пальто на ул. Крупской, д.177 в Уфе
возле сеней старинной дворянской усадьбы и забыла про него. Вспомнила о нём, когда похолодало, надела пальто и пошла с дочерью Галиной и с Марией Михайловной Самоделкиной за какой-то справкой в этот самый дом на улицу Центральную, 81, теперь это улица Ленина в Уфе. Это и есть дом Марии Михайловны Самоделкиной и её супруга. Этот дом отнял и позже в нём засел местный райком партии 1-го секретаря Болдырева и частично райисполком. Подошли они к дому и вдруг бабушкина дочь Галина видит, что на плече на пальто её матери ползают мокрицы. А тут и сам Болдырёв со свитой выполз на крылечко. Тётя Галя женщина была басистая, она как гаркнет:"Мама, гниды!". Болдырёв вздрогнул и в лице изменился. А Самоделкина Мария Михайловна шепчет, да какие они гниды, их и гнидами-то не назовёшь, гниды обидятся. Только зачем же ты так громко, опасно же. Тетя Галя опять голосит, да не эти гниды, у мамы с боку на пальто гниды, пальто в предбаннике отсырело. Болдырёв подошёл, увидел, что и впрямь у бабушки на плече мокрицы. Посветлел лицом и довольный ушёл. Видно, обрадовался, что не он гнидой оказался, о которой спутница законной хозяйки дома говорит.
Бабушка думала, что придёт НКВД и начнут таскать за оскорбление 1-го секретаря райкома партии. Но никто так и не пришёл, тем не менее событие это не забылось и о нём частенько то там, то тут, там где наши былые родственники собирались вспоминали. На квартире у бабушки жил до конца его дней бывший протопоп Василий Иванович, которого любили все коренные горожане. Тот узнав о случившемся на всякий случай собрал узелок, работал он актёром, певцом и музыкантом в оперном театре фамилии, его теперь уже никто не помнит, а имя его Василий Иванович, до того его звали отцом Василием. Пока это было не опасно. И даже ветхая аудиозапись, воспоминание моего отца, имелась про то, как когда он умер, хоронило его такое количество народа, что транспорт встал. Несли его от уфимского нижнего пермского второго оврага на руках попеременке пешком до самого Сергиевскго храма , а затем кладбища. Все священники, увидев его гроб, плакали, заливались и монахини. Может быть когда-нибудь по его имени я через музей оперного театра узнаю фамилию этого человека, спрятавшегося в доме моего деда во втором пермском овраге. Дед мой, Николай Михайлович, победил в начале 30-х годов большевиков на выборах в кооперативную секцию горсовета и многих от смерти спас. В подтверждение тому имеется почти сгнившая справка. Только это совсем другая история: о том, как он попов от ссылок спасал и в театр пристраивал...
Сейчас судьба дома его высокородия Самоделкина неизвестна, временщики чуть было его не снесли, да призадумались, всё же это один из первых райкомов в котором возможно шуровали их предки. А может ещё какая причина. Обычно в Уфе с памятниками истории и знаменитых людей не особенно церемонятся. Право на неприкосновенность в данную эпоху имеет только памятник Салавату Юлаеву. Так считает уфимский Евгений Блаженный. Все остальные не вписываются в его бунтарской Пугачёвской эпохи дух, который сегодня воспевают. Но всё же каким-то чудом уцелели музеи Тюлькина, Аксакова и Нестерова, как это случилось и кто из бывших партийных деятелей тому способствовал совершенно не понятно. Да и при чём они тут, когда моё воспоминание касается не их, а гнид на рукаве отсыревшего пальто и секретаря райкома Болдырёва, которого все давно забыли, как забудут потом и теперешних чинуш и глав всех видов и рас!!
Свидетельство о публикации №115072305229
Моргун-Джеджалий Виталий 25.07.2015 14:25 Заявить о нарушении