Великому Бунину. Книги!
III.
...примешься за книги –
в толстых кожаных переплётах дедовские книги,
с золотыми звёздочками на сафьянных корешках –
на высоких, до потолка, полках.
Развернёшь книгу и читаешь:
"Мысль, достойная древних и новых философов,
цвет разума и чувства сердечного"...
Мысли веков.
И невольно увлечёшься и самой книгой. Это "Дворянин-философ" – мыслей сад,
аллегория, изданная лет сто тому назад
иждивением какого-то "кавалера многих орденов" ушедшего поколения
и напечатанная в типографии приказа общественного призрения, –
рассказ о том, как "дворянин-философ, имея время и способность рассуждать:
к чему разум человека возноситься может – фантазий явление,
получил некогда желание сочинять
план света на пространном месте своего селения"...
Потом наткнёшься на "сатирические и философские сочинения господина Вольтера"
и долго упиваешься милым и манерным слогом перевода – изысканная манера:
"Государи мои! Эразм сочинил в шестом-надесять столетии
похвалу дурачеству (манерная пауза, – точка с занятою);
вы же приказываете мне превознесть пред вами разум..."
Как не назвать такое мыслей игрою?
Потом от екатерининской старины перейдёшь к романтическим временам,
к альманахам, к сантиментально-напыщенным и длинным романам...
Кукушка выскакивает из часов и насмешливо-грустно кукует над тобою в пустом доме, будто у виска.
И понемногу в сердце начинает закрадываться сладкая и странная тоска...
Вот "Тайны Алексиса", вот "Виктор, или Дитя в лесу":
"Бьёт полночь!
Священная тишина заступает место дневного шума и весёлых песен поселян, где живу я.
Сон простирает мрачныя крылья свои над поверхностью нашего полушария;
он стрясает с них мрак и мечты... Мечты...
Как часто продолжают оне токмо страдания злощастнаго!.." Увы.
И замелькают перед глазами любимые старинные слова:
скалы и дубравы, бледная луна и одиночество, привидения и призраки, былины,
"ероты", розы и лилии, "проказы и резвости младых шалунов", лилейная рука,
Людмилы и Алины...
А вот журналы с именами: Жуковского, Батюшкова, лицеиста Пушкина.
И с грустью вспомнишь бабушку, её томное чтение стихов из "Евгения Онегина",
её полонезы на клавикордах.
И старинная мечтательная жизнь встанет пред тобою, как аккорды...
Хорошие девушки и женщины жили когда-то в дворянских усадьбах!
Аристократически-красивые головки в старинных причёсках, как на свадьбах –
Их портреты глядят на меня со стены, словно это давняя пьеса,
кротко и женственно опускают они свои длинные ресницы на печальные и нежные глаза...
––––––
Иван Алексеевич Бунин. Антоновские яблоки. (Отрывок)
III.
....примешься за книги, – дедовские книги в толстых кожаных переплетах, с золотыми звездочками на сафьянных корешках.... Развернешь книгу и читаешь: "Мысль, достойная древних и новых философов, цвет разума и чувства сердечного"... И невольно увлечешься и самой книгой. Это – "Дворянин-философ", аллегория, изданная лет сто тому назад иждивением какого-то "кавалера многих орденов" и напечатанная в типографии приказа общественного призрения, – рассказ о том, как "дворянин-философ, имея время и способность рассуждать, к чему разум человека возноситься может, получил некогда желание сочинить план света на пространном месте своего селения"... Потом наткнешься на "сатирические и философские сочинения господина Вольтера" и долго упиваешься милым и манерным слогом перевода: "Государи мои! Эразм сочинил в шестом-надесять столетии похвалу дурачеству (манерная пауза, – точка с занятою); вы же приказываете мне превознесть пред вами разум..." Потом от екатерининской старины перейдешь к романтическим временам, к альманахам, к сантиментально-напыщенным и длинным романам... Кукушка выскакивает из часов и насмешливо-грустно кукует над тобою в пустом доме. И понемногу в сердце начинает закрадываться сладкая и странная тоска... Вот "Тайны Алексиса", вот "Виктор, или Дитя в лесу": "Бьет полночь! Священная тишина заступает место дневного шума и веселых песен поселян. Сон простирает мрачныя крылья свои над поверхностью нашего полушария; он стрясает с них мрак и мечты... Мечты... Как часто продолжают оне токмо страдания злощастнаго!.." И замелькают перед глазами любимые старинные слова: скалы и дубравы, бледная луна и одиночество, привидения и призраки, "ероты", розы и лилии, "проказы и резвости младых шалунов", лилейная рука, Людмилы и Алины... А вот журналы с именами: Жуковского, Батюшкова, лицеиста Пушкина. И с грустью вспомнишь бабушку, ее полонезы на клавикордах, ее томное чтение стихов из "Евгения Онегина". И старинная мечтательная жизнь встанет перед тобою... Хорошие девушки и женщины жили когда-то в дворянских усадьбах! Их портреты глядят на меня со стены, аристократически-красивые головки в старинных прическах кротко и женственно опускают свои длинные ресницы на печальные и нежные глаза...
Свидетельство о публикации №115072301811