В заточении

Чем-то противно воняло – видимо коноплёй,
Медленно шевелился воздух кишащий тлёй,
Словно квадрат квартиры преобразился в шкаф.
Сгустком сжимался пространства замкнутый батискаф
И водянистый спектр иллюминатор окна
Показывал, как телевизор. Бесится тишина
С пленных сорвав погоны закабаленных пут,
Ужас, в режиме «беззвучно», мечется там и тут
Зная, что факт свободы скручен, в тисках, в аргумент.
Это подобие тщетно – так полицейским мент
Вряд ли когда-то станет; Век не щадит мента,
Данного определения срок не делим – пустота
Будет им всем оправданием. Комья обагренных глаз
Пялятся в лаз оконный, в мир из стекла и пластмасс,
С чёрными муравейниками многоэтажных бараков,
Отчасти походящие на послевоенный Краков.
В тысячный раз перечитывая братьев Стругацких фантастику
Руки рисуют фломастером пацифики или свастику
На смятом пустом контейнере. Мертвая аллегория
Канет в хранилище смертников, как пациент санатория
Мерно гниющий от сифилиса. Смерти смердит канава
Не замечая вскриков: «Суки, имеем право!»
Но задаваясь вопросом: «Кто же их всех имеет?»
Комната враз сужается. Только тоска и греет…