Любовь к Творцу

         ( см. вступление: Беседы с самой собой )

   Когда же я, искательница "смутного рая"*, выйду  из ночи бессонной мертвящего плена к тропе достойных перемен с зоревым светом? Пускай она изобилует многочисленными испытывающими изгибами и поворотами, трудными, как для скалолазов, взходами и бездонными срывами, но в руке моей мой факел и я всегда мечу его ввысь. Это действо пьянит и восхищает мой дух; такое долгожданное всхожденье, - прямо в голубой купол.
   В раннем утреннем воздухе и во вздохах скитальца ветра мне слышится нежное, мелодичное звучание древнейшей золотой арфы, словно небесный арфист перебирает пальцами её изумительно-чуткие струны. Внимая волшебству инструмента, я всё сильнее и сильнее попадаю под обояние небесных пленительных звуков и мне мнится, что я слышу Твой призыв, Творец.
   Звучание таинственной арфы настолько поэтично, что используя её фантастические возможности, небесный виртуоз создаёт очаровательные ангельские образы, необычные картины нежно-трепещущей, мирной природы на планете земля и, даже имитирует звучание всевозможных народных, струнных инструментов землян.
   Затаив дыхание прислушиваюсь к неподражаемой небесной игре. Она становится всё проще и проще и некоторые моменты её, даже узнаваемы. Вот царица арфа солирует в известных мне земных музыкальных произведениях, восхищая то "Вальсом цветов" из балета "Щелкунчик", то "Лебединым озером", а то Адажио из "Спящей красавицы" нашего Чайковского.
Наверное, думается мне, это всё происходит в дремоте, ведь я так мало сплю по ночам, всё надеюсь поймать сверхвдохновение... И вдруг, невообразимым резонансом, срывается сверху звенящий резкий звук библейского кимвала. Да... да, это в нём медные чаши воинственно ударяют друг друга. И, в подтверждение моей догадки, в голову врывается Бальмонтовская строфа из "Песни Юдифи":
Громче звените, кимвалы,
Пойте звучнее, тимпаны,
Господу нашему Богу
Песнь вознесём до небес.
   Такое, пробуждает дух от бытовой дрёмы и наполняет ощущением явственного следа какого-то бесподобного благоухания, которое томит мою душу и наполняет сладостью чистых  желаний, и мне начинает казаться, что это всё происходит от моего разгорячённого дыхания, ищущего себе воплощения. И я медлено, словно ощупывая ногой основание, бреду неслышными шагами среди кустов и деревьев, безмолвная как рыба, выпущенная из тесного аквариума в безбрежное море, где кроме золотых рыбок, полно хищных рыб, облачённых порой в красивую разноцветную чешую. Мне очень не хочется встречать их на своём пути, ибо, попав в любое скопище обитателей - я тоже становлюсь такой же, то есть - толпой, и только в божественные мгновения одиночества я принадлежу самой себе, а точнее - моему Творцу.   
   Когда Он повеливает мне творить, моя скромная душа наполняется гордостью; я пишу то, что доносится до неё и чуть-чуть преобразовывается ею... В эти моменты, слёзы бесконечной благодарности выступают на глазах моих. Даже, если я повествую о своих горестях, тревогах и болестях, все сложные перипетии грешной жизни моей претворяются в бывшую фантазийную гармонию - А в моменты ученического восприятия, дух мой чувствует прорастание сильных крыльев. И я ощущаю себя гордым буревестником, парящим под небесным морем над мирским, кажущемся глазам тоже безбрежным, и кричащей что-то  важное для всех... и потому, мне радостно.
   А ещё мне радостно оттого, что создаваемые мной скромные творения, угодны Творцу, но я также понимаю, что смогу когда-нибудь предстать перед ним, только очень добросовестно потрудившись. И я в поте лица своего слагаю и слагаю новые строки не щадя сердца и щедро расходуя умственный огонь. Порой мне кажется, что раскинутые крылья моих словес - детей души, вот-вот коснутся подошв Создателя, тогда как без творения, я никогда бы не дерзнула даже помыслить, а не то, чтобы до них подняться... Смешно, как опьянённая счастьем потворствоваемого стихосложения, я настолько забываюсь, что называю Его  своим помощником, Его, Творца всего сущего, моего повелителя, который по великодушию своему, изо дня в день делает меня сильнее духовнее, который ниспосылает моему разуму помощь, а тот, в свою очередь, старается ограждать меня от напасти чрезмерных страстных желаний и от разных умелых соблазнов лукавого.
   О, как кадят в моём саду душистые травы, кусты, деревья, все живые растения. О, как разливается в груди задумчивый прилив вдохновения... похоже я лишилась разумения понять явь это всё или сон.
   Увы, я не называю Его Творцом в моих неумелых молитвах, хотя постоянно чувствую, что ношу Его в себе в глубине души, знаю, что Он  дарит мне свою любовь и все эти долгие годы терпеливо и безропотно ждёт моей истинной любви к Нему. Но, мне сперва нужно суметь вымести весь сор заполняющий душу, освободить проход  для подобающей любви.
   Когда же я, искательница "смутного рая", выйду из ночи бессонной мертвящего плена к тропе перемен с зоревым светом? И почему я написала это и задумалась над написанным? Мои ли это речи, или Его?

    Р.А.Н. 2015
* сочетание слов "смутный рай" принадлежит В. Брюсову