Наивное

Заросли иван-чая,
обглоданные берёзки.
Сегодня эту пластинку
крутят в моём окне.
Я стою с рюкзаком
на заманчивом перекрёстке
улиц, сумма которых
 мне даёт двадцать лет.

В плацкарте темно и душно.
Вагон трясётся к рассвету.
Соседи трясутся от злости
на сквозняки и на храп.
Как знать, какую реальность
я променяла на эту,
какой бы другой дорогой
 к рассвету идти могла б.

В июле рано светлеет:
мелькают пашни и башни,
домишки и телевышки,
ограды и города.
Куда и зачем я еду,
мне совершенно неважно.
Но важно, что не разучилась
ещё любить поезда.

Я завтра приеду в город
к таким же двадцатилетним,
Не знающим, в чём их сила,
но знающим слово "страх".
К таким же бесцареголовым,
беспечным и безбилетным,
крикливым, смешливым, пьяным,
 в таких же рваных штанах.

Урвали кусок свободы,
 вцепились в неё зубами,
купили себе отсрочку
 от службы длиною в жизнь.
Мы нагло сели за руль
с невыданными правами.
Кто дольше проедет по трассе?
Завяжем глаза? Держись!

Но сколько бы мы ни храбрились,
к нам в двери повалится осень.
Осыплется иван-чай.
Кондуктор попросит билет.
Что будет в отчёте в графе
с вопросом "где тебя носит"?
Я знать не хочу об этом.
 Мне всё ещё двадцать лет.