Пленник пустыни

(Преподобный Арсений Великий)


Жития преподобного Арсения Великого были составлены на основании патериковых «Достопамятных сказаний» двумя авторами, пожелавшими остаться неизвестными, а также - через несколько столетий после кончины святого  Арсения - преподобным  Симеоном Метафрастом. Существует также житие и похвала Арсению Великому преподобного Феодора Студита. В Скитском Патерике «приводится много изречений преподобного Арсения пользовавшихся большою известностью в мире монашеском на Востоке и у нас в древних монастырях».
Преподобный Арсений Великий  родился не только от родителей-христиан, но и в христианском государстве. Это произошло в Риме в 354 году, то есть через 100 лет после появления на свет преподобного Антония Великого, который в это время уже завершал свои подвиги в египетской пустыне, оставив после себя многочисленных учеников-анахоретов.
Незадолго до рождения преподобного Арсения преставился преподобный Пахомий Великий, основав 11 монастырей и посеяв в христианском мире всеобщее стремление к иночеству. В полном духовном расцвете были преподобные Макарии, Иларион, Памво и множество других подвижников пустынножительства. Мы знаем, что потихоньку появлялось монашество и на Западе, но молва о подвигах отцов восточных была весьма притягательной. Судя по всему, преподобный Арсений в молодости туда не стремился. Возрастая в знатной и обеспеченной семье, принадлежавшей к сенаторскому сословию, он получил замечательное образование (например, знал не только латынь и латинскую литературу, но и греческий язык, и был начитан в литературе восточной). Его благочестие влекло его к служению Господу, поэтому он довольно быстро стал клириком в одной из римских церквей, а затем и диаконом. Напомним, что диаконов в Римской церкви было всего семь. То есть, приняв диаконскую хиротонию, молодой Арсений сразу становится заметной личностью в духовной жизни Вечного города. Следует также иметь ввиду, что диаконы в древности занимались, прежде всего, каритативным служением, служение это, видимо, было пожизненным и не рассматривалось как некая переходная стадия к служению пресвитерскому.   
«Согласно «Апостольскому церковному уставу», диаконы побуждали членов общины к щедрости, к добрым делам. Вместе с тем «Апостольское предание» предписывало диакону доносить епископу и обо всех болящих, чтобы епископ мог бы их посетить и причастить Святых Тайн».
Начиная с IV века в служении диаконов особую значимость приобретают их Богослужебные обязанности. Приблизительно в это же время ученые диаконы становятся секретарями епископов. Всей этой деятельностью в той или иной мере занимался диакон Арсений.  Свои труды того периода он определял как «служение алтарю». Видимо, в лучших христианских традициях, личные аскетические подвиги, да и не только аскетические, молодой диакон скрывал, потому что когда речь зашла о том, чтобы найти достойного наставника для наследников императорского трона в Константинополе, об Арсении вспомнили не сразу. А когда, наконец, остановились на его кандидатуре, то он воспротивился этому, полагая свои диаконские занятия более Богоугодными, нежели преподавательскую деятельность. Уговорил его папа Дамас.

Он понравился императору Феодосию Великому, и тот взял его воспитателем своего старшего сына Аркадия, которому тогда исполнилось 7 лет. Младший, Гонорий, еще только родился. Последние три года своего пребывания в Константинополе (из одиннадцати) диакон Арсений обучал и его. Сведения об этом периоде его жизни обретаются в «древней повести, возможно римского происхождения, текст которой сохранился в рукописи Хроники Георгия Монаха».
 Из этой повести следует, что к вопросу воспитания царевичей император подошел очень ответственно – построил специальное здание около дворца, чтобы можно было лично контролировать процесс, и время от времени появлялся там с проверкой. Видимо, правитель был доволен учителем своих детей, потому что окружил его богатством и почетом, а впоследствии присвоил очень престижное звание «василеопатра», то есть «отца государей». «Есть еще известие о том, что блаженный Арсений был восприемником при святом крещении сыновей царских, Аркадия и Гонория, так как тот и другой были крещены не в младенческом, а в юношеском возрасте».
Но, конечно, это произошло не сразу. Вначале были недоразумения. Воспитанный в духе римского чинопочитания, диакон Арсений, естественно чувствовал и подчеркивал разницу между собой и царевичами. И однажды, войдя в учебный класс, император застал такую картину: ученики царственно восседали на своих креслах, а учитель почтительно стоял пред ними. Такое положение вещей очень расстроило императора. У него было традиционное представление о процессе обучения – прямо противоположное тому, что он увидел.
«— Разве я так приказал? Не сказал ли я тебе, чтобы ты считал сыновей моих учениками и чадами своими, и не обращал бы внимания на то, что они царские дети?
Блаженный же Арсений со смирением ответствовал Феодосию так:
— Царь! Каждой вещи приличествует свое дело: юность требует учения, чести же царской приличествует почитание.
От этих слов царь оскорбился еще более и сказал:
— Значит ты считаешь их царями?
Сказав это, Феодосий снял с сыновей своих знаки царского достоинства и насильно посадил Арсения на престол, сыновей же своих заставил стоять пред ним и сказал:
— Если они научатся бояться Бога и будут хранить заповеди Его и угождать Ему добродетельною жизнью, то Царь Небесный поставит их царями на земле, если они будут достойны этого; но если они будут людьми дурными и недостойными царского престола, то лучше им и не царствовать вовсе. (…)
Сказав так, царь ушел.
Арсений в мыслях своих одобрял царя и с тех пор поступал согласно его приказанию: поучал сыновей царских сидя, в то время как они стояли перед ним».
Возможно, младший сын из-за малолетства не оценил ситуации, а старший, надо думать, обиделся. Судя по всему, император допускал и более строгое отношение учителя к своим сыновьям – телесные наказания.
Следует заметить, что одновременно со святым Арсением мальчиков обучал лидер языческой партии префект Константинополя известный ритор и философ Фемистий. Он  уже два десятилетия играл важную роль в политической жизни Города, заседал в Сенате и Государственном совете. Можно не сомневаться в том, что если не соперничество, то некоторое противостояние между педагогами существовало в силу противоположности их религиозных взглядов. Но не только это удручало диакона Арсения. Его практически сразу стал отягощать и придворный этикет, и почет, которым его окружили при дворе, и вообще вся суетливая придворная жизнь. Но зараза эта оказалась прилипчивой, и впоследствии в пустыне он долго еще боролся с дворцовыми воспоминаниями.
Его дальнейшую судьбу решил случай, который, как известно, не бывает случайным в контексте Промысла Божия о человеке.
«Однажды, Арсений как-то заметил за Аркадием некоторый проступок. Рассердившись на него, Арсений побил его розгами и притом настолько сильно, что Аркадий помнил это наказание до самой смерти своей, так как следы розог остались на теле Аркадия. (…) Аркадий, затаив в сердце гнев на учителя своего и придя в совершенный возраст, стал думать, как бы ему убить Арсения. Он открыл намерение свое одному доверенному советнику и упрашивал его убить Арсения каким ему угодно способом. Но тот, боясь Бога и императора Феодосия и не желая делать столь дурного поступка, тем более, что уважал Арсения за многие его добродетели, тайно, наедине, передал ему замысел Аркадия и советовал преподобному поберечь свою жизнь. Арсений же, преисполнившись скорби и страха, начал снова со слезами молиться к Богу, чтобы Он направил его на путь спасительный.
Ночью, во время молитвы, Арсений услышал свыше голос, говоривший: «Арсений! Беги от людей, и ты спасешься».
Вполне возможно, первоначально диакон Арсений понял это в простом прагматическом смысле – бежать, чтобы спрятаться и не быть пойманным. Кстати, не следует думать, что с точки зрения обычной человеческой логики это был самый очевидный вариант. Ведь диакону Арсению покровительствовал сам император Феодосий, который в то время был в расцвете сил, и ничто не предвещало его близящейся кончины. И, с позиций обыденности, самым очевидным для святого Арсения было обратиться к императору за помощью. Но он обратился к Богу, и, как всегда в таком случае бывает, получил самое оптимальное решение. Он не стал сомневаться, переоделся в бедную одежду и отправился на Восток. Этому могут быть два обоснования. Первое, рациональное, - искать его начали бы на Западе. Второе – духовное, - он уже к тому времени сознательно стремился к иночеству. То есть за десять лет жизни в столице Востока он, видимо, встречался с египетскими иноками или же беседовал с теми, кто их видел, и на кого они произвели соответствующее впечатление. Поэтому, не запасшись никакими рекомендациями к местным влиятельным лицам, даже церковным, он сразу направился в один из скитов пустынножителей и, не открывая своего имени и звания, попросил местных пресвитеров постричь его в иночество.


Посовещавшись, его направили к известному подвижнику Иоанну Колову (сообщение преподобного Феодора Студита). Самый известный эпизод из монашеской жизни преподобного Арсения произошел в день его знакомства с этим аввой:
«Иоанн велел приготовить трапезу для братии, так как был десятый час дня. Братия сели за стол, но Арсений стоял, потому что никто не приглашал его садиться. Братия начали вкушать пишу, но Арсений не ел ничего и все время стоял, опустив голову вниз, как бы предстоя пред Богом и Его святыми ангелами. Старец же Иоанн взял один из сухарей, предложенных для трапезы, и бросил Арсению, сказав:
— Ешь, если хочешь.
Это сделал Иоанн для того, чтобы испытать смирение пришельца и узнать, пришел ли он сюда действительно для того, чтобы отречься от мира.
Между тем Арсений думал про себя так: «Этот старец — ангел Божий и прозорливец, потому что он знает, что я хуже пса; поэтому и сухарь бросил он мне как псу; по той же причине я должен и съесть его, как пес».
И наклонившись до земли, он пошел на четвереньках, как четвероногое животное, к сухарю, взял его прямо ртом, затем отошел с ним в угол и там съел его лежа на земле.
Блаженный Иоанн, видя такое смирение святого Арсения, сказал пресвитерам:
— Он будет великим подвижником».
Авва был удовлетворен и, как свидетельствуют очевидцы, «Иоанн весьма возлюбил Арсения за его смирение и вскоре облек его в чин иноческий, затем, обучив его житию подвижническому, дал ему келью неподалеку от себя, как иноку, уже твердому и опытному в добродетели.
Арсений же, живя в келии, указанной ему старцем, подвизался в посте, молитве и трудах иноческих и так преуспел во всех добродетелях, что превзошел многих старцев своими подвигами».
Когда подвижники говорили о преподобном Арсении Великом, то самой отличительной чертой его называли скромность, которая со временем преобразилась в настоящее смирение. Оно проявлялось во всем: «Авва Даниил, ученик преподобного, рассказывал про преподобного Арсения, что он никогда не предлагал никому вопросов из книг, хотя бы и мог их предложить, потому что хорошо знал священное Писание. Делал же это преподобный потому, что не хотел показаться премудрым в книгах; никогда преподобный не писал никому посланий, считая себя простецом и невеждой Христа ради; никогда не входил в алтарь, хотя и имел на то право, будучи посвящен в сан диакона, но всегда приступал к божественным Тайнам вместе с простыми монахами. Все это он делал по причине великого смирения своего. Когда же блаженный Арсений приходил в церковь к богослужению, то становился за столпом, чтобы ни он не видал чьего-либо лица, ни его не видал никто».
С самого начала своих иноческих трудов преподобный Арсений получил от Господа большой дар – память смертную. Постоянно помня о том, что каждый день может стать последним в его жизни, он трудился, не покладая рук:
«Он был весьма бодр телом, как и духом; весь день он работал и всю ночь молился Богу, и только лишь изредка предавался сну. Когда очи его смежались и ему очень хотелось спать, он говорил сам себе: «Уходи, злой раб, и не оставайся со мною!»
И если после этого и предавался, сидя, слегка дремоте, то вскоре же, ободрившись, вставал и молился Богу. Он часто говаривал ученикам своим:
— Иноку должно предаваться сну лишь на один час.
Накануне каждого воскресного дня, он становился еще с вечера в субботу на молитву, подняв руки кверху; становился же он к солнцу спиною и так стоял до тех пор, пока солнце, на утро следующего дня, не начинало светить ему в лицо». (Кстати, история двадцатого века тоже знает подобных подвижников – стоит вспомнить хотя бы архимандрита Софрония (Сахарова) или монаха Иосифа Исихаста).

      Но, не взирая ни на что, сам диакон Арсений никакого удовлетворения от дел своих не ощущал. Видимо, потому, что подвиг был, главным образом, внешним. Не будучи человеком честолюбивым, он на этом успокоиться не мог. Поэтому он продолжал молиться и просить Господа, чтобы Он указал более совершенный путь.
«В ответ на это был голос с неба, говоривший:
— Арсений! Скрывайся от людей и пребывай в молчании; это корень добродетели».
Первую часть этого наставления он уже слышал, но теперь воспринял ее по-новому, и через несколько лет он объяснил это одному иноку так: «Знает Бог, как я люблю вас; но я не могу пребывать одновременно и с Богом, и с людьми, потому что на небе, хотя и очень много вышних сил, — тысячи тысячей или десятков тысяч, — но все они имеют одну волю и потому единодушно славят Бога; но на земле много воль человеческих». Из деликатности старец не сказал, что почти все они противоречат воле Божьей. Что касается второй части повеления Господа, то святой Арсений исполнил ее очень тщательно и впоследствии любил повторять: «Много раз я сожалел о словах, которые произносили уста мои, но о молчании я не жалел никогда». Отныне молчание станет краеугольным камнем его подвижничества. В патериках описывалось много самых разных ситуаций, когда преподобный мог бы разрешить уста, но он себе этого не позволял ни тогда, когда приходили к нему знатные люди, ни когда его пытался разговорить архиерей.
Итак, получив от Господа новое повеление -  скрываться от людей и молчать, - преподобный Арсений, как и многие другие подвижники,  удалился от братии подальше.
«Арсений ушел из того места вглубь пустыни и построил здесь для себя небольшую келью; в этой келии он всегда пребывал один, всемерно стараясь соблюдать молчание. Он избегал всяких бесед и постоянно устремлял ум свой к небу; пребывая на земле телом, он духом возлетал к горним силам. Каждый воскресный и праздничный день он приходил в церковь. По окончании богослужения, тотчас возвращался молча в свою келью; при этом он никогда не вступал ни с кем в разговор; лишь только изредка, будучи спрошен, отвечал на вопрос насколько возможно кратко и затем устремлялся к своему безмолвному жилищу».
Разумеется, пребывая в молчании, преподобный особенно остро почувствовал дистанцию между внешним подвижничеством и внутренним деланием. Об этом он впоследствии говорил своим ученикам:
«Есть много таких людей, которые всячески стараются соблюдать чистоту телесную и для этого умерщвляют тело свое постом, бдением и многими трудами; но мало таких, которые ревниво оберегают душу свою от греха тщеславия, гордости, сребролюбия, зависти, братоненавидения, гнева, памятозлобия, осуждения. Таковые снаружи чисты телом, но душа их грязна; они подобны гробам, снаружи разукрашенным, изнутри же полным костей смердящих. Блажен тот, кто старается сохранить от скверны как тело, так и душу свою; истинно-блаженны чистые сердцем (а не телом только), потому что они Бога узрят».
Впоследствии он дал одному брату удивительный совет: «всеусильно подвизайся, чтоб внутренним твоим деланием по Боге побеждено было все внешнее». Для египетских монахов того времени позиция непривычная. Они, по большей части, старались действовать наоборот – от внешней аскезы – к внутренней. А до внутренней некоторые, по свидетельству преподобного Арсения, так и не добирались. Монашеский путь аава Арсений видел так: «если взыщем Бога, то Он явится нам, - и если будем удерживать Его в себе, то Он пребудет с нами». Все это (и взыскание Бога и (отчасти)удерживание Его в себе, и (отчасти) пребывание Его с нами) он рассматривал, прежде всего, как непрестанную молитву и борьбу с дурными помыслами и намерениями. (Отчасти – потому, одним человеческим усилием, без воли Божией, это не происходит).
Конечно, искушения сопровождали подвижника все 55 лет его пустыннической жизни.
Искушали его бесы, которых он сокрушал нелицемерным смирением, и при их нападении повторял: «Не оставь меня, Господи! Хотя я и не сотворил пред Тобою ничего благого, но помоги мне, по благодати Твоей, положить ныне начало благое!».
Не меньше бесов искушали люди, жаждавшие общения с ним. Если преподобный видел, что у человека нет большой духовной нужды, то он либо просто игнорировал его, либо довольно жестко отправлял восвояси.  Если же он считал, что брат действительно нуждается в его совете, то отвечал по существу и предельно кратко.
И в пустыне мир продолжал искушать его богатством, знатностью и славой, он все это отвергал без колебаний.
Больше всего он стремился не удаляться умом от Господа: «Преподобный Арсений продолжал пребывать в безмолвии, все более и более углубляясь в Богомыслии; он пылал столь сильною любовью к Богу, что постоянно был как бы в огне по причине своих пламенных молитв.
Один раз некий брат пришел из скита к келии старца за каким-то делом; подойдя к окну, он увидал старца стоявшим на молитве, причем старец был воспламенен молитвою, как огнем». Кстати сказать, в двадцатом веке подобные свидетельства мы встречаем о святителе Нектарии Эгинском. Когда он молился, его видели окруженным голубоватым огнем. Тоже весьма смиренный был человек.
«Кроме смирения, преподобный Арсений обладал еще даром умиления.
В продолжение всей своей жизни он всегда, когда занимался рукоделием, имел у себя на груди платок, так как слезы постоянно текли из очей его».
     Надо сказать, что скитская братия довольно быстро оценила добродетели преподобного. Его полюбили и защищали от несправедливых нападок, а если считали, что он поступает неправильно, то исправляли в очень деликатной форме.
    Он видел серьезные нестроения в монашестве того времени и не случайно после нападения варваров, разоривших скитскую пустыню, сказал: «Рим погубил мир, иноки же погубили Скит». Показательно то, что единственным способом борьбы со всеми нестроениями преподобный считал молитву и «много плакал об опустошении Скита».
При этом следует заметить, что у самого преподобного Арсения было столь великое упование на Бога, что он, в отличие от прочих иноков, довольно долго не убегал от врагов (а Господь хранил его), и принял решение последовать за всеми, видимо, тогда, когда дьявол стал искушать его тщеславными помыслами, - исключительно, чтобы не впасть в грех высокоумия. «Когда в 434 году кочевники опустошили Скит, Арсений  Великий перебрался в Трою Вавилонскую, где оставался до 444 года, а затем переселился (опять в связи с набегами кочевников) в окрестности Александрии».
«Сохранились изречения Арсения Великого, как было сказано выше, в составе «Достопамятных сказаний», некоторые переданы от лица ученика преподобного, аввы Даниила, и его послание в переводе на грузинский язык (в двух рукописях Х-XI веков)». Ему же принадлежит толкование Евангелия от Луки.
«Согласно учению Арсения Великого, монашеская жизнь в идеале своем является равноангельской (один из основных постулатов святоотеческой аскетики), ибо иноки, подобно ангелам, должны всегда со страхом Божиим и смиренномудрием прославлять Господа. Это невозможно без стяжания исихии, то есть внутреннего покоя и внешнего удаления от мира («Если ты не удалишься от людей, ты не сможешь стать монахом»). В тесной связи с исихией находится пост, «возделывающий землю сердца» для произрастания в нем благодатных семян Святого Духа; постоянное бдение и непрестанная молитва являются главным оружием монаха в духовной брани и позволяют избегать плотских наслаждений и других грехов. Арсений Великий постоянно подчеркивал необходимость стяжания добродетелей братской любви, страннолюбия и милостыни, без которых невозможно достижение духовного совершенства. Наконец, согласно преподобному Арсению, достижение совершенства немыслимо и без непрестанного размышления над Священнным Писанием, благодаря которому обретается душевное сокрушение или умиление».
Преподобный Арсений стал иноком, то есть «иным» этому миру до мозга костей, поэтому кончина его была мирной и преподобнической. Один из его великих современников, авва Пимен, после его преставления в 350 году сказал:
«Блажен ты, отец Арсений, потому что ты плакал в продолжении всей жизни своей; за это ты будешь вечно веселиться. Тот же, кто здесь не плачет по своей воле, поневоле заплачет после смерти среди мучений, но от плача этого никому не будет пользы».
«Арсений Великий завещал после смерти не предавать его тело земле и не воздавать никаких почестей.  По сообщению «Анонима Меркати» (латинское паломничество XII века), мощи преподобного находились в константинопольской церкви Богородицы Триаконтафиллос (Перивлепты), построенной императором Романом III Аргиром в 1034 году (Описание святынь Константинополяполя. С. 452)». Можно предположить, что мощи преподобного ранее находились там же, где и сейчас – в Египте, в коптском монастыре Эль-Барамос, недалеко от Александрии. Частица мощей преподобного Арсения Великого находится в Спасском Костомаровском женском монастыре Воронежской Епархии.

Использованная литратура:
1. А. И. Сидоров, Н. В. Герасименко, В. Е. Сусленков, О. В. Венцель, О. В. Лосева, Е. В. Романенко Арсений Великий //Православная энциклопедия. — М., 2008. — Т. 3. — С. 426-427.
2. Димитрий Ростовский. Жития святых (8 мая)
3. https://ru.wikipedia.org/wiki/ ).


(статья напечатана в журнале «Монастырский вестник»)