Всем старым газелькам

...А мне бы сломаться, чтоб сдали куда-то в ремонт,
Чтоб поковырялись внутри - плоскогубцы, отвёртка...
Ведь я как солдат, только фронт мой - невидимый фронт...
Я по бездорожью сноровисто, быстро и ловко,
Собрав на колёса всю грязь придорожных озёр,
То громко урча животом, то дыша тише... Тише...
То ночью, уставив во тьму ослепляющий взор...
В надежде - сломаюсь, починят, там может и спишут.

В нутре жестяном громыхает укладка с биксОм,
В кабине качается заяц на зеркале. Трещин
Не счесть на стекле. Я въезжаю в овраг колесом,
В нутре моём тащат детей, стариков или женщин.
В кабине дремота ночами, порой даже днём.
Я - старость с облупленной краской, я много сюрпризов
Видала уже. Но скриплю - ничего, поживём, -
Сидящим в кабине. Я их отправляю на вызов:

- Вернитесь обратно, одни или как там пойдёт,
Я что? Ничего. Потерплю, поскриплю, но доеду,
Мы всё-таки с вами знакомы не первый уж год,
Я сдохнуть хочу, вы мечтаете всё об обеде.
Водитель - мой друг, заливает мне в горло бензин,
Усталая фельдшер мне шепчет "Спасибо, успели!"
Я помню за тысячу слов "Подожди, тормозим!"
Но что там кому-то до памяти старой "газели".

Потёрты кресты на боках, не красны, не горят,
Я вою прокурено-хрипло, как старый астматик,
Я слышу, как те, что в кабине, со мной говорят,
И я понимаю, что им, как и мне - уже хватит.
Мои проблесковые тускло сверкают сквозь ночь,
Во мне умирали, рожали и прочее - в запах,
Который впивается в кожу, как им в форму дождь,
Когда я сквозь грязь тихим ходом в резиновых лапах.

А я так хочу взять однажды и не завестись,
Заглохнуть и выпустить пар, может это не хуже,
Чем то, что всю жизнь мою. Только я слышу: "Прости!
Давай же, родная!" - и я завожусь. Значит нужно
Кому-то, не нам, проезжать через гОды на взлёт,
Выбрасывать крылья, лететь, пока есть душа в теле!
Я ваш самолёт, вы мои пассажиры. Вперёд!
Пока я могу... Пока всё ещё не на пределе...