После Освенцима

AFTER AUSCHWITZ
                Anna Sexton
Anger,
as black as a hook,
overtakes me.
Each day,
each Nazi
took, at 8: 00 A.M., a baby
and sauteed him for breakfast
in his frying pan.

And death looks on with a casual eye
and picks at the dirt under his fingernail.

Man is evil,
I say aloud.
Man is a flower
that should be burnt,
I say aloud.
Man
is a bird full of mud,
I say aloud.

And death looks on with a casual eye
and scratches his anus.

Man with his small pink toes,
with his miraculous fingers
is not a temple
but an outhouse,
I say aloud.
Let man never again raise his teacup.
Let man never again write a book.
Let man never again put on his shoe.
Let man never again raise his eyes,
on a soft July night.
Never. Never. Never. Never. Never.
I say those things aloud.

I beg the Lord not to hear.



Свободный перевод

Гнев,
столь же чёрный
как дым из печи,
настигает меня сегодня,
задушит завтра.

Вновь готовит
голодный нацист
в восемь утра
стейк из ребёнка
себе на завтрак.

Пламя адово.
Маслом смазана сковорода.
Смерть
скривила челюсть в насмешке.
Грязь соскребая
с ногтей палача,
она не играет с пленным
в «орла и решку».

Кто человек:
птица с гниющим нутром
или цветок,
который сожжён будет вскоре?
Слышишь, Господь?
Я до хрипа кричу
сквозь страхи людские,
сквозь жуткие стоны и горе.
Но…

Пламя адово.
Маслом смазана сковорода.
Пустые глазницы смерти беспечны.
Грязь соскребая
с ногтей палача,
она,
как всегда,
промолчит
о добром и вечном.

Мне удивительно,
что человек,
с нежными пальцами стоп –
вовсе не храм, а сортир,
в коем отбросов море.
Слышишь, Господь?
Я до хрипа кричу
сквозь страхи людские,
сквозь жуткие стоны и горе.

Пусть человек никогда
не заварит чай,
книг не напишет,
туфель своих не наденет.
Пусть человек никогда
не поднимет глаз
на июльскую ночь,
не заработает денег.

Нет! Никогда! Никогда!
Никогда! Никогда! –
гнев за спиной
громко в затылок дышит.
Слышишь, Господь?..... 

В то же время
Тебя молю
гневного крика
души моей
не услышать.

14.07.15

коллаж Сергея Семёнова