И когда ты не умеешь пить до дна..

И когда ты не умеешь пить до дна, вдыхать по самое не хочу, выть по волчьи и зализывать раны и никогда не обращаться к врачу. Когда каждая третья рюмка за упокой, а каждое второе слово "мне по плечу" тогда ты понимаешь, что ты на дне и по сути не думаешь даже всплывать и доказывать сто мне здесь древенеть, никуда не опаздывать и не мельтешить, когда сердце живет уже вне тебя и по сути треть отведенных тебе годов прожжено как поля не приносящие урожай. Сажай потом перед собой друзей и объясняй почему тебе так нужно сейчас к чертям улететь. Впредь не успокаивай всю эту свору по мути собак которые часть лижут тебе ладони а другая облаивает не узнавая, как только ты обнажишь душу. Да я смелый признаться, что тупо трушу, показать тебе свое нутро. Мне не то, что бы западло но как то бессменно то, что я глушу в себе эти порывы говорить просто правду. Эти надрывы всех заспиртованных за йодированных ран. Во мне внутри установлен капкан и его еще никому не пришлось пройти. Вокруг моего Бондовского острова ров, у меня внутри мой личный котлован. Передо мной восхитительный черный туннель, Внутри просыпается нервный заспанный зверь. Если в крови отменного брожения хмель, а в ушах пульсирует только «верь», то я наверное или слепа или все же глуха. Мне не избежать потерь. За туннелем я думаю новые берега. Я наверное себя не правильно берегла, что теперь не вижу ни конца ни края. Я наверное не того просила, не так ждала, что теперь пустая. Я наверное не о том молчу, что крик вырывается из гортани воем, но зверь проснулся внутри и теперь нас двое. Мы стоим и смотрим в этот туннель, ослабевая. После туннеля наверное ворота к раю, но «мне туда нельзя. Ни с вами, ни около, ни подле вас» и тут мой зверь начинает скулить. Мы не видим, чего, но боимся. Мы страшимся того что впереди. Того что может даже не случится. Неизведанного боишься всегда. В конце туннеля пугает надежда.