55. Деревце Бонсай. Сказание о Коло-сане

 
Сродни седому кукловоду,
Ты управляешь всем Луна,
Связав нас паутинной нитью,
Ты ночью царствуешь одна.
 
Потянет паутинку: вспомнит
О той, что сутки напролет
О нем грустит, весь день тоскует,
В подушку горько слезы льет.
 
И загрустит в стране далекой,
Среди пирующих дружин,
Певец веселый, старый воин,
Седой отец, и юный сын.
 
Но уплывет царица ночи,
И сеть с собою унесет,
Сияет солнце, грусть забыта... 
Но что под сердцем так сосет?
 
Что бередит сердца героям,
На души их наводит тень:
Блужданье по чужим покоям,
Предвосхищение потерь?
 
Чем ближе битва роковая,
Тоска в сердцах людских сильней,
И дом свой чаще вспоминают,
И память о родных больней.
 
Пустые залы, коридоры,
Дверей распахнутых ряды,
Разбита мебель, кучи сора –
То вод  бушующих следы.
 
Бредут усталые герои
По залам Темного Дворца,
Не перечесть им всех покоев,
И переходам нет конца.
 
Пять этажей уж миновали
Все закоулки обошли,
Подвалы, башни обыскали, 
Но след Мидори не нашли.
 
Как Душу обнаружить можно?
Незримых ног как след найти?
Шанс на удачу, так ничтожен,
Что ждет ещё их впереди?
 
Идут друзья, Земля уснула
Вокруг безлюдье, всюду тишь…
«Но что там справа промелькнуло?»
«Да ничего, наверно мышь».
 
«Какая мышь! Смешно мне право,
Таких мышей не видел свет!
Что давеча мелькнуло справа,
Окрашено в зеленый цвет.
 
И как знаток их всех повадок,
Мур-мяу, доложить спешу…»
«Да полно, коли уж зеленый –
Не мышь, понятно и ежу».

«Но что-то все-таки там было,
Пожалуй, надо бы взглянуть. 
А ну, Баюн, давай-ка, живо,
Проверь тот закуток, и в путь!»
 
«Проверить-то, конечно, можно,
Но точно говорю: не мышь.
На двух ногах ходить им сложно,
А в платье, и того поди ж.
 
Да и вообще, откуда платье,
Какая, право ерунда!
Нет, дорогие мои братья,
Там нет мышей. Вперед айда !»
 
«Постой, постой! Что он там мелит?
Какое платье? Говори,
Что видел ты на самом деле,
Кто там таиться у двери?»
 
«Мышей там нет, я это чую,
А что мелькнуло, то – пустяк.
Я столько лет уже мышкую,
Что ошибиться тут никак!»
 
«Да что ты глупый кот заладил,
Нам мыши, право, ни к чему.
Долбишь, долбишь тут, словно дятел,
Уйми-ка мыслей кутерьму
 
И объясни нам, ради Бога,
(Что то не мышь, мы усекли),
Так кто мелькнул там  у порога,
Кого увидел ты вдали?»
 
«Там просто платье пробежало,
Точнее будет – кимоно,
Зеленый шёлк, сандалий пара…
Да больно уж мало оно.
 
И даже карлик, ах, простите,
Иль, извините, лилипут,
На это платье не польстится:
Размер не тот имел лоскут».
 
«Опять он чепуху городит.
Остался нам этаж один.
Давайте дольше тут побродим,
И все получше разглядим.
 
И коли платье здесь мелькнуло,   
Так значит надобно искать,
Обшарить каждый закоулок,
И закутки все оббежать…
 
А где же Цуки?» Все в смятенье –
Какое зло судьба таит?
И тут все видят:  на коленях,
Она у деревца стоит.
 
«Ах, боже мой, какое чудо,
Смотрите: ива, как цвету !
Ты появилось здесь откуда,
И на свою взросло беду?
 
Мрачнее места нет, и доли
Нигде суровей не найдешь.
Ты – словно девица в неволе
Тут в мрачном сумраке цветешь.
 
Но я возьму тебя с собою
В свой  милый дом, чудесный край,
Ты будешь жить среди левкоев,
В стране весны, где вечный май!
 
В вечерней нежиться прохладе,
Под светом лунным засыпать…»
«Послушай, Цуки, Бога ради,
Не можем время мы терять…»
2826
«Но, как же быть мне, делать что же?
Его оставить, силы нет:
Оно на маму так похоже…
Здесь тлен и мрак, здесь мертвый свет!»
 
«О чем ты говоришь, родная,
Похоже дерево на мать?!!!
Как объяснить тебе, не знаю…
То морок может быть опять.
 
В расцвете сил она угасла,
Успев родить тебя на свет,
И облик нежный и прекрасный
Ушел во тьму за ней вослед.
2829
Возможно это только чары,
Чтобы навек тебя сгубить.
Того что в жизни не бывало
Нельзя ни вспомнить, ни забыть.
 
Досталась доля непростая,
О,Цэнцурэна дочь, тебе,
Но вражеская воля злая
Еще грозит твоей судьбе.
 
То зло, что мать твою сгубило,
Мидори душу унесло,
Свои миазмы здесь пустило,
И пышным цветом расцвело…».
 
«Ты, значит, Цэнцурэна дочка,
Принцесса Цуки, говоришь?»
«Так вот то кимоно, мур-мяу,
Что принимали мы за мышь!»
 
И все застыли в изумленье
На чудо новое глядят,
«О, кто ты, дивное виденье?
Не ложь ли кажет здесь нам взгляд?»
 
«Ты, значит, дочка Ценцурэна…
О, Цуки, милая моя,
Я словно вырвалась из плена,
Как будто снова дома я!
 
О, нет, поверь, я ни виденье,
Ни злые чары колдовства,
Ни черной бездны мрачный гений,
Ни дух, лишенный естества.
 
Душа я этой крошки ивы,
Я – Аояги – твоя мать…»
«Не верь ей, эти речи  лживы,
Кто лег в могилу, тем не встать!
 
Нам надо уходить скорее,
Бежать быстрей, что будет сил,
Пока последний свет рассудка
Безумства мрак не погасил».
 
«О, нет! Постойте! С вами кошка,
Им ведомы исчадья тьмы. 
Скажи, похожа я немножко,
На духов мести и войны?

«Мур-мяв, зачем слова такие,
Тревожат мой кошачий слух?
По всей, заверю вас, России
Ты самый благородный дух!
2840
В ней злости нет и нет коварства,
Нет даже капли темноты,
Душа её из Света Царства,
Где солнце, ветер и цветы …»
 
«Пусть, ты не демон, предположим,
Не ведьма гор, не злой вампир,
Но как, ответствуй мне, возможно
Вдруг умерев, вернуться в мир?»
 
«В тот миг, когда секирой острой
Зеленый ствол был срублен мой,
Когда  под кленами погоста
Закрылась дверь в мой склеп сырой,
 
А тень моя еще блуждала,
Под Солнцем Спящих, в том краю,
Где в детстве  я рассвет встречала,
И обрела любовь свою…
 
Там я прощалась с домом милым.
И… с горсткой пепла у ключа…
Когда-то здесь я ветви мыла,
В волне бегущего ручья…
 
И в миг тот словно издалека,
Во сне ли это, на яву,
Вдруг чувствую движенье сока
И трепет листьев на ветру.
 
Не знаю уж, какая сила
По странной прихоти судьбы,
Мой  прутик ивовый взрастила,
Кто за меня вознес мольбы?
 
Но Бог Сусаноо, наш гонитель,
Чтоб извести  Богини  Дом,
Унес нас в здешнюю обитель,
И позаботился о том,
 
Чтоб не могучей стройной ивой,
Раскинув ветви, я росла,
А карлицей кривой и хилой,
Посмешищем для всех была».
 
«О, мама! (Я так рада маме!)
Какое счастье – ты жива!
И только жаль, увы, не с нами
Ты эти годы провела.
 
О, как тебя нам не хватало,
Как был несчастлив наш отец,
И, словно солнце не вставало,
Был в сумрак погружен дворец!
 
Сестры моей мы ищем душу,
Оставив дом свой позади.
Мы сквозь моря прошли и сушу
В надежде здесь её найти.
 
Но вот уж трижды солнце село,
И трижды наступала ночь,
А все на мёртвой точке дело,
И мы не в силах превозмочь
 
То зло, что дни нам омрачает,
Тот рок, что нас года гнетёт,
Как щепки по волнам швыряет, 
И вдаль безудержно несёт».
 
«Мидори душу вы искали
И не могли найти никак?
Забудьте прежние печали…
Луна взошла, хороший знак…
 
Сейчас она в окно заглянет
Луч на корявый бросит пень,
И призрачным вокруг все станет
И обретет реальность тень.
 
Смотрите, свет в окно струиться:
Истаял пень, опал возник.
Душа Мидори в нём томиться,
Её беззвучный слышишь крик?
 
Как он мне душу раздирает,
Как сердце рвет в тиши ночной,
Кричит мне, просит, умоляет:
«Домой! Домой! Скорей домой!»
 
И ни минуты нет покоя,
Ни днем, ни ночью, ни во сне:
Дитя, столь сердцу дорогое
Хоть рядом, недоступно мне!
 
Её метания и крики,
Тень птицы хищной за окном,
Опала радужные блики,
Мне вечно шепчут об одном:
 
«Беги быстрее, без оглядки,
Скорей своё дитя спасай!»
Но как бежать? Мечты-то сладки,
И только обещают рай».
 
Тут Коло-сан, воздевши руки,
Воскликнул: «Сколько было слез,
И претерпеть какие муки
Семье несчастной довелось!
 
Я предлагаю план серьезный,
Не всем быть может по душе…
Но наш противник слишком грозный,
Нас побеждал не раз уже.
 
Пока судьбы застыли чаши,
Пока Кощей сбирает рать,
Нам надо милых женщин наших
В Край Мандаринный отослать.
 
Считай,  свершили мы полдела:
Душа Мидори найдена.
Домой пускай летит и тело
Скорее обретет она.
 
Пускай опал с душой Мидори
Они доставят во дворец…»
«Но как же переплыть им море,
Чтоб возвратиться, наконец?»
 
«Да и до моря чтоб добраться,
Немало надобно хлопот».
«Да будет вам уж сомневаться:
Ковер-летун, Мур-мяв, вперед!
 
«Но мы согласья не давали,
Мы рядом с вами быть должны!»
«И вместит всех ковер едва ли!»
«Дороги в небе не видны!
 
Куда лететь нам не известно…»
«По звездам пролагайте путь.
А впрочем, мне бы было лестно,
На Мандаринный Край взглянуть!
 
Да и ковер вернуть обратно,
Неплохо было бы потом.
И дамам было бы приятно
В пути беседовать с Котом!»
 
«Ну что ж, Баюн, вперед, за дело!
Садитесь, дамы, на ковер!
Грузи опал. Немного влево!
Теперь правей, вот так, пошел!»
 
«Но я согласья не давала,
Вас покидать я не хочу» –
Сказала Хоси им устало.
«И я туда не полечу!
 
Что делать мне, Недотыкомке,
В краю неведомом, чужом?
И будут ли мои потомки
Считать тот край за отчий дом?
 
Я стану здесь сражаться с вами
И коль судьба погибнуть мне,
Пусть рядом буду спать с гробами
Моих родных в родной земле!»
 
«И нам, воинственным сестрицам,
Лететь туда не суждено.
Мы вместе будем насмерть биться,
А кончив бой, уйдем на дно.
 
В Ольменя мы вернемся воды,
В хрустальный омут наших слез,
Где пестрых рыбок хороводы
Мешали явь с обманом грез».
 
«О, где же взять, скажи, мне силы
Тебя покинуть в час лихой,
Того, кто был мне мужем милым
За темной сенью гробовой.
 
Кого ждала я от рожденья,
О ком мечтала день и ночь…
Нет, тут не может быть двух мнений,
Я остаюсь, сомненья прочь!
 
А мама  пусть с душой сестрицы
Летит скорее в край родной.
Как старый  Дед наш удивится,
Отец как счастлив будет мой!»
 
«А мы, Жар-птицы, будем стражей,
Эскортом наш Ковер вести.
И трижды пожалеет каждый,
Кто встать захочет на пути!»
 
И вот Ковер взлетел под тучи,
Сквозь них промчался и пропал.
И долго Коло-сан могучий,
Им вслед смотря, рукой махал.
 
И две слезинки что повисли,
Смахнул рукой он со щеки…
А может это были брызги
Впотьмах несущейся реки?
 
Возможно, так оно и было,
А может быть, не так совсем,
Но сердце Коло-сана ныло
И видно это было всем.