Колыбельная

Баю-баюшки-баю. Слушай, милый, я спою. Засыпаешь на краю — значит, думаешь: вполне сможешь справиться с волками.
Можно спорить, но не мне гнуть здесь линию свою. Если верить воронью,  тучи всех ночей темней собираются над нами. 

Ладно-ладно, я не вру: прочен мой защитный круг. Только, милый, не к добру — при скруглившейся луне — вспоминаешь бирюка ты.
Мне не страшно, что ты, нет. Я скажу тебе, мой друг: мне гадалками бирюк — им привиделось во сне — наречён как провожатый.

Мне сказали: впереди вёрсты долгие пути я сама должна пройти, чтобы встретиться с судьбой, заключённой в шкуру волчью.
Как там будет, злой — не злой, пощадит — не пощадит, неизвестно, ты прости. Здесь мы встретились с тобой, так что слушай, милый, молча,

баю-баюшки-баю, колыбельную мою. Засыпаешь на краю, значит, думаешь, что мне безопаснее у стенки.
Или, может быть вполне (если верить воронью), чтобы жизнь сберечь свою,  было б лучше в стороне ночевать мне деревенской.

Но… Землянка здесь одна. Тучи, ветер, ночь, луна — круглолица, холодна. Может быть, не стоит мне называть так быстро другом?
Повстречались — суток нет, и уже постель одна. Я не вру, но надо знать: круг спасает лишь от тех, кто остался там, за кругом.

А от тех, кто здесь, внутри, что уж тут ни говори, от заката до зари — ночка всех ночей темней! —ворожба помочь не в силах.
Мне не страшно, что ты, нет. Но на каждый тихий скрип ты — нахмурен и небрит — только хмуришься сильней. Ты чего боишься, милый?

Я вот вовсе не боюсь. Баю-баюшки-баю, я тебе сейчас спою — я же знаю, что никто не придёт в землянку нашу.
Кто рискнёт  — весь мир замолк! — тот закончит жизнь свою: ты ложишься на краю,
ты — тот самый серый волк.

…Мне совсем-совсем не страшно.