Дорогой самоубийца

Владимиру Владимировичу
Маяковскому (19.07.1893-14.04.1930 гг.)
и Лиле Уриевне Каган (Лиле Брик)
(11.11.1891-04.08.1978 гг.)
---

Любовь — странная, блудострастная, не подвластная кошка,
Свободолюбивая самка, сама по себе стремится гулять…
Зверской болью мучительно изувечивает трагическая оплошка,
Если возлюбленная — холодная, неисправимая ****ь…

1

Трезво смотрю
из текущего странного века
в век минувший, кровавый и славный.
Ураган мировой войны —
страшная веха —
мучительно рвёт
развёрнутый, православный,
монархический мир…
Разрушительно реют раскаты
смертельных революционных гроз.
Разгульно-разнузданный пир!
Резвые литэкспериментаторы
прежнее искусство волокут на погост.
Пестреют многоцветием  звонких лир,
рифм увядающие трели менестрелей
«Серебряного века»…

Теперь, через столетие,
постичь пытаюсь
таинство любви
удивительного поэта и человека…
Всем, кто знал, знает любовь
или будет любить, страстью влекомый,
кроваво-тревожным маяком.
Из обнажённой правдой тьмы горит
простреленное сердце
Владимира Маяковского!

Тысяча девятьсот пятнадцатый год.
Ненавидящий блеск бытия,
транжир и мот
бесценных слов и образов
бравурной славы хочет.
Лихой левша фортуной позолочен…
Под страшные стоны России,
бьющейся бессильно
в лапах гражданского насилья,
дерзостно крепнут таланта крылья
у парня в парнасском порыве
от страждущих чувств изобилия…
«Облаком в штанах» напророчил
судьбы любовно-неутолённую линию —
и… случилась
эта Лилия…

Ублажила, ураганом вскружила
сластолюбивая фифа, ликуя,
футуристу шальному
восторженно-искренний,
бурлящий бунтующей страстью неистово,
молодой мозг.
Слепнет бессильный бедняга
и, жалкий, плачет,
щенячьи скуля, озабочен очень…
И отчаяньем льётся,
яростно-точен,
ярко, талантливо раскалённый
стон строчек…
Расцветает трагипорочно
в половом многоугольнике
лютый лилейный цветочек!
Покорный похотливой формуле,
блудодейскому расчленяющему
Бриковскому биному,
обвитый цепкой лианой,
жгущей, сладко-жестокой, желанной…
Всего лишь один из многих
послушно пользуемых
Лиличкой многочленов.
Рабострадальчески млеет
горлан-мазохист
от наркотически — обжигающих розг,
лелея генитальную истому…
Самоистерзываясь
в бликах сплетен, стойко муки сносит
молочный братодруг Оси…
ОБричённость семейных
коэффициентов разложения —
неразрешённый вопрос…

О, как пламенному трибуну —
громадному, живому,
изношенному и больному —
приходилось искренней
половой тряпкой ползать,
унижаясь во весь голос!
Спотыкаясь о пошлость,
трубить, воздымаясь
во весь исполинский рост!

В удушающем поводке,
в петле жестоких чувств,
пульсацией боли крик повис…
Увы, в любви
никакой ты не слон и не бык,
ты — щенячий вой,
ты — мышиный писк…

Куда же ты мог деться,
недолюбленный с детства,
от блудливой Брик —
её истеричный каприз…
Исстегал до кровавых ошмётков
слепое сердце
повелительный,
хладнокровный
хлыст!

Воспалённый,
очекистенный,
уязвимо опутанный
хитро-странными узами,
весь разизметался
нелюбимостью неизлечимой
между несвободными музами…
Бедняга Володя!
Мистической мощью слова
ты доставал до звёзд!
Но страшную манию самослома
снова и снова
лелеял душевный хаос.
И вослед за Есениным
обречённой звездой
упал в чёрный космос…

Неиссякаем, 
бунтарски грандиозен,
феерический, поэтический след…
А любимая липкая Лилия
цвела, вожделея,
ещё сорок восемь лет,
коэффициентики связей
богемно представляя
при многочленах,
спокойно и сытно
питаясь талантом
и славой поэта
нетленной.
А ты нелепо умолк навсегда
и плачешь
в последней вселенной…

P.S.
Неукрощённость ревнивой мольбы,
душившей пятнадцать лет
и два последних дня,
глупо застыла навеки
посмертной, пустой мечтой:
«Лиля — люби меня».
Огромный поэт
Революции, вздыбленный,
воинствующий золотой дифирамб!
Невезучей, принижающей любви
грандиозный слепой,
драгоценный раб…

Пусть эта любовь
для тебя
не была унижением —
я понимаю,
но не принимаю
тебя с уважением…

P.P.S.
А потом
сладкое «солнышко»,
«Лиличка»,
умная рыжая «кошечка»,
по праву наследования тайком
архивную, пыльную правду
судьбы поэта
почистит немножечко…

Зачем 
безжалостно уничтожила
жаркие письма женщин
к нему?!
Тебя прославивший преданный «Щен»
и так обречён
оставаться навечно
в мутном твоём плену…
Великопорочная 
еврейская женщина,
ты чувствовала вину?!

2

Зачарованность своенравным цветком не вечна…
Зачем хвататься в игре безумства за пистолет?
Любовь то затухает, то вспыхивает беспечно
И может прорасти через барханы засушливых лет

Ярко-нежным, дарящим взаимность цветком,
Когда не надо любовно встречаться тайком.
Верная жена благоговеет, и долгожданен дом.
Запутавшись, ждать не мог, распластался ничком…

Если жизнь хитрая, злобная, чёрно-рыжая кошка
Когтями острых страданий выцарапывает боль,
Опасно психованно, дразня смерть, понарошку
Шантажировать, рыдая униженно, любовь собой!

На краю загнанного отчаяния,
в жалком бредовом раже,
Выплёскивая мрак комплексов и ненависти изнутри,
Терзаясь проклятием не обладания
единственной даже,
Мучая молоденькую Веронику и себя — посмотри,

Пойми, сколько ж мог написать стране и людям!
Сколько мог счастья любой возлюбленной дать!
Дорогой
самоубийца!
Мы помним,
удивляемся,
ценим и любим!
Самоскончался ты —
и социализм,
но читаем,
и будем
тебя чтить и читать!

P.S.
Роюсь в столетнем каменеющем @овне
И думаю о твоей борьбе и обо мне.
Щурюсь новой капиталистической весне.
Тебе не привиделось бы и во сне…

Безжалостен обратный ход маятника.
Грущу: нет больше тебе памятника!
Конечно, фигур и бюстов много,
Стоят они величаво и гордо,
Над суетой мужественно вознеслись,
Но пал построенный в боях социализм.

Увы, коммунистическое далёко
Осталось в красоте и силе слова…
Капитализм вернулся хищно снова.
Тебе бы было очень, очень нелегко

И горько видеть ****ь с хулиганом.
И сифилис, трогать мумии пятилеток,
Слушать людей с пустым карманом,
Видеть киллеров, у;рок и наркоманов,
Беспризорных, озлобленных малолеток,
Педофилами сладко истерзанных деток,
Тусующихся випов и профурсеток…
Как гребут немеряно чиновники в стране
И молятся любым богам и даже сатане,
Как СПИДом скрючены тела и души —
Впрочем, не надо об этом лучше…

Ты узнал бы и о групповой любви…
Ладно, великий классик,
спокойно спи…
Ты не принял бы
демократии  и свободы,
И реформаторов
народные заботы…

2010

* * *