Сказка

Была традиция в Просковьиной семье:
За посиделкой дядя рассказывал «сочинки»
(«Сочинки – это сказки»). И было веселей
На каждой посиделке (хоть свадьба, хоть поминки);
Просковья соберёт в ладошку леденцы
И лезет дяде Кузе на тёплые колени.
И вмиг заговорят дядь-Кузины усы,
И вмиг притихнет стол (а с ним три поколенья).
***
- Я шёл однажды в степь, смеркалося уже…
Назначила мне встречу моя подруга Манька.
У ней улыбка – смех! Натянет до ушей!
Ну, а сама – хитрюга, горда и очень манка.
Ну, хороша девица! И дома похлопочет,
И басенки разучит, и песню запоёт…
Так вот! Иду я к Маньке по лесу тёмной ночью,
Вокруг меня – чащобы, да филин всё орёт.
Я помню – точно помню! – расчистил я дорогу,
А то всё ветки, ветки, прохода не дают!
Смотрю: какой-то терем. Облезленький, убогий,
На крыше из соломы гнездо пичужка вьёт.
Откуда этот терем? Доселе я не знаю,
Всегда ходил по лесу и каждый кустик знал,
А тут – откуда взялся? «Поди, не отгадаю» -
Подумал я и дальше на терем курс держал.
И я тогда не помню, как я свернул с дороги,
Забыл я вмиг про Маньку, забыл про всё вокруг.
Стою у теремочка, на самом на пороге,
И тут из теремочка я слышу громкий стук.
Дар речи потерявши, проклял себя три раза,
Отныне с самогонкой поклялся завязать;
Я, как в былинных сказках, протёр свои два глаза,
А ТАМ, не прекращая, стучат себе опять.
А вдруг всё это снится? Отвесил оплеуху,
Стою, себя дубасю – картина хороша…
Но вдруг ОТТУДА голос донёсся мне до уха:
«Откроете?» - «Открою…» - сказал я, чуть дыша.
В бреду каком-то ручку никак не мог нащупать,
Когда нашёл – решался: открыть иль не открыть?
А там всё продолжали: скрестись, царапать, стукать,
А мне тогда хотелось ещё чуток пожить…
Сошёл я прочь с порога! Хотел в бега пуститься,
Но ради любопытства в окошко посмотрел:
Там ставни, а на ставнях – хорошенькая птица,
Сам кроха, а во взгляде – неплохенький пострел…
И тут опять стучатся… Да что ж это такое!
Теперь в окно набатно, грохочут, словно гром.
Да лучше б я питался дубовою корою,
Чем ночью, в самой чаще нашёл проклятый дом!
Я думал: вот забава! Забрались и стучатся!
Собрались там, наверное, всей сельской детворой!
Ногой я вышиб дверь. «Вот так вам потешаться,
Вот так вам издеваться над дядюшкой Кузьмой!»
Но в теремочке – пусто. Ни в печке, ни за печкой
Ни одного мальчишку тогда я не нашёл.
Тут глянул я на стол – горела мирно свечка,
А рядом – порожочки и в баночке рассол…
Кого же я услышал, когда открыть просили?
За переживаньем этим хотелось очень есть…
Я подошёл к столу. Мне мало было силы,
Чтобы пойти вперёд… Но не успел я сесть,
Как вдруг передо мной, на скатерти лежала
Девица – красота… Но с рыбьиным хвостом!
Вся мокрая, в песке, смотрела так устало,
И вяло шевелила чуть приоткрытым ртом.
Я, право, удивился: откуда ж ты свалилась?
Смотрел на девку молча, минут так десять-пять…
Уже подумал – право, мне это всё приснилось,
И начал, как безумный, бока себе щипать,
И вдруг моя девица, как будто встрепенулась,
Присела на чешуйки и стала хохотать.
Я сел на стул от страха. Она ко мне пригнулась
И тихо так на ухо давай слова шептать…
Что там она шептала, о чём мне говорила?
Тебе, Просковья, рано ещё об этом знать.
Но только лишь умолкла и пальцем поманила,
И я за ней, ведомый куда-то стал шагать.
Не помню, как мы с ней у речки очутились,
Я только помню – я, как мальчик, был влюблён…
Мы с ней в воде играли, купались, веселились,
Я с нею был, как ветер – свободен и силён,
Она была красива: копна волос густая,
Глаза и брови, губы и носик – всё при ней!
Я на неё любуюсь, и никакая Маня
(Тогда, как мне казалось) и не сравнится с ней!
И нежны были руки, и сладки были речи …
Но тут мой лютик милый запел, как сам не свой,
Когтями зацепилась русалка мне за плечи
И очень так не добро кричит: «Теперь ты мой!»
Вдруг глазки голубые налились тёмной кровью,
Торчали, словно веник, колючих две брови.
А губки, что так нежно шептали мне с любовью
Потрескались и лопнули, шипели изнутри…
Тогда на дно речно она меня топила,
Смеялась… Нет, как лошадь она тогда ржала.
Но вдруг за ноги Манька меня назад тащила!
Моя Маняша вовремя к речушке подошла!
Одним ударом ловким русалку оглушила,
Разделалась так просто – без шума и погонь!
Меня на берег мокрого и грязного тащила,
Ну, я же говорил вам: не баба, а огонь…
Отныне с моей Маней мы вместе только ходим.
Историю про терем мы вспомним иногда,
Теперь с речной пучины мы с Манькой глаз не сводим
И шутим так: мы вместе, ой, не разлей вода!
- Да врун ты, дядя Кузя! Русалок нет на свете
И нету теремочка в лесной чащобе той.
Твои сочинки любят и взрослые, и дети,
Но нету ни правдинки в сочиночке такой!
- Ну, верить иль не верить – твоя, Просковья, воля.
Сотри скорей с ладошек от леденечков пыль.
В моих сочинках шутки – малюсенькая доля,
Всё остальное – правда, всё остальное – быль!