В городе N

В одном городе, скажем, что он называется город N,
Где на каждый фонарный столб полагается проститутка,
Где пейзажи похожи часто на старенький гобелен
И курсируют по маршрутам безрадостные маршрутки,
Отбивая билеты. Контролем по облакам,
Ходит хмурый, одетый в робу, небритый Боже
И где каждый придирается не к стихам,
А к тому,что чуть-чуть поглубже сидит под кожей...
В четырёх невозможных тесных стенах она одна
Наблюдает, как море плещется и полощет
Её память, в коей много помады, лиц и вина,
На своей постели, расстеленой по квартире, словно Красная Площадь.
В общем, дело не в том, как она любила его,ждала,
Как страдала, болела кем-то и как творила.
Это просто сказка о том, как она жила.
И о том, что каждое утро потолку говорила.
Говорила,что он небрежен, низок и смур,
Но за ним скрывается целый незримый Космос.
И почти перестала уже презирать этих дур,
Что воруют оттуда её персональные звёзды.
Может, эти звёзды она берегла для тех,
Кто вступал носочками в её жизнь и сразу стаптывал душу,пока она бьётся.
И с тех пор, она почти ненавидит мужской заносчивый смех,
Потому что сама таким смехом над кем-нибудь да посмеётся.
И меняет мыло на орхидеи-порой ей хочется выкупить
В ближайших ларьках и у бабушек все на свете цветы,
Чтоб собрать их в охапку и так отчаянно вытоптать,
А после сидеть и плакать от этой стоптанной красоты.
Но это непозволительно, даже для образа сильной железной леди,
А уж тем более, для сопливой девицы с глазами цвета весенней драмы.
В этом году у всех, попавших под диспансеризацию, Тедди,
Будут снимать электрокардиограммы.
И в этом сраном городе, скажем, что он назывался не N, а менее значимо, на промилле,
Она надевает пальто и ночью выходить дышать бензином.
Бросается к проституткам: "Скажите, а вы любили?"
И говорит с отражением на стекле магазинов.
И проститутки плачут, услышав это чёртово слово.
А она вся цветущая перебирает море на тонкой белой лодыжке.
"Ты уходи" - говорит ему. А у самой - всё сжимается снова.
Ей бы билет с путёвкой - и к счастью - без передышки.
Помадою красной ластятся, грудью огромной давят,
Вспомнили, что любили... Смотрят, глаза - синющие.
А у неё эмоции где-то в горле картавят,
Так по-французски нежно и по-новому вопиюще.
Солнце в окошке молится. Небо с рамой не клеится.
К чёрту тебя, наигранный, в омут. К чужим, пропащим.
Ведь у неё - бессонница. Это не переменится.
В общем, дело не в этом.

Она

была

настоящей...