они заберут и тебя

женщина с черным пакетом идет к метро,
даже хромает, ступая по тротуару.
кто-то ей в спину шипит: эко развезло,
кто-то идет, не обратив внимания.
женщина с черным пакетом идет к метро.
взгляд ее пуст, руки дрожат, шаг медлен.
люди идут, не чувствуя ничего,
женщина эта давно для них стала тенью.
женщина с черным пакетом идет, боясь,
что упадет среди этих шумных улиц.
прямо в одежде - в мокрую глину, грязь,
не расправляя плеч - прямо так, ссутулясь.
женщине сорок, и у нее вчера
умер отец - добрейшей души дедуля.
выкупив место в плацкарт, все еще в слезах,
женщина кутает в шаль шерстяную руки.
дрожь пробирает так, что любой хирург
взять не решился б за нож при таком ознобе.
был человек, а стал - охладевший труп.
все, кто любил его, как без сознания, в коме.
женщина громко дышит, стараясь, чтоб
слезы не хлынули вниз черным водопадом.
люди идут, толкая ее, и им
даже ее медлительность кажется сущим адом.

и вот один толкнет ее так, что вон
наземь летит пакет с похоронным хламом.
из ее горла прорвется не плачь, но вой -
тот, что она ждала вчера ночью в ванной.
посреди улицы, сжавшись от горя, встав
у указателя с надписью "М" московской
женщине станет внезапно сложней дышать
мир, разом вспыхнув, до точки сожмется словно.
сердце пронзит искрой ядовитой мысль:
"папа, прости, я не смогла иначе" ...
женщина падает - вслед за пакетом - вниз.
... все это словно когда-то случалось раньше.

только один ребенок, схватив подол
маминой юбки, внезапно зальется плачем
будто его пронзила немая боль
мама одернет руку: "не стой, нам дальше"
люди будут идти, покуда один из них
не увидит лежащую женщину на асфальте.
состраданием пропитанный ("будда учил - любить")
он присядет с ней рядом в цвестастой раста рубахе
вынет сотовый, и наберет ноль три,
или ноль ноль три - "как с мтс'а нужно?"
и он будет сидеть, и думать: "слова "люби
не затерты еще мейнстримом, где все - наружно".

и приедет газель, погрузит ее, и вот,
парень тоже уйдет, свою отряхнув одежду.
а сидящий на небе старик с сединой замрет,
словно скорчившись в боли, опять осознав: "невежды
вездесущи и бренны, что им не говори,
все вопиют "любовь!" - но судят, да так, что страшно.
и все думают: "сужу я не в глаз, а в бровь",
и повсюду ведь судят ближнего - ежечасно.
или, что того хуже - плевать им, плевать на все,
хоть ты сдох, хоть ты жив - никто не подаст руки здесь."
бог качает, дается диву, и слышен вздох:
"сколько черни и желчи, хоть вписывай в книгу гинесс"
только после, очнувшись, подумает, что парниша
пусть единственный был, но все-таки ведь - помог.
"значит, есть еще смысл, есть для сострадания ниша"
ошеломленный увиденным, думал Бог.

... а парниша придет, разувшись, к себе домой.
наберет своей девушке, скажет ей: "боже, знаешь
я тут видел такое, что, господи, на словах
и попробовав их подобрать, даже не расскажешь"

и поехав его утешать в ночи,
она там и останется - к часу метро закрыто.
через год у них будет счастье - родится сын.
а младенцы, как люди - им нужно, чтоб их любили…

и когда бог увидит, как могут любить вот так -
без зазорства, без пафоса, просто, без пустословия -
он вдохнет это в сердце женщине, той, что с того дня

потерявши отца,
год пролежала в коме.

2 июля 2015