Ласпи

               
               
Дует ветер с яйлы, гонит пену барашков к Босфору,
дайвер лезет в подводный костюм  на мыске,
черноморский калкан к берегам из глубин в эту пору
подплывает и ждёт, затаившись, добычу в песке
Он –  король камуфляжа, так ляжет, что и не заметишь,
весь в колючих шипах, не опасны дельфины ему,
и могучие крабы приёмы используют эти ж,
и большие скорпены – здесь есть поучиться чему.
Но подводный охотник достаточно опытен, знаю,
да и есть ли предел, где б ни смог побывать человек?
Кромка горная в небе, рельефная и вырезная,
солнцем облита жарким, что крымский, в соку, чебурек.
Тонут в зелени крыши элитные Батилимана,
средь утёсов и скал гомонит с утра птичий базар,
и стальной силуэт возле буны плавучего крана
серой массой застыл, словно древний какой бронтозавр.
  Куш-Кая, как трамплин, отражается в зеркале бухты,
с этой Птичьей скалы глянешь вдаль – остановится кровь:
здесь девчонки такие, что, если не будешь лопух ты,
то узнаешь русалочью в свете Селены  любовь.
Я о чём говорю, сам изведал, и неоднократно,
даже тригл я стрелял, если проще – морских петухов:
росы здесь, что алмазы, потянут на сотни карат, но
не возьмёшь их в карман – только в строчки душевных  стихов.
И, наверно, не зря носит место название – Ласпи,
и не зря в это место так тянет щемяще душа:
сладкий запах ухи, звон гитары и девичьи ласки
даже строгий наряд пограничников не нарушал.
А когда на закате я с камбалой вышел из моря
и багряное солнце за Айя скользнуло, как скат,
все цикады зашлись в иступлённом визжанье и оре
и замолкли тотчас, как потух опалённый закат.
Красный ствол земляничника рос возле самой палатки,
он лоснился, а щёлкни, и слышно, как тихо звенит,
а наутро заря полыхала из-за Мухалатки
и над Сарычем солнце опять выбиралось в зенит…