Остров Успокоения

По месиву проснувшегося мая,  вдоль зелени, израненной дождем, я покидал пределы снов и края, в котором мы, казалось нам, живем , едим и пьем , ругаемся лениво и не лениво, и, забыв слова, зовем «эй! эй!» своих детей сопливых…
О, где же вы, удачи острова, которые встречались нам в эпоху всезнанья истин, после всех побед нам выпавших? Неблизкая дорога от Трои к дому через много лет легла пред нами. Взмах руки до Бога, но взмах руки – и Бога больше нет.
(Будь прокляты потуги Менелая: призвать к ответу ту, что не желает любить назначенное родовой судьбой!  А впрочем … сами вышли на разбой с желанием добычи и наживы – легко, как в детстве до пяти считать. А вышло – эвон как!...)
Пером марать осталось полотно белее снега. Сто раз меняя альфу на омегу – и снова сто один, сто два … сто пять – себя считать и в строчках повторять, чтоб не забыть, откуда и зачем сюда заброшен волею небесной. Великий воин – странник бесполезный.

Но приключился май. Зацвел каштан. И опустел забвения стакан.  Натянутой струной дрожит аорта, с ослепших глаз спадает пелена – царица наливает нам вина и гонит в хлев, где тьма и воздух спертый – один на всех.
И это мы, поправшие троянцев?!  Приведщие обманного коня к вратам Троянским? Покарай меня! Лиши ума, дай умереть от пьянства! Но, громовержец, прародитель мой,  за что солдата сделал ты свиньей?!
Смердит вокруг … И, значит, я не смерд, коль не хочу принять такую смерть. Я снова выползаю на дорогу, и – поднимаюсь на грядущий свет, где говорят, что больше Бога нет, но взмах руки – и обретаю Бога.
Прощай царица – сытный хлев, тепло, уют навозной кучи и привычек. Расти свиней, корми пернатых птичек. Нас с Богом снова намертво свело скупое время, впрыснутое в май. Нам некогда. Дорога ждет. Прощай.