Вечер

Сумерки город укутали, в них загорелись огни.
Мёдом и маслом тепло в помещениях пахнет.
Искорки пляшут по снегу – это горят фонари.
Слуху приятное шума машин угасанье.
          Вечер повсюду – на улице, в свете уютном окна,
          В мягких и тёплых вещах и в простуженном горле.
          И из всех мыслей тревожность полностью удалена,
          В веках усталость таится, в улыбке – покорность.
Вечер приходит – и будто бы всё тяжелеет вокруг,
Всё припухает – часы, и предметы, и зданья.
Что существует – всё это вновь замыкает свой круг,
Действие снова сменяет теперь ожиданье.
          Часто в часы отрешённости, в пляске различных огней,
          Видится в мыслях иное, чем есть в самом деле.
          Манит возможность возможности – и очень скоро за ней
          Разум стремиться начнёт и кричать: «Полетели!»
Нет, остаётся по-прежнему в царстве дремоты судьба –
- Вечер, и хочется тоже и ей позабыться.
Самые общие слышат и произносят слова,
Чтобы ни чувством, ни мыслями уж не трудиться.
          Жизнь протекает иная, словно бы по вечерам
          Существованье своё прекращает дневное.
          И равнодушно к по лестнице малознакомым шагам
          Всюду сознанье. Ему и не снится иное.
Сон его мягок; он тёплый, мёдом он и молоком,
Маслом чуть-чуть, как и всё вокруг, пахнет. И только.
В нём ни чудес, ни огней. С бурями он незнаком.
Даже химера его не тревожит нисколько.
          Всё, что ушло – то ушло, что пришло – то пришло.
          Правило это простое он только и знает.
          Если сознанье ему поселиться дало –
          - Сумерки по вечерам всё и в нём укрывают.
Вновь подступает дремота – и гаснет окно.
Словно задумался сумрак на лестницах тёмных.
Ждёт он шагов… Даже дверь ждёт шагов всё равно.
Сон… Но дыхания есть ещё звук затаённый!
          Не подчинится сознанию он никогда –
          - Да и не знает оно то, что он существует!
          Не причиняет и не причинит он вреда,
          А на рассвете морозом на стёклах рисует.