Кто-то строчкой нацелился в вечность...

Кто-то строчкой нацелился в вечность,
пишет – стиль необычно высокий.
Я ж стремлюсь показать человечность,
даже, если герой мой неловкий,
а порой, что скрывать, грубоватый,
матюгами не брезгует даже.
Но не скажешь, что он виноватый,
в том, что мир в нечистотах и в саже.

Этот мир он своими руками
 от дерьма, что есть сил, очищает.
А «элита» брезгливо веками
 его быдлом за то величает.

Он, по сути, ведь – ассенизатор
 и создатель уюта элиты.
Но сегодня никчемный оратор
 оскорбить его может открыто.

И высокого ранга поэты
 не замолвят о нём ни словечко
 Старику, мне несвойственно это,
аллилуйю пою ему вечно.

Пусть бывают слова некрасивы,
предложения неэстетичны,
и за это читатель спесивый
 не поставит оценку «отлично».

Но собою доволен я буду:
отразил тех, с кем в шахте работал,
всех, кого никогда не забуду,
чьей бывал окружён я заботой,
грубоватою часто, но честной,
без эпитетов высокопарных.
«Награждённый» их речью нелестной,
я лишался привычек бездарных,
характерных в среде неумелых,
становился профессионалом,
и в горняцкой среде среди смелых
 стал своим уважаемым малым.

Моего не чурались там мненья,
заслужил я, что вскорости сталось –
приглашали меня в дни рожденья
 и делились бедой, что случалась,
говорили мне о сокровенном,
содержанием не для газеты…
Всем, кто были со мной откровенны,
говорю я «спасибо!» за это.

Нет о людях труда слов порочных,
восхищён ими я постоянно.
Им в своих зарифмованных строчках
 аллилуйю пою неустанно.