Пусть прорастает в душах память-семя

С внучатами иду гулять в наш парк.
Поверьте, временем я этим дорожу.
Средь шумных игр и радостных забав
Есть перерыв. Их к стеле подвожу.
И сам собою детский смех смолкает.
Цветы несу к подножью обелиска.
А в сердце метроном не замолкает.
И кланяюсь героям низко-низко.
Их постамент, что из гранита создан,
Ведет ступеньками меня в иное время.
О нем я внукам расскажу, пока не поздно.
Пусть прорастет в их душах память-семя.

И вспомнится кружок наш "Следопыт".
В нем пионеров дружная семья.
И Головизнина им вновь руководит.
О Душкине рассказываю я...
Он летчик. Лейтенант. Воздушный асс.
И в новгородском небе бился смело.
Оно увидело его в последний раз.
Там принял смерть за праведное дело.

Из девяти героев-земляков
Никто в рассказах наших не забыт.

Артиллерист-наводчик Жеребцов...
На Украине братской был убит...

Год сорок первый. Чкаловская школа.
И лейтенант молоденький Морозов.
В груди железная таится воля.
Геройский парнь. Эскадрилья его - тоже.
Громил врага на Брянском, Белорусском.
В Прибалтике с противником сражался.
Его сбивали. Надо ли о грустном?
Ему везло. И он живым остался.

В селе Краишеве родился Петр Спикин.
Войну он встретил кадровым военным.
Им горечь отступлений пережита.
И в наступленьях был одним из первых.
Командовал в боях дивизионом,
Но сам к орудию он встал, не кичась чином,
С раздробленной рукой к земле не пал с поклоном.
Бил по врагам! Вот это был мужчина!

А Волков... Нет, не струсил наш танкист
И принял на себя неравный бой.
Мне кажется, что ни один фашист
В сраженьях так не жертвовал собой.
То было в Латвии. Один против восьми.
Но все ж не дрогнул и погиб героем.
А лет ему не больше тридцати.
Чем я сейчас моложе, значит, втрое.

Взвод автоматчиков, а в нем, конечно, он
Одессу своей грудью защищал.
Оставил сын в Елани отчий дом,
У моря Черного на землю-мать упал.
Ах, до чего же юн наш Гайворонский Ваня!
Но билось сердце яростью к врагам.
Ушел содат из жизни очень рано,
Но смерть его - залог победным дням.

В Прибалтике и в Польше, в землях Пруссии
Вперед к Берлину вел наш клич "Ура!"
И понимали, ведь, его не только русские,
А все бойцы, в кого так верила страна.
Тот клич послал на подвиг Сыроежкина,
Вперед Саяпина и Труженикова звал.
Тот двигался короткими пробежками,
Тот по-пластунски землю пропахал.
А, впрочем, кто и как, какая разница,
Ведь главное, что выполнен приказ.
Их ратными делами край наш славится.
Надеюсь, будет славиться в веках.

С войны в живых вернулись только двое
В родной район, взрастивший с колыбели.
Но радость встречи помешалась с горем.
И скорбно трубы по погибшим пели.

Шестидесятые... Открыт мемориал.
Рождественского с трепетом читаю.
Хочу, чтоб каждый из еланцев знал
Какой ценою мир наш отстояли.
И "Реквием" звучит здесь, как набат.
Блестят слезинки на людских ресницах.
Нет, русские войны вновь не хотят,
И мир до бесконечности пусть длится!

Век двадцать первый... У гранитных плит
Сжимаю с нежностью я детские ручонки.
Во взглядах внуков понимание скользит.
За них спокойна - не заблудятся в потемках,
Которые сгущают над страной
Все прихвостни бандеровцев-нацистов.
Их истерический не страшен русским вой.
Его не впустит юность в сердце. Нет - фашизму!