***

муза моя - предсмертная тяготная печаль.
ты садись со мною на кухоньке, пей мой холодный чай.
надевай, солнце моё, крылья мои пополам.
я хочу научиться читать по твоим губам,
по твоим губам ходить своими искусанными губами.
я могу прикасаться к тебе своими немыми руками.
а на твоих, израненых авитаминозом, засыпать.
и в последствии времени, разучился действительность различать.
греться с тобою вечно бы под этим зимним одеялом
и обниматься с тобой, с таким уставшим и сонным, немного вялым.
солнце светило так ярко и жарко, и рьяно.
где-то в наушниках тихо играла Nirvana.
так тихо, но чётко, совсем без обмана.
все жучки, паучки стали такими невинными, милыми.
пожирая искусственность тонкими вилами
мы становимся двумя таинственными сангрилами.
и робко, неловко молчим.
мы бежали куда-то так быстро, забыли путь.
всё, что было до нас, увы уже не вернуть.
я побросал бы сейчас умными словами, но увы не могу,
хочется простенько и легко описать повседневную суету.
надевай опять наушники.
ты послушай вот эту песню.
напрягаем немного уши мы.
а давай послушаем вместе.
как влюблен в эти всякие безделушечки,
в мимолётные, легкие рюшечки,
в игрушечки,
в разноцветные побрикушечки.
я хочу, как Цветаева, писать о себе в мёртвом виде.
но это уже действительно плагиат.
будет совестно, но я попробую, вы уж простите.
нам уже никогда не вернуться назад.
ты останешься в памяти, следами тёмными, наводящими
на моей коже, и они уже точно не заживут.
я лежу в этом тесном дубовом ящике.
надо мною цветы сейчас зацветут.
безделушечки теперь уже и не к делу,
не подходят к мертвенно-бледному телу.
я прошу, отпустите меня легко.
не печальтесь, если уж так придётся.
я останусь при вас лёгким дымком.
я останусь при вас, когда не смеётся.
лампа в ночи загоралась,
но нам уже не игралось.
почему мои слова ранят, когда я хочу любя?
почему всё плохое манит, я ненавижу себя.