23

    Побудем же с Сократом недолго, раз пригласили его в "гости" и сами напросились к нему. Условия нашей встречи предельно ясны для того, кто желал бы услышать - как и любая историческая личность, Сократ весь оброс знаниями о нём, но именно эти знания, как нечто уже само собой разумеющееся и мешают увидеть подлинного Сократа в его живых проявлениях.
" В том, что известно пользы нет, одно неведомое нужно" - слова Гёте сами собой приходят на ум.
Но кажется невозможным не запутаться в Сократе, столь много силовых линий, противоречий, течений, пластов сошлись в этом человеке. Одна только философия сплетает множество нитей, уводящих сознание всё дальше и дальше от места события - здесь и зарождение "идеализма" тебе со знаменитыми платоновскими идеями, воспарившими к небесам и "припоминанием знания", и становление диалектики, как поступательного движения знания, и обращение мышления на самое себя, то есть первая осознанная попытка теории познания и здесь же рядом, где-то близко и взгляд Ницше на Сократа, как на вырождение греческого духа и его декаданс в виде логики.
И при этом, всё это уже осмысленное не разгадывает "загадки" Сократа и не воссоздаёт полностью его как завершённый феномен.
Попробуем же покопаться всего в одном диалоге, ни хуже и ни лучше других, но достаточно кратком, возьмём, к примеру, "Лахета" и поучаствуем в нём.
Действие начинается с малозначительных лиц - Лисимах и Мелесий, ничем особо непримечательные, но богатые граждане Афин, хотят научить своих сыновей чему-нибудь достойному, переводя на наш современный язык, хотят пристроить своих сыновей куда-нибудь, чтоб без дела не болтались. И вот, вместе со своими сыновьями, они наблюдают как показывает своё искусство воин-гоплит, размышляя не отдать ли ему в обучение своих сыновей. И тут уже "нарисовываются" будущие главные действующие лица диалога - Лахет и Никий - оба известные полководцы, которых позвали специально по такому случаю, дать совет. Сократа, до поры до времени нет, его как- будто бы совсем нет, он в своей излюбленной манере, пребывает в тени. Отцы обращаются к полководцам, стоит ли юношей отдавать в обучение технике сражения тяжеловооруженного воина, и здесь, на этом моменте, полководцы вспоминают про Сократа, каждый исходя из своих собственных причин, но приглашают принять участие в совещании.
Такова завязка. А далее "отцы" становятся лишь едва заметной декорацией разыгрываемого спектакля, диалог же Сократ полностью осуществляет через Лахета и Никия.
Но только ли логика их разговора составляет живую ткань этого диалога?! Случайны ли фигуры тех людей, через которые Сократ ведёт всех к Истине? Я попытаюсь показать насколько не случайны все эти "случайные собеседники".
Начнём с Лахета. Достоинство древних греков заключалось ещё и в том, что они "любили поболтать" и откровенно высказывались в меру своего разумения и о предмете и о самих себе. Ни тебе комплексов неполноценности, заранее написанных на лице, ни грязного подсознательного за душой - сплошная наивная говорящая народность))). В сравнении с тем, что мы называем современным человеком, конечно же...
Что же главного сообщает о себе Лахет? Нисколько не подозревая, что это главное... "Моё отношение к рассуждениям однозначно, и всё же, если тебе угодно, не столько однозначно, сколько двузначно: ведь я могу показаться одновременно и любителем слов и их ненавистником." Лахет поясняет, что ориентируется на человеческие дела и поступки и если они хороши, то такой человек, по его мнению, имеет право говорить и если он говорит хорошо, то вдвойне ценен, если же поступки и дела человека плохи, то даже его красивые речи отвратительны и не заслуживают доверия. И в этом маленьком, как бы проскользнувшем мимоходом признании, на самом деле заключён весь Лахет. Поскольку находящийся рядом с ним Никий тут же демонстрирует совершенно иной подход - Никий абсолютно спокойно готов воспринимать и слушать красивые речи, безотносительно проверки их автора на предмет годности на деле. Никий интересуется формой, речью самой по себе, смотрит только на то - убедительна она или нет, и если она такова, то соответственно и автор её принимается. Значит, уже здесь, до начала "коронных" Сократовских рассуждений, ещё в преддверии основной "пьесы", ещё во вступлении, мы имеем две противоположности, два противоположных характера и подхода не просто к логике или к какому-нибудь предмету, а к реальности и жизни вообще.
Никий берёт уроки у софистов, захаживает к софистам, что неудивительно при его индифферентности к земной основе, Лахет же при упоминании одних только имён софистов уже недовольно "морщит губки", для него они "болтуны", не проверенные в деле. Причём Сократ прекрасно видит обоих, что легко прочитывается в его дальнейшем отношении к "подопечным", каждого он увещевает сугубо отдельно и по-своему.
Итак, два этих характера и есть куски "тела", которое Сократу ещё предстоит соединить. Но что важнее всего, что дело тут оказывается вовсе не в логике самой по себе, это не диалог Сократа с каким-нибудь софистом, Никий не софист, он лишь "тяготеет" к софизму, то есть Сократ имеет дело не с уже готовыми течениями, как в некоторых других диалогах, но с основаниями, благодаря которым люди только туда приходят. Сократ имеет дело с "тайной" выбора человеческого - людям кажется, что они выбирают то или это, а на самом деле, за людей уже всё выбрали их собственные ограниченные основания, люди же лишь осуществляют и озвучивают свою судьбу. Говоря опять же современным языком, Никия можно было бы назвать латентным софистом, но для Сократа с его "взглядом насквозь" нет латентных софистов и не латентных, для него есть определённая ограниченность закономерно ведущая её хозяина в соответствующую ей сторону.
Лахет - представитель частного опыта. То, что на расхожем обыденном языке называется человек твёрдых убеждений.
Это дуб, вросший своими корнями в землю - стоит мощно, повалить трудно, передвинуть невозможно, выйти к всеобщему взгляду, даже через пустую форму, как Никий, Лахет не может, поскольку необходимо оторваться от "своего".
Надеюсь читатель, уже начинает прозревать во всём этом вполне современные коллизии. Стоит только увидеть всё это в верном свете и мы столкнёмся с вполне современными драмами.
Грубо говоря, формализм против ограниченной непосредственности, ну что же, давайте посмотрим, как они поведут себя - и в отношении друг друга, и в целом движении к истине. Очевидно, что здесь будут вылазить на свет и психологические нюансы, не только логические.
Сократ начинает формировать и лепить своё тело(читай тело истины) с содержания - с Лахета - с непосредственного чувственного основания, ограниченного своим опытом.
Логически, вопрос задается как необходимость определения - что есть мужество? Лахет моментально откликается со своим частным опытом и наивно подсовывает его всеобщему определению: "Клянусь Зевсом, это нетрудно сказать. Если кто добровольно остаётся в строю, чтобы отразить врагов, и не бежит, знай, это и есть мужественный человек". Святая простота, не затронутая опытом ближнего! Она даже не замечает, что даёт не определение мужества, а рассказывает о мужественном человеке, - своими словами, как говорят, у нас в народе. Но... до первого столба... Первым столбом оказывается первый вопрос Сократа - а если кто убегая, сражается?
Здесь следует сделать заметку. Наивной непосредственности лучше не задавать никаких вопросов вообще, потому что она от них "грузиться". Недоумение её первая реакция, прегруженность вторая, а обида третья, хотя некоторые особо "развитые" особи доползают до четвёртой - подозрения в том, что дело не чисто - но чьё дело, как нечисто и что нечисто сообразить им трудно и потому смесь этой сложной гаммы переживаемых чувств некоторое время может пребывать на их лице в виде неописуемой "фели чита", как я её называю. Потом встревоженная тина болотца "приходит в норму" и "непосредственники" приободряются по-прежнему.
Приблизительно по той же схеме двигался и Лахет. Он мило спросил: "как это - убегая?" И когда Сократ привёл в пример скифов, радостно воскликнул - "ну так я же говорю о пехоте эллинов, а не о скифах!"(Это ещё не напоминает вам общения с некоторыми вашими современниками?).
Образец толерантности и джентельменского поведения, Сократ, тут же принёс свои извинения и взяв на себя всю "тяжесть ноши", сказал, что неправильно задал вопрос. Но я думаю, что по сравнению с Сократом, все английские джентельмены были просто хамами. Правильно поставленный вопрос заключался теперь в перечислении всего того, где можно вообще отыскать мужество - не только в бою эллинов, но и в конном, и в любом другом бою, и не в бою также, а в болезнях, бедности, государствах и т.д. Сократ был вынужден перечислить кучу вещей, пытаясь сделать кругозор "дуба" несколько более широким. Однако не помогло. Как только он попросил найти то одно, что есть во многих этих вещах и спросил - и сейчас не постигаешь, что я имею ввиду? В ответ пискнуло - не очень...
Почему я так расписываю это всё, смакуя детали и подробности? Да, потому что, какая же это логика, чёрт её подери, когда это карнавал, представление, пьеса, театр - пусть и одного зрителя, трагедия и комедия в одном лице, психологические этюды и увеличенные "картины маслом"! Никак не меньше! Над этим надо слёзы лить или хохотать во всё горло, а мы разучиваем "понятия". В голову приходит лишь одно сравнение, это как Гагарина называть лётчиком, после того, как он в космос полетел, он, несомненно летчик, но лётчиков было много, а космонавт у нас первый - был и останется один. Так и Сократ, конечно, на первый взгляд, логик и диалектик, да, но в сто раз более драматург, и в двадцать раз более психолог, чем логик.
Но вернёмся к несчастному Лахету. Поскольку невидимые зрители уже купили билеты, представление должно быть продолжено.