Пять елей у озера

Я выдвигаю второй ящик письменного лакированного стола и вижу пейзажную плоскость своих малахитовых тетрадей и обманчивую прозрачность линеек, которыми  никогда не пользуюсь. От  толчка вперед несколько карандашей прокатились из глубины ящика и теперь лежат на букве «И», которая начинает  заглавие одной из тетрадей: «История и вымыслы в литературе». Надпись сделана в туманное время, когда я не совсем осознавал всю недостаточность и скованность слова «вымыслы» для выражения этой игры собственной фантазии и реальности.
Из всех возможных и заранее примеряемых на своё подсознание фобий, я по-настоящему страдал только одной. Закрученной « акрибофобией» – боязнью не понять смысл прочитанного.  Ничего страшного, учитывая возможность заполучить, к примеру, климакофобию («боязнь ходьбы по лестнице») или дейпнофобию  («боязнь разговоров за обеденным столом»)  и  всю жизнь просидеть  в тихом  мысленно заколоченном уголке из эмоций и томатного соуса.   
Из вереницы букв, которые ты сказала мне в первый вечер, ярко  вспыхнули и остались гореть случайные, почти никем другим незамеченные « В августе все боятся любви». И жаркое окончание лета вдруг выросло до размеров прозрачного осьминога. Привычное с детства упражнение бесконечных  повторов сначала вычеркнуло слово  «август» («Все боятся любви»), а потом и «любовь». Оставив только «Все боятся».
В ящике каждого стола, который проживает свою  загадочную  настоящую жизнь, есть пистолет. Или хотя бы то, что может внушить это чувство уверенности и животного магнетизма, происходящего внутри ящика. Когда рука касается тяжелой рукоятки или гладкой пули. И если у других  эту  запрещенную дрожь пальцев вызывают имена  «Глок»,  «Беретта» или же совсем простуженное звучание «ASP»,  то моё сердце замирает, когда я слышу «Виттинг».  Мой компактный, секретный Вит.
....................................
Без твоих губ и глаз, без голоса и тонких запястий. В отсутствии зелёных платьев, звенящих по гостиной браслетов и плавающих духов. 
..........................
Когда я вернулся в гостиную, стол был уже накрыт к десерту. Профессор de Gregory  (мой университетский коллега) тихо дремал в кресле, отложив в сторону скучный журнал, а его  красавица -жена восторженно слушала  бразильянку, которая говорила весело и вызывающе.  Спроектировав несколько зданий в Рио-де-Жанейро, она приехала сюда по приглашению правительства и собиралась  строить  здесь несколько зданий.
....................................
Вернувшись в кабинет, я принялся разбирать утреннюю почту. Среди трех писем, принадлежавшим двум издательствам и моему племяннику, показалась небольшая открытка. Не разобрав сразу, что именно изображено на фотографии, я перевернул её и уставился в короткий хоровод цепляющихся друг за друга букв:
......
Бледные узоры теперь явственно проступали, давая возможность листьям распуститься.
 Когда же мы встретились с её далёким двоюродным братом, выяснилось, что внешне он ничем не напоминал  мою жену. Его высокий рост и крепкое тело было слишком непохожими  на хрупкость и тонкость моей прекрасной жены. Его темные волосы были коротко подстрижены. А зеленые глаза выражали то ли застенчивость, то ли общую нелюдимость. Мы провели вместе три дня, гуляя по городу, выбирая подходящую квартиру и врача, который должен быть смотреть за высоким и бледным родственником.  По вечерам, чтобы не мешать мне,  они уходили гулять, а я оставался, чтобы написать несколько страниц романа. 
Я быстро набрал скачущий по кнопкам номер и услышал радостный голос Виттинг.
про его болезнь я понимал мало, желая не углубляться в медицинские пропасти и довольствуясь только тем, что говорила мне Elena.
Уроки живописи вскоре сменились поездками к друзьям и играми в лото.