Кагор

    Кагор
  Папина сестра погостила и уехала, оставив бутылку кагора, обладающего, по её словам, многими замечательными свойствами.  Сильное желание лично убедиться в этих свойствах лишало Татку  покоя, и как только подвернулся случай, она достала едва початую родителями бутылку и, налив половину граненого стакана, залпом выпила кагор.  Неведомое блаженство затеплилось в животе, скудный мирок её преобразился в прекрасный, сверкающий, ей одной принадлежащий мир и, забыв про неизбежное  возвращение мамы,  она решила расширить границы своих владений с помощью целого стакана вина. Перед глазами появилась лужа. Не имеющая возраста женщина спала в ней, улыбаясь во сне и не замечая пинающих её мальчишек. Вымокшая юбка женщины задралась, обнажив тощие, сплошь в синяках, ноги и ветхие, когда-то голубые, панталоны. Видение погасло, и девочка не поняла, кто и зачем показал ей крушение человеческой жизни. Блаженное тепло сменил ледяной страх перед преображенным, принадлежащим пьяницам, миром. Она допила кагор, и, увидев растерянное лицо мамы, упала в протянутые к ней руки.
  Понимая Таткины муки стыда, темы кагора в доме не касались, пока, девочка не заговорила сама. «Я стану пьяницей?» – спросила она отца. «Этого не знает никто… Однако, с твоею впечатлительностью, надобно далеко обходить зелье,– ответил отец и, выдержав длинную паузу, осторожно продолжил, – представь себе, прошли годы и девочка,  в двенадцать лет до бесчувствия напившаяся кагора, повзрослела. «Теперь я уже не та, – сказала себе девочка, – теперь можно и выпить в хорошей компании.» Она и вправду была уже не та, оттого и вышло все не так, а много хуже, нежели в детстве. К тому времени мир отцовских предостережений и материнских рук, протянутых к падающему дитя, прекратил свое существование. И, не противясь более  неодолимой тяге к преображенному миру пьяниц, Татка опустила занавес, отыграв лишь пролог молодой своей жизни. Друзья отшатнулись, женихи разбежались, и родительскую квартиру заполонили нищие рыцари преображенного мира. И очнувшись однажды на грязном кухонном полу, Татка увидела  девочку двенадцати лет, жадно пьющую из граненого стакана славное церковное вино. И услышала тихую музыку, и глубоко вздохнула в последний раз, и вошла в преображенный мир, дабы слиться с ним уже навеки… Вот и все…» – сказал отец и погрузился в молчание. И даже вздрогнул, когда в тишине, впервые заглянувшая в черную глубину поджидающей её пропасти, горько заплакала Татка.
19 марта 2015