Болдинская осень

В предверье свадьбы долгожданной,
В Нижегородский дальний дом,
Своей ли волей, волей ль данной,
Никто не ведает о том.
  Пустился Пушкин в путь неблизкий,
  Никак не думая о том,
  Что этот самый дальний дом,
  Святыней будущей Российской
Однажды станет. Он не знал,
Он просто в Болдино скакал
На тройке резвой, разудалой,
На той, что сам не раз бывало,
  Он воспевал в своих стихах
  Да сказках. В дальних тех годах
  На тройках мчалась вся Россия,
  И удаль вся её и сила
  На кончике его пера
  Отражена  ЭТ СЭ ТЭ РА. 

Мы отвлеклись чуть - чуть в сторонку,
Но в том беды не вижу я,
Мы соберём слова в воронку
И вновь польётся вниз струя.
Повествованье мы продолжим,
Расскажем вам, что Пушкин должен
Был разрешить свои дела.
Чтоб состояться в срок смогла
Его женитьба, надо было
Решить имущественный спор,
Финансам провести разбор
Хоть, было сердцу и не мило.
  Однако, надобно спешить,
  Невесте к свадьбе платье шить,
  Готовить разные обновы,
  И заказать себе фрак новый.
  Да, в общем, дел невпроворот,
  А денег, как "наплакал кот",
  По-этому пришлось поехать,
  Когда прижмёт, тут не до смеха.
Да, вот ещё стряслась беда-
Пришла "холерная" еда
В Москву столицу - город старый.
Установили санитары
Повсюду строгий карантин,
И тут для всех закон один,
В столицу въезд закрыт надолго
И Пушкину пришлось на Волге
В своём именье родовом
Остаться. Старый отчий дом
Его приют, его обитель,
И как коварный обольститель
Тут муза Обняла его
И всё бы было б ничего,
Да, вдохновенье пробудилось...
Ну, как тут быть? Скажи на милость.
  Пришлось поэту уступить,
  И чашу сладкую испить -
  Запойный труд - ему расплата,
  За то, что он с конём крылатым,
  Что прозывается Пегас,
  Частенько ездил на Парнас.
Перо скрипит и Льются строки,
Уже выходят чередой
И человечества пороки,
И образ девы молодой.
  Вот, Рыцарь, скупостью объятый,
  Бросает сыну вызов свой.
  Вот -"Дон Гуан, твой враг заклятый,
  Пришел померяться с тобой
  Пожатьем каменной десницы".
  А вот тащИтся колесница,
  В которой мёртвые тела,
  С которыми Чума свела
  Довольно, близкое знакомство.
  А ханжество и вероломство
  Сольери. Это ль ни пример,
  Как этот "славный" кавалер
  Рыдает, другу яд подсыпав.
  А Моцарт рюмку яда выпив,
  Сольери хвалит. Как он мил!
  Но Лучше б он вина не пил...
  Его мне жалко, добрый малый,
  К тому ж прекрасный музыкант.
  Всегда имел успех немалый,
  В сложеньи музыки - талант.
Но, взглядом дальше мы окинем
Труды Великого и вот,
Уж образ Белкина встаёт,
Его чуть-чуть мы отодвинем
И повести его любя,
Мы будем помнить для себя,
Что этот вымышлен писатель,
И каждый Пушкинский читатель,
Конечно, знает - кто писал,
То, что сегодня он читал.
  Ещё я тайну вам открою,
  Что "Выстрел" - истиною был.
  Что этой повести герою,
  Сам Пушкин прототипом был.
Случилось это в Кишинёве,
У Пушкина была дуэль,
И вот, когда его противник,
Уж пистолет навёл на цель,
Черешню достаёт наш Пушкин
И так спокойно есть её
Противник наш немного медлит,
Стреляет! Мимо! Вороньё
Взлетает с криком с древ окрестных,
А Пушкин глазом не моргнул.
Его черёд. А день чудесный,
Он пистолетик отшвырнул...
Стрелять не стал. Доел черешню.
Порой играем мы судьбой,
Прости, читатель, все мы грешны,
А не простишь, что ж Бог с тобой.

   И славлю я холеру эту,
   Как славил Вальсингам чуму,
   За то , что ты дала поэту,
   Его перу, его уму
   Такие чудные мгновенья,
   Осенней грусти тишину.
   Его читаю откровенья,
   Сегодня я уж не усну.