afterwards

соколиной трелью оборвется небо,
а глаза застынут в изумленном испуге.
да только за весною наступает лето,
а путники снова погибают во вьюге.

все так привычно – вот смерть, а вот рай,
и плевать, что небо похоже на бурю.
и только девочки – с моста и за край,
и только мальчики – с водкой в микстуре.

город, что спас, теперь лишь убивает,
так бывает, когда слишком много не видишь,
и когда мало просишь – так тоже бывает,
только криков отчаяния просто не слышишь.

в руках сигареты – пусть так будет вечно,
изгрызать себя изнутри надо тоже уметь.
чай с привкусом яда – это чересчур человечно,
а кофе по утрам лишь возрождает на треть.

я не та, что нужна, но та, что осталась,
жаль снова не там и снова не с теми.
с сигаретой в зубах я почти рассталась,
но все еще пугаюсь собственной тени.

мне всегда говорили – ты самая стойкая,
только вот жаль – тебе ветер в спину,
а звонок в квартиру перед попойкой
лучше проспать на жесткой перине.

а у переросших детей взгляды лисьи,
и острые зубы, что вгрызаются в глотки.
в моей голове сдыхают последние мысли,
а ненаписанные письма стекаются в стопки.

что нас не убило, то сотворило чудовищ,
мутантов с глазами из черного кофе.
и никто никогда не зовет на помощь,
все ведь помнят – это к катастрофе.

я расставляю кактусы на подоконнике,
и наливаю коньяк в пустые бокалы.
мои гости сегодня – отчаянья сторонники,
из тех, кто из меди и каленой стали.

мы молча сидим, за окном шумит вечер,
струится дымом и визгом машин.
мы втроем знаем – время не лечит.
время сгорает как свежий бензин.

я, невольно уснув, не провожаю гостей,
эти двое приходят и уходят сами.
аня – домой, а саша – в бордель,
он давным-давно не живет мечтами.

сломанное небо как-то боязливо синее,
вчерашний коньяк разлит на паркете.
за окном лето, но стекло все в инее.
а кофе возрождает лишь на две трети.