Мамин хлеб

Хлебный дух у нас в доме сегодня с утра.
Он вошел в этот дом из большой русской печки.
На дворе так тепло, звенят пчелы, поют петухи,
Светит солнце, и возле забора цветут лопухи.
Глазки мамы блестят, да румянятся щечки.

Этот дух рано встал, разбудил мою маму.
Он боялся, что тесто сбежит из ушата.
На рассвете оно уже тяжко дышало
И с огромным трудом за кадушку держалось,
Даже краем щеки прилепилось к ухвату.

Но все обошлось, она быстренько встала.
На кухне в углу прогремел рукомойник.
Половицы скрипели под босою ногой,
Умывалась она студеной водой,
Как же звонко стучала вода о подойник!

Она умывалась, глядела в окно,
А солнце уже потихоньку вставало.
Большим полотенцем себя растирала,
Румяное тело, потом причесалась
В косу на пробор и вокруг обвязала.

Взглянув на часы, моя мама спешила.
Она с вечера в печь уложила дрова.
Открыла заслонку, открыла трубу,
Сегодня за печкой сверчок ни гу-гу.
Ловко чиркнула спичку, лучину зажгла.

К дровам поднесла и под них положила.
Огонь охватил сразу эти поленья.
Лицо озарилось красивым огнем,
Дрова затрещали и искры пучком.
Как дома уютно в такие мгновенья!

А в доме тепло, тишина и покой.
Лишь дети сопят, надо их укрывать.
Передник надела, накинув косынку,
Потом помолилась, святой Катерине,
И с Богом взялась вкусный хлеб выпекать.

Дрожжи пухнуть его во всю заставляли.
За кромку держась, не спеша уползало,
Но мама, увидев, назад запихала,
Тряпицей накрыла, крышкой прижала
А в печке дрова еще громче трещали.

Почистив, морковь и картошку помыла,
Капусту водичкою чистой залила.
Поставив на под, она крышкой накрыла.
Ухватом чугун под бока подхватила
И щи на огонь на катке подкатила.

А рядом картошку тушить чугунок,
Заправив укропом, мясцом и лаврушкой.
Поставила греться большой самовар,
Бросала углей из жаровни, а жар
Так жадно железо лизал в жерле узком!

Уж щи, в этой печке кипят и шипят,
Водой из-под крышки на угли плеская.
А рядом картошка кидает парком.
И пахнет так вкусно, румяным бочком
Под крышкою пухнет и чуть вылезает.

В кадушке и тесто совсем подошло.
Оно так разбухло, что чуть не сбежало,
И места ему там совсем не хватало,
А мама муку на столе рассыпала,
Шумел самовар, в доме счастье дышало.

Я лежал на кровати, глаза сладко жмурил,
Отщипнуть это тесто мне хотелось рукой.
Оно духом своим меня встать заставляло
На широкую лавку, где уж тесто стояло,
Весь обеденный стол был засыпан мукой.

Я тихонечко встал и присел у окошка.
На любимую лавку, в переднем углу.
Она сильной рукой тесто все вынимала,
По мучному ковру его все разминала,
Ловким, сильным движеньем приминала к столу.

Она мяла его, по столу раскатала,
Потом вновь собирала в большой каравай.
Я едва успевал отщипнуть сбоку тесто.
Успевала шлепком ставить Вовку на место.
Говорила: «Не лезь, лучше мне не мешай!»

Как же нравилось мне посидеть на той лавке.
Сладко есть это тесто и на маму смотреть.
Как же вкусно печет нам она свои хлебы,
Ну, как в сказочке той, где и быль или небыль,
Только мама должна все для дома успеть.

Я на маму смотрел, а сам пальцем водил.
Рисовал на муке не простые узоры,
А узоры фантазий, жизни детской своей,
Не успевшей исправить мысли Божьей моей,
Ведь движения ребенка всегда произвольны.

Ну а тесто она пополам разделила.
Принесла лопухов и помыла в тазу,
Полотенцем листы хорошо обсушила,
Маслом постным мазнув, и на них уложила,
Чтоб вкусней и приятней была корка внизу.

В это время в печи уже все догорело.
Совсем щи взопрели, картошке пора бы,
Она вынула все, посмотрела в углах,
Собрала все угли, в печи под подмела,
Печь прогрелась совсем и готова для хлеба.

В кухне с полки берет голубую масленку
И гусиным пером, маслом все покрывает.
Масло тонкой струей по горбинке стекает,
Где резной колосок посредине цветет,
Да по краю кладет, чтоб на весь каравай.

Вот и время пришло, и заслонка открыта,
Она хлебы берет, на лопату кладет,
Осторожно несет да и в печку сажает,
Они мягко на под, в бок с лопаты съезжают.
Быстро вынет ее да и печку замкнет.

Самовар закипел, струи пара под крышкой.
Он шумит и журчит, его ставит на стол.
Мама чайник большой заварной заварила
Да и плотно его полотенцем покрыла.
И взялась подметать непокрашенный пол.

Мимоходом отца и детей всех будила.
Он вчера допоздна траву в поле косил.
Так устал, что упал на кровати в кладовке,
До утра так проспал и не слышал побудку,
Пока я не сходил и водой окропил.

Он ругался, грозил и просил о пощаде.
А проснувшись, сказал: «Умываться бегом!»
Всех на улицу нас из избы выгоняет,
В умывальник воды ведро полное льет.
Причесались, и все мы за стол босиком.

За столом тишина, так всегда полагалось.
Впредь отца здесь не мог никто сделать глоток.
Каждый ждал свой черед, когда папа поделит,
Или хлеб, или мясо, или сахар разделит,
Сам никто не посмел взять рукою кусок.

Отец молча делил, на свое усмотрение,
Если кто заслужил — кусок лишний тому.
Мать же щи разлила, подавала картошку,
Кто добавки просил, добавляли, по плошкам.
Провинившийся же без еды был в углу.

Мама смотрит часы, в лик святой, Катерины.
Открывает заслон и берет каравай.
Он припух весь, большой, с золотистою коркой.
Да по краюшку кант, с колосочком на горке.
Пышный, дышит жарой, хоть сейчас подавай!

Хлебный дух по избе разлетелся знакомый!
Каждый думал, скорей хлебца мне отломить.
Дух щекочет в ноздрях и щекочет, где можно,
Невозможно терпеть и сдержать себя сложно,
Но в законе семьи только папе делить.

С детства знали всегда, хлеб готовят к обеду.
Утром слишком горяч, нам его не дадут.
Полежит он на лавке, в большом полотенце,
Слегка сбрызнут водой да накроют тряпицей.
И к обеду на стол весь его подадут.

Сколько зим уж прошло, сколько лет пролетело,
Родной дом над рекой с хлебом помнят, манят.
Сколько песен веселых под баян вместе спели,
Пирогов и баранок, да ватрушек мы съели!
Только хлеб в лопухе — лучший хлеб для меня!

25.03.2007 г.