Депутат

По натуре я правопроповедник,
Против начальства я спускаю Палкана,
Мне нет цены, да мне бы в заповедник
И, что б охрана с ночи до утра.

Так вот, поскольку я толковый
И пью спиртное ночью, втихаря,
Меня избрал совет, мой, поселковый,
В совет районный, речи говоря:

-Смотри, мол, Ваня, на тебя надежда,
Качай права за нас, за работяг
И ничего, что ты такой невежда,
Зато есть глотка и тыква на плечах.

А, если что, так мы тебе поможем
Деньгами или чем другим,
Хоть самогонкой, если выгнать сможем,
Короче так – в обиду не дадим

Чокнулись стаканами в дорогу,
Как прежде закусили пятернёй,
Стал я собираться понемногу,
С ребятами прощаясь, как с семьёй.

В рюкзак я положил сушёной рыбки,
Налим в консервах, тоже прихватил,
Взял луку, сала, чёрный хлеб в избытке
И самогонки тоже не забыл.

И, вот я приезжаю в город Брежнев,
Давно, признаюсь, там я не бывал,
Туда, бывало, ездил я и прежде,
Как прежде на вокзале ночевал.





Раскинул я рюкзак с моей закуской,
Грамм 300 самогонки заглотил,
А, что б в желудке не казалось пусто
Кооперативным салом придавил.

Наутро похмелившись, оглянулся,
Менту отдал предъявленный мне штраф,
С похмелья, взял рюкзак и, пошатнувшись,
Ретировался, прибавляя шаг.

И, вот я попадаю в Дом Советов,
Смотрю, собрались люди, что-то ждут,
Раскинул я мозгой, прикинул, эдак,
Наверно заседанье где-то тут.

Зашёл я в раздевалку, чин по чину,
Отдал рюкзак, кашне отдал, пальто,
Мандат свой предъявил, галоши скинул
И быстро сел, чтоб не узнал никто.

Звонок вдруг прозвенел, народ расселся,
Я на «галёрке» тоже прибалдел
И возле радиатора пригрелся,
По сторонам на лампочки глядел.

Смотрю, лес рук поднялся кверху,
Я тоже свой мандат чуть приподнял.
Голосовали, вроде, на поверку,
Я с первого то раза не понял.

Потом там были чьи-то выступленья,
Все хлопали, кричали и ещё,
С партийной датою сплошные поздравленья
Летели вскользь, через моё плечо.

Потом и началось, пошли дебаты,
Я тоже вспомнил про своих ребят –
Сказал им сразу про свою зарплату,
Про КТУ и маленький разряд.



Сказал про отпуск, вымолвил про сахар,
Про мыло и стиральный порошок,
Про колбасу, про мясо и про «бахус»,
Про детский дорогой ночной горшок.

Потом опять им про вино и водку,
Про СПИД сказал, про яйца говорил,
Припомнил океанскую селёдку,
Потом не помню, что ещё творил.

Помню, что меня потом качали,
На «браво» вызывали и на «бис»,
Что Горбачёвским кумом называли,
Даёшь, мол, гласность и, что я артист.

Кончились фанфары, всё замолкло,
Возвратился я к себе домой,
Посмотрел, там, на пустые полки,
Выпил водки  и сказал, долой!

Долой власть дураков, долой халтуру,
Долой советский застойный аппарат,
Долой однопартийную мишуру,
На перестройку надо нажимать.

Вскоре меня в область выбирают,
То есть, на верху, качать права,
С кем имеют дело, туго знают,
Глотка у кого и голова.

Приезжаю в город я Андропов,
Там ко мне имеют интерес,
У меня стал круг друзей широкий,
Не такой уж я теперь балбес.

Там меня в гостинице встречают,
Пожимают руку мне сполна,
Даже самогон мой выпивают,
Потому, как нету ни хрена.




В областном просторном светлом зале
Я смотрел на люстры по  бокам,
Мои глазки искрами сверкали,
Когда я опустошал бокал.

После всех казённых выступлений,
Без которых им не обойтись,
Начался тот плюрализм мнений
И сразу наши речи разошлись.

Бюрократы ратуют за стимул
Прелестей застойней их времён,
Демагоги всё обходят мимо,
Администратор всё ещё силён.

У меня в мозгах всё прояснилось –
Нужно вожжи брать наверняка,
Всё лицо моё перекосилось,
Своего я, оседлал конька.

Я забрался на трибуну выше,
Микрофон до полика врубил
И, когда всё в зале стало тише
Я такие речи говорил-

-Говорил – даёшь народу гласность,
Высказался за приоритет,
И внесли, в конце – концов, всем ясность,
Почему в стране продуктов нет.

Почему шахтёры все бастуют,
По стране не ходят поезда,
Хутора российские пустуют,
Нефть и газ деваются куда.








Почему был взрыв на Чернобыле,
А в Крыму всё строится АЭС,
Почему афганские могилы
И в стране творится полный секс.

Почему Арал уже не море,
Мочмалой становится Байкал,
Почему же на людское горе
Кто- то с верхотуры наплевал.

Я ещё хотел забраться выше,
С микрофоном я полез наверх,
Всё боялся, что меня не слышат,
Думал, вроде голос мой померк.

С пиджака я вытащил «фанфурик»,
Русский лес, за рубль 25,
Весь, дрожа, как конченый мазурик,
Стал его скорей опорожнять.

В моих жилах жидкость заиграла
И трибуна вышла их под ног,
Даже сердце биться перестало,
Больше разговаривать не мог.

Сотни рук меня, вдруг, подхватили,
Через зал и с криками – ура!
Как боевое знамя выносили
И не упускали до утра.

Потом друзьям своим банкет устроил,
Ко мне быстро стали привыкать
И после двухнедельного запоя
Меня всё чаще стали выдвигать.







И вот, в конце концов, я на верхушке,
На самой, что ни есть, на высоте,
На красной, на кремлёвской калотушке,
Как ангел в ореоловом венце.

Цепляясь за Царь – Пушку, чуть шатаясь,
Впервые я попал в кремлёвский двор,
По улицам с бутылкой самограя,
Подкрадывался, как багдадский вор.

И вот, сижу я в зале заседаний,
Вокруг сверкают люстры и хрусталь,
Я, после долгих, муторных страданий,
Себя впервые человеком ощущал.

Вокруг сидели дамы в пелеринах,
Аристократы в золотых пенсне,
Попы и архиереи в рясах длинных
И азиат, повязанный в чалме.

Со мной сидел, какой то узкоглазый,
Сведя в улыбку свой ехидный рот.
Я так прикинул – видимо, зараза,
Он от рожденья самогон не пьёт.

Думаю – проверю идиота,
Приоткрывая лацкан пиджака,
И, как будто зачесалось что-то,
Я обнажаю горло бутылька.

Смотрю, мой узкоглазый ухмыльнулся
И, вроде, даже глазом подмигнул,
Потом на весь «курятник» улыбнулся,
К бутылке свои зубы подтянул.

И пробка с горла сходу отлетела,
Издав знакомый каждому хлопок,
Он присосался, как дитя до тела,
Сверля глазами кремлёвский потолок.



Вижу, узкоглазый приседает,
Делает приземистый наклон,
Это означало – исчезает
Мой домашний крепкий самогон.

Я ему шепчу – куда, зараза,
Имей совесть, мне чуть- чуть оставь!
И тогда лишь только узкоглазый
От неё, как банный лист отстал.

От обиды я скривил гримасу
И припав к бутылке, как паук,
Вылил в рот оставшуюся массу,
Забыв про сало, чёрный хлеб и лук.

А в зале этим временем решали,
Куда девать Нагорный Карабах.
Всем повезло, что мы им не мешали,
Что мы о них забыли впопыхах.

И только в жилах змеи заиграли
Раздался громкий голос на весь зал –
Сказали, что бы все голосовали,
Что б каждый свою кнопку нажимал.

Все вокруг меня зашевелились,
Стали свои кнопки нажимать,
На табло вдруг цифры появились,
Я нажал свою, едрёна мать.

Вдруг подумал – одной ведь кнопки мало
На один лишь только Карабах!
Надо бы подкинуть и армянам,
Развелось ведь там их, как собак.

И грузинам, тоже не мешало б,
И хохлам направить штуки три,
И Литве подкинуть, для начала,
Латышей снести с лица земли.



США прихлопнуть нужно сразу,
Забросать со всех сторон ядром.
Окружили нас вокруг, заразы,
Мы у них в глазу сидим бельмом.

ФРГ – то – марионетка,
Но там трудолюбивый весь народ
И России досаждают редко,
Ещё помнят восточный свой поход.

Англия – двуличная старушка
Склонная к измене, хоть когда,
У американцев в побегушках,
С соседями враждебна на всегда.

Хотел нажать я кнопку на японцев,
Курильскую гряду хотят забрать,
Тут я подожду захода солнца,
Её успеем мы завоевать.

Я нажимал налево и направо,
Вошёл в экстаз, добрался до трибун,
Я уже дошёл до Тегерана
И замахнулся, аж на Камерун.

Только я до Турции добрался,
Стал мой хмель помалу проходить,
Сжечь Израиль план мой не удался
И блицкриг пришлось остановить.

На табло, израненным, избитым,
«За» и «против» - всё не разберёшь,
«Итого» останется забытым,
«Воздержавших» тоже не поймёшь.

Узкоглазый шепчет мне на ухо –
Ты бы, Ваня лучше посмотрел,
Неужели всё в бутылке сухо,
Ты ж бюрократов хлопнуть не успел.

 

Я послушал умного совета,
Быстренько мозглой пошевелил
И вынул с югославского жакета
Дихлофос, что с дому прихватил.

Вместе целлофаном мы накрылись,
Открывая ценный пузырёк
И как будто брагой похмелились,
Надышавшись тем раствором впрок.

Вижу узкоглазый приподнялся,
Его глазки вылезли с орбит,
Цвет его на роже поменялся
И гортань неистово хрипит.

Я привстал и вместе с узкоглазым
Подошли к трибуне, что с гербом,
Там нажали все мы кнопки сразу,
Главную нажали его лбом.

На табло всё сразу засверкало,
Загорелось, заискрился стол,
Все с трибун президиума пропали,
Словно пролетело НЛО.

Оглянулись, в зале стало тихо,
Словно в пропасть сгинули навек,
Лишь на люстрах примостились лихо
Несколько десятков человек…