Шолохов- Бродский несовместимое совмещаемо?

(беседа с культурологом по поводу двух юбиляров)

( опубликовано в литературном журнале «Зарубежные задворки» (Германия), номер 02-06-2015)

24 мая 2015 года – уникальная по совпадению дата: именно в этот день 75 лет назад родился Иосиф Бродский и именно в этот день исполнилось 110 лет Михаилу Шолохову. Понятно, что это одни из тех редких людей, которые не нуждаются в представлении. Потому что это – ЛИЧНОСТИ.
- Конечно,такое совпадение дат - всего лишь совпадение, не более, но при известной доле фантазии запросто можно поверить и в мистику: оба - нобелевские лауреаты (и оба – по литературе!), оба – россияне, и даже родились в день, который отмечается сегодня как День славянской письменности! Вы, Сергей Владимирович, никакой мистики здесь не видите ? – спрашиваю моего давнего друга, соавтора книги «И рассказать бы Гоголю…», выпущенной в конце 2014 года канадским издательством  Altaspera Publishing, культуролога Сергея Коновалова.
- Знаете, что говорил Ницше? «Мистика возникает тогда, когда спариваются скепсис и томление».
- Насчёт скепсиса – понимаю и принимаю (сам не любитель ничем не подтверждённых утверждений), но при чём тут томление?
- Понятие «томление» имеет очень широкий диапазон толкований  и массу синонимов.
- «Давно сердечное томленье теснило ей младую грудь…».
- Это уже  Пушкин, а не названные вами юбиляры!
- Кстати, известно как относился к Александру Сергеевичу Шолохов. А Бродский?
- «...И тишина.
     И более ни слова.
     И эхо.
     Да еще усталость.
     ...Свои стихи
     доканчивая кровью,
     они на землю глухо опускались.
     Потом глядели медленно
     и нежно.
     Им было дико, холодно
     и странно.
     Над ними наклонялись безнадежно
     седые доктора и секунданты.
     Над ними звезды, вздрагивая,
     пели,
     над ними останавливались
     ветры...

     Пустой бульвар.
     И пение метели.
     Пустой бульвар.
     И памятник поэту.
     Пустой бульвар.
     И пение метели.
     И голова
     опущена устало.

     ...В такую ночь
     ворочаться в постели
     приятней,
         чем стоять
     на пьедесталах. –
Стиотворение так и называется – «Памятник Пушкину». Самый исчерпывающий ответ на ваш, Алексей Николаевич, вопрос.
- «Ворочаться в постели приятней, чем стоять на пьедесталах». Это даже не вывод. Напрашивается на ИСТИНУ!
- Я думаю, что Бродского вообще излишне усложняют. Этот шлейф тянется с того печального и сегодня подробного описанного судилища над ним в марте 1964 года.
А может, это усложнение оттого, что он постоянно мешал и мешает. Мешает жить так, как живется, как мы привыкли жить. Уж сколько раз заявлялось, что Бродский – человек для России ЧУЖОЙ. Чужой своими зачастую совершенно непонятными для нас противоречиями и совей  непонятной опять же для нас отсранённостью. Обещавший прийти умирать на Васильевский остров - а скончался в Нью-Йорке ( кстати, в январе следующего года – тридцать лет со дня кончины). Защищавшийся стихами от реальной жизни и от своей ностальгии по Родине – и в то же время так и не ставший антисоветчиком (хотя, какзалосьбы, уж у кого-кого, а у него есть серьёзный и понятый повод обижаться на Советскую власть) . Прочитал на днях в «Независимой газете»: "Почему же он выше нас, откуда это следует?" – и ответ: "Он был в стороне от нас - это точно... И поэзия его - это все выхолощено, искусственно и далеко...".
- Давайте поговорим о другом юбиляре - о Шолохове и «его» Пушкине. Я понимаю, что о поразительном нравственном, философском, даже эмоциональном совпадении замыслов «Капитанской дочки» и «Тихого Дона» написаны десятки, если не сотни научных трудов, но в чём, Сергей Владимирович, здесь самая, как бы это сказать, соль, фабула, квинэссенция?
- Думаю, что в единодушии мнения и Пушкина, и Шолохова о взаимном влиянии человека на историю и истории на человека. И тот,и  другой показали нам весь ужас бунта, революции. В такие тяжелые времена жизнь помогает отличить хороших людей от «негодяев». Опять же четко видна авторская позиция обоих писателей. Они считают любые восстания бессмысленным кровопролитием.
- То есть, бунтарство как бессмысленность? С этим соглашался и Бродский: 
- Когда он входит, все они встают.
Одни — по службе, прочие — от счастья.
Движением ладони от запястья
он возвращает вечеру уют.
Он пьет свой кофе — лучший, чем тогда,
и ест рогалик, примостившись в кресле,
столь вкусный, что и мертвые "о да!"
воскликнули бы, если бы воскресли.
 («Одному тирану», 1992 год)

Поэтому вопрос, который хочу сейчас задать, может показаться и абсурдным, и нелепым, но, собственно, ради него весь сегодняшний разговор и затевался: можно ли говорить о совместимости творческих позиций (или даже взглядов) Шолохова и Бродского? Повторяю: ТВОРЧЕСКИХ, не житейских!
- Уточнение весьма своевременное. Говорить о житейских совместимостях донского казака и питерского еверея – это что-то из области даже не фантастики - анекдотов. А с другой стороны, разве творческие взгляды формируются в отрыве от той среды, где ты родился, крестился, женился и так далее? Хотя согла сен: социумы Шолохова и Бродского сравнивать даже не приходится. Что касается творчества… Скажу банальность, но она многое объясняет: ЛИЧНОСТИ ВСЕГДА ОДИНОКИ (это, кстати, к вашему выше озвученному посылу о постоянном и всеобщем «мешании» Бродского). Личностям чужды указания и постановления. Им чужда СУЕТА.
- Могу поспорить. Шолохов, несмотря на всё его духовное свободолюбие, был «верным сыном» кэпээсэс. Даже, по-моему, членом её Центрального Комитета.
- Член это не всегда апологет. Да, он подчинялся правилам игры. Но подчиняться с радостью, испытывая что-то сродни мазохистскому удовольствию, и подчиняться, стиснув зубы – это, согласитесь, две большие разницы…
- Что «большие» не соглашусь, хотя это, конечно, не одно и то же. Я понял, что вы, Сергей Владимирович, имели в виду: историю с шолоховским изложением в «Тихом Доне» подтёлковского восстания…
- Это только один из характерных примеров. Да, Шолохов был лукавым человеком (казак!), но дело своё, как говорится, знал туго. И свою миссию в советской литературе не переоценивал.
- Зато Бродский никаких духовных (или душевных?) условностей не испытывал. Всю жизнь был сам по себе.
- Бродскому было чуждо лукавство, чем мастерски владел Шолохов. Именно поэтому он никогда бы не вписался на в один писательский союз, ни в одно писательское  сообщество. Друзья среди литераторов у него были, да! Например, тот же Евгений Рейн. Но чувство коллективизма – это явно не про Бродского!
- А членство в так называаемом группкоме переводчиков  при Ленинградском отделении Союза писателей СССР?
- Всего лишь тактический ход, позволивший Бродскому избегать новых обвинений в тунеядстве. И не более того!
Кстати, вспомнил вот какие интересные факты, которые можно расценить как нечто общее между Шолоховым и Бродским. Первое: образование. У Шолоховав – четыре класса гимпазии. То есть, по сути, неуч. Бродский- семь полных классов, далее – работал фрезеровщиком, помошником прозектора в морге, истпником матросом маяка, разнорабочим у геологов. То есть, всё тот же неуч – но! И Шолохов, и Бродский если не всю жизнь, тот период  активного творчества, усиленно занмались САМОобразованием!
Второе. На Шолохова было сфабриковано дело в НКВД. Чудои избежал ареста (предупредил знакомый чекист): не заходя домой, где его уже ЖДАЛИ, рванул в Москву, к Сталину – и таким образом спасся. Бродский:  29 ноября 1963 года в газете «Вечерний Ленинград» появилась статья «Окололитературный трутень», подписанная Я. Лернером, М. Медведевым и А. Иониным. То есть, по сути, тот же донос. С этой статьи «заварилась каша»: суд,приговор – пять лет ссылки, в 1972-м – выгнали из страны.
- И резюме: ни к какому конкуретному понятному выводу мы в нашей сегодняшней беседе не пришли. Но это тоже результат. Спасибо, Сергей Владимирович, за, как всегда, интересную и,как всегда, очень спорную по мнениям беседу! 




;