Городская сказка. Акт 4. Сцена А

Акт 4.

Сцена А

Дом бандитов. В доме Кривой и Шарнир. За окном зимняя слякоть, блеклый рассвет, мокрый дождь.


Шарнир, смотря в окно
Мелкий предрассветный дождь, будто раненый ворон, расшибается об стекло,
Разбрызгивая с крыльев бурлящую кровавую жижу
И хрипя ветрами о том, что трое наших здесь полегло…
Чертов дом… как я тебя ненавижу!

Больно… душа, словно вышла из тела и бродит в зияющей пустоте,
А глаза наливаются лютою черною злобой:
Братья сожраны каменным желудком этих паршивых стен…
А меня, а меня попробуй!

Бьется головой об стену

Кривой
Шарнир, закрой пасть… самому тяжело теперь…
Что брызжешь ненужных словес кипящею лавой?
И телом бьешься об стены и о входную дверь –
Побереги его для пули легавой.

А пока отдохни… кричать и копошиться не надо.
Меня ли ты хочешь удивить своей болтовней и картинным волчьим оскалом?
К тому же… мы хорошо спросили с тех двоих гадов,
Что лежат в ближайшем лесу, накрытые теплым снежным одеялом.

Шарнир
Да, им, наверное, хорошо вдвоем…
Скоты, Иуды… может быть, на том свете поймут о главном,
И лед предательства смоет с их душонок Леты клокочущий водоем,
А пока… пусть согреваются сугробом, словно белым саваном.
…..

И теперь мне легче… я могу рассуждать здраво и почти что спокойно.
Камень, Камень, что же он нам нёс?
Про доспехи крыш, про рвущегося вперед воина,
А издох… как паршивый пёс.

Эх… и  Песнев теперь лежит в той же чаще,
Отзвенела его жизнь, как… строка недлинная,
А мы ему верили, верили по-настоящему…
Что ж, поделом… но все-таки умер, как мужчина.

Кривой
Согласен, мне его даже немного жаль.
Я думал, он наш… как лихо он пел, будто пули, разлетались его слова…
Впрочем… сколько наших погибло от пули и от ножа…
Но сейчас думаем о дальнейшем… вот Ангел придет…

Внезапно появляется Ангел

Ангел
Здорово, братва!

Кривой, вздрогнув от неожиданности, оглядываясь   


Кривой
Мы… отомстили… тем двоим гадам,
Отпустили в вечные странствия их заблудшие души.

Ангел
Что? Да разве этого, разве этого мне было надо?!

Кривой
Но ты же сам…

Ангел
Да чем вы слушали?!

Кривой
Я помню, ты говорил…

Ангел
Молчать!
Быстро кончайте свою трескотню и вообще всякий шум,
Или выверну наружу нутро, и из всех дыр хлынет кровь и моча…

….

Кто это сделал?

Кривой
Я и Шарнир… пощади, прошу!

Ангел
Ладно, Кривой и Шара, берите условленную часть общака и убирайтесь вон.
Вас для меня больше нет… я вас отсёк.

 
Кривой
Но как же так? Послушай!

Ангел
Слово моё – закон.

Кривой
Но мы же столько…

Ангел
Я сказал… всё.

Ангел садится за стол. На столе икона и крест.

Ангел

Эх, ну как я устал… сзади смерть, впереди пустота,
Жуткий холод в груди… ночь темна, будто ряса монаха…
Чуть дрожит горизонт… вот она, гробовая черта?
Испугаться бы мне… только жаль, что не чувствую страха.

Всё уходит куда-то, на сердце тоскливая муть,
Страсть кипучей души застудила метелица злая.
Что осталось во мне? – да и сам я теперь не пойму,
Стих азарт прошлых дней, отгудела пора удалая.

Был я скор на расправу, до одури весел и лют,
И своим помогал, и чужим, если сильно просили.
Уважал я братву… но… они всё равно предадут
И раздавят, как вошь, если буду ответить не в силе.

И куда мне теперь? В новой жизни таким места нет.
Мне иль всё, иль ничто…со скотом… не могу я быть вровень,
Тьма кругом… и лишь память горит, словно тихий рассвет,
Тронув тонким лучом низкий дом из отесанных бревен.

Вижу: ставни резные оплел золотой виноград,
Вижу детство своё: я, мальчишка, сижу за обедом,
А потом мы идем на прогулку в тенистый наш сад,
Мать, отец, я, сестренка и бабушка с дедом.

Как же мне хорошо, краски ярки и мысли легки,
Я так прост и открыт, и приятна мне новость любая,
Да и дел никаких… лишь… выпалываю сорняки,
Тонким хлестким прутом, будто шашкой, колючки срубая.

Ну а после, изорванный, грязный, побитый слегка,
Возвращаюсь под вечер, закончив негрозную битву.
И, увидев, что порваны брюки, нога в синяках,
Папа злится чуть-чуть, ну а мама… читает молитву,

Говорит, что я ангел, и мне больше прочих дано,
Лишь… не нужно проказ… и смогу я семью осчастливить.
И уходит потом, ну а я всё смотрю за окно:
Там цветы синих звезд распустилились в заоблачной ниве,

Там господь плетью ветров прозрачных пасет облака,
Там волшебные сказки узорами дивными ткутся…
Поднебесная высь так красива и так… далека…
И я детской душою хочу до нее дотянуться…

…..

Пусть смешная мечта, только с нею всё было светлей,
В ней тепло ранних лет, и живая, кипучая сила,
И друзья, и подруги… и ласковый шелест полей,
И… старинная церковь, куда меня бабка водила:

Треск оплывших свечей, дорогие иконы, кресты,
Круглый купол, как синее небо, огромный,
А на стенах всё ангелы, лики добры и чисты,
Лишь один не такой… он до дрожи, до ужаса темный.

Бабка шепчет: “Забудь, отвернись, не гляди на него!
Для чего же он здесь?... не пойму… сердце старое сжалось.
Он всё может забрать, а взамен не дает ничего…”
Ну а я… я гляжу… он мне даже понравился малость.

 А потом было много печальных и радостных дней.
Будто алый рассвет, что блестит налитою рябиной,
Удаль зрела во мне, я крепчал, становился сильней,
И забыл я о том, что увиделось в церкви старинной.

Я неплохо учился, я вспахивал комья земли,
Всё давалось легко, и своими успехами пьяный,
Я планировал жизнь… но однажды отца замели –
Словно карточный домик, обрушились первые планы.

Сколько было печали и сколько… невиданных трат…
Нищета, хоть ты бейся, хоть крикни протяжней и зычней…
Бабка с дедом почили, потом заболела сестра,
И один я остался… хозяин, защитник, добытчик.

Жаль, что сельская глушь защитить и помочь не смогла,
Оплетали долги, будто злые паучие нити.
Тихо блекла мечта, но… я думал, рассеется мгла,
Если вырвусь оттуда… уеду подальше… хоть… в Питер.

Думал, там меня ждут… мне казалось, я нужен стране,
Что любил я… так сильно… до крупных мурашек, до дрожи,
Ну а город прижал все надежды к шершавой стене
И мостом придавил… и почти что меня уничтожил.

Я, как загнанный волк, огрызался, не видя добра,
Я не сдался… но в светлые дали захлопнулись ставни.
Стыло сердце моё…эх, ну скольких людей я забрал!
Аж со счета собьюсь, а теперь вот… поэта и Камня.

…..

Отчего же так вышло… ну разве расскажут слова?
Вьюги съели мой пыл, будто серые нервные мыши…
Эх, и сам я когда-то писал и чуть-чуть рисовал…
А теперь… что теперь?... я пустой и навеки остывший.

Сметает со стола иконы и кресты

Не поможет ничто… да зачем эти лики, кресты?
Все, кого я сгубил, все – во мне, я – большая могила.
Души их не заполнят зияющей, злой пустоты,
Что вселилась в меня… и меня самого поглотила….

Встает и смотрит в окно

Ветер, что ты поешь? По кому ты рыдаешь в ночи?
Эх, я знаю о том, ни к чему мне расспрашивать стужу:
Я в холодный невидимый карцер себя заточил…
А они… как живые… и стонут… и рвутся наружу…

Идет в ванную комнату, собирается бриться. Смотрит в зеркало, вдруг его отражение пропадает, и появляется картина из церкви, в которую он ходил в детстве

Я… устал… но… лихой головы так легко не сорвать…
Ай, да где же она? Кто… елозит клешнею недлинной?
Да, я понял… не зря меня Ангелом кличет братва,
Я – тот ангел, тот… дьявол… из детства, из… церкви старинной.

Я могу лишь забрать, ну а дать… не могу ничего…
Что теперь?... бритва выпустит всех… в пустоту путь не сложен…
Скольких я погубил… а теперь вот… себя самого?
Нет, не стану… я что-то сумею исправить… я… должен.

Ангел выключает свет и уходит.