стр 67-72

А третий вроде наш по духу:
чудесный маг, скажу я вам...
За нас пусть делает чернуху:
нам чистить кармы по утрам.

Есть и прекрасное в навозе:
когда навоз узришь травой,
нырни в былое с головой,
себе внушая запах розы.

А это, что за экземпляр?
Пред нами женщина? Нет, баба...
И эта в магии не слаба.
Ого, меня кидает в жар!

В ней, что-то есть от антимира,-
зачахнет в ней любая лира;
способна все вогнать в хаос.
Да, нужен нам такой колосс...

Копать пещеры будем ею,
дробя на атомы гранит.
Ух, как мегера верещит,-
одеть смирилку ей на шею...

...Сложили пленников в ларец,
одев, смирительные кольца.
И вновь молитву начал жрец,
да не судьба быть богомольцем...

Уж новых пленников ведут,-
еще сорвало с циферблата:
мадам снесло, слетел богатый,
художник здесь, да бедный тут.


                67


И этих в коконы одели,
и этим жрец в нутро глядел,
и эти в кольцах онемели.
И раздраженно, жрец взревел:

- Разверзлось, что ли, поднебесье?
Кто ж там нарушил ход времен,
и из каких, таких племен
несет к нам это мракобесье?

Вот пара: толстый и худой,
один в жиру, другой голоден,
но их мирок друг с другом сходен,
с разнополярною враждой.

Один инстинкты ублажает,
другой об этом же мечтает:
дадим им дело по нутру -
пусть чистят нашу конуру.

Пусть пол метут словесным зудом,
а дама, с адскою душей,
для распрей будет им искрой.
Так, это кто тут с самосудом?

Художник - образный фантаст...
Из свары образы создаст:
увидит монстров Дух пещеры
и сил нам даст без всякой меры!

И выйдет, выйдет Дух земли,
как буйный демон из могилы,
чтоб мы владеть Землей могли,
чтоб с неба тучи не сносило...


                68


Пусть век клубятся облака,
пусть солнце светит там, над ними.
Мы ж - светим знаньями своими;
сильнее света нет пока.

Из молний вяжем мы жгуты:
пространство вводим в напряженье.
Приводим мы ветра в движенье,
и с силой камня мы на ты.

Тем, кто живет над облаками,
не уравняться силой с нами.
Испей водицы Дух земли
и нашим помыслам внемли!
               
...А циферблат уже пустует,
лишь смерч один над ним ликует:
судьбы незримое крыло
все персонажи унесло.

Пустыня, солнце, блеск песка
и синь безоблачного неба;
оазис спит у родника
и странник мочит корку хлеба.

Кругом блаженство и покой,-
звенит лишь эхом легкий зной;
слегка владеет ртом зевота,
но дух не спит, ему забота...

И кажется: цветущий рай,
лишь только птицами обжитый,
иль здесь живет властитель скрытый,
тогда внемли и не зевай...


                69


Вдруг взмыл песок, с порывом бури,
в спираль скрутилась неба синь:
не то, чудачит дух пустынь,
иль джин от скуки балагурит...

Ни дух, ни джин, а явный сон
исторг из чрева суть людскую,
и упокоился, как стон...
И люди душами тоскуют.

Поэт с возлюбленной своей,
монах в мольбе и дева в шоке;
оазис видят синеокий:
в пустыне рай, но без людей.

Накрыта скатерть самобранка...
Тут странник вышел из кустов,-
персты у губ - зовет без слов,
мол, достархан не нам приманка...

Укрылись все за родником,
где плеск ручья эфир тревожит,
и полог леса эхо множит,
и шорох ходит босиком.

В зените неба звезд сиянье -
атлантов светоносный рой:
слетают вниз за подаяньем,-
набраться силушки земной.

С высот спустились полубоги
земным цветеньем подышать.
Весна, как трепетно вкушать
нектар на влюбчивой дороге!


                70
               
         
Явились нимфы из цветов,
летят с объятьями к атлантам:
улыбки, слезы, шепот слов,
и те встречают их галантно.

От нимф цветочный аромат,
любого бросит на колени;
мечтая с пылкостью стремлений,
не дух, а тлен теперь крылат.

В желаньях крылья тяжелеют,
от пылких грез умы пьянеют;
тела, с расплавами лучей,
темнеют от шальных речей.

Пришла пора земным утехам,
настало время суете,
и полубоги уж не те:
попарно бродят с томным эхом...

Но дух не ведает червя,
и в тлен не знает ветхой двери,
и в смертном рубище живя,
терпеть не долго будет ересь.

Стряхнув земное, дух воскрес,
смирив безудержность желаний;
открылась снова синь небес -
дорога к Богу без страданий.

Сомкнулся этот мир и тот,
в прозрении неугасимом,
и исполин за исполином
взлетели в зарево светлот.


                71
               
    
А нимфы, как цветы - увяли,
оставив миру семена,
чтоб вновь, когда придет весна,
они любовь бы повстречали.

Один атлант, как сирота,
остался средь пустого пира,-
он не нашел любовной лиры:
любовь без нимфы лишь мечта.

И вдруг он вздрогнул, как в ознобе
и глянул в заросли кустов;
земляне замерли, как в гробе,
с мольбой без голоса и слов.

А великан, нахмурясь вепрем,
бушуя внутренним огнем,
с кустов листву сорвал, как ветром:
пред ним пришельцы, впятером.

Тотчас возникла мысль вопроса:
- Вы кто, откуда и зачем?
...И странник отвечал колоссу,
но на слуху был так же нем:

- Так, люди мы, носимы роком,
и ищем все духовный свет,-
у нас прикрыто третье око,
вот и плутаем в толще лет.

Мы ищем подвига к смиренью
и в покаяниях предел,
чтоб обрести свободу бденья,
чтоб, даже всуе, дух прозрел.


                72