Свет далёкой звезды... Феерия судьбы...

ПОСВЯЩАЕТСЯ СВЕТЛОЙ ПАМЯТИ
ЛИЛИИ - ЛИЛИЧКИ -  ЛИЛИАННЫ,
  МОЕГО  ОЧАРОВАТЕЛЬНОГО ШКОЛЬНОГО ДРУГА
НАРОДНОЙ АРТИСТКИ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ
ПРИМАДОННЫ  И  "КОРОЛЕВЫ"
МОСКОВСКОГО АКАДЕМИЧЕСКОГО ТЕАТРА ОПЕРЕТТЫ,
ОДНОЙ ИЗ САМЫХ КРАСИВЫХ ЖЕНЩИН
СОВЕТСКОГО СОЮЗА
ЛИЛИИ  ЯКОВЛЕВНЫ АМАРФИЙ

... Да!!! Ты рядом с нами,
И сколько не промчится лет,
Под голубыми небесами
Твоей улыбки будет свет…

...Проедем с тобой,
В золочёной карете,
По грустным мгновеньям,
Минувшей любви...

              Лариса  Рубальская

               
                СВЕТ ДАЛЁКОЙ ЗВЕЗДЫ
                ...ФЕЕРИЯ  СУДЬБЫ...
 

        ...Меня зовут Юрий Дмитриевич Субботницкий. Я школьный друг Лилии Яковлевны Амарфий. Я профессиональный моряк, первый помощник капитана судов дальнего плавания Черноморского морского пароходства, офицер Военно-морского флота СССР в запасе. Одессит, родился в Одессе. Мне, увы и ах, уже 68 лет! По сложившимся  обстоятельствам 15 лет своей жизни я прожил в небольшом уютном молдавском городке Оргеев, в современном молдавском написании -  Орхей, который находиться в 45 км от Кишинева, а от Одессы соответственно в 215 км.  Оргеев - город моего детства и юности. В последние годы не так уж часто  мне приходиться приезжать сюда, в Молдавию. А приезжаю я для того, чтобы навестить и подправить могилы моих родственников. В то лето я таки выбрал несколько свободных дней и отправился в Оргеев. И именно тогда узнал печальную новость о безвременном уходе Лилички из этой земной жизни. Хочу честно признаться, что с этого момента прошло столько долгих месяцев,  а я до сих пор не могу прийти в себя и до конца осознать, что Лилии, красавицы Лилички уже нет в этом мире.
        Ниже написанные слова, строчки, фразы, мысли, запечатлены только в моей памяти, запечатлены так же и  ускользающие из этого мира хрустально-хрупкие мгновения ее жизни, воспоминания о ее детстве, юности, зрелых годах, а так же о нашей самой последней, неожиданно-случайной встрече,  которая произойдёт спустя долгих сорок лет после описываемых событий на борту английского океанского пассажирского  лайнера "ORANGE MELODY" в  рейсе вокруг Европы из порта Сочи в Санкт-Петербург. Я  буду находиться в том рейсе, как член экипажа, а Лилия Яковлевна  с небольшой труппой Московского Государственного Академического Театра Оперетты будет  приглашена в круиз на борт судна для выступлений перед пассажирами  с  концертными программами.
         Я расскажу так же о необыкновенных,  неповторимо-удивительных восемнадцати сутках совместного плавания.  Эти, возможно наивные строчки воспоминаний,   я и хочу посвятить пронзительно-щемящей светлой памяти об этом удивительном, прекрасном, как цветок, которым является её имя, человеке, великой актрисы и певицы, Народной артистке России, Лилии  Яковлевны Амарфий.
         Хочу так же искренне поблагодарить Бога, Провидение, Судьбу, Высшие Небесные Силы, которые даровали (именно даровали) возможность моей жизни и судьбе пересечься, а вернее,  только лишь слегка соприкоснуться, с жизнью Лилии.
         Эти, порой достаточно печальные /грустные/ воспоминания о Той прекрасной девочке, девушке, блистательной даме, которая для меня в этой жизни и в этом мире  была,  наверно,  дороже, чем сама Жизнь! Но это была моя жизнь и я её прожил именно так, как мне было суждено её прожить. Хорошо или плохо - мне трудно судить...  Возможно... хотелось бы лучше...       
         Эти Воспоминания, мой Дорогой Читатель, результат, как сказал бы поэт  -  «Ума холодных размышлений и сердца горестных замет...».
      ...Итак, " память мою словно ветром уносит"  более, чем на полстолетия назад...   
         Но именно сейчас и прежде всего мне бы хотелось вспомнить о Лиличке не как о знаменитой, популярной артистке, которая своим уникальным, неповторимым по палитре оттенков звучания голоса, завораживала миллионы и миллионы почитателей её таланта на всех континентах планеты, а как о моем давнем друге, с которой мы учились в одной школе, жили на соседних улицах,  ходили в кино, катались на мотоцикле.         
         В своей автобиографии и воспоминаниях Лилия Яковлевна вскользь упоминает о том, что в детстве она училась в оргеевской музыкальной школе. Я более подробно остановлюсь на этом моменте.   
         Еще в детском саду у Лилии проявились Богом дарованные уникальные природные музыкальные способности: слух, голос, пластика и грация, а главное,  какое-то необыкновенное целеустремленное упорство, желание быть центром внимания и выступать, выступать и выступать. Выступать и получать удовольствие от того, что ее песни и танцы нравятся зрителям, доставляют радость и удовольствие.
           Воспитатели, а затем и преподаватели настоятельно порекомендовали родным Лили уделить более пристальное внимание ее музыкальному развитию и образованию. Когда она подросла и стала ходить в школу, ее отдали учиться и в музыкальную школу. Тщательно все, обдумав, достаточно все хорошо взвесив и рассудив, поднатужившись и согласившись принять посильную помощь многочисленных соседей, родственники купили аккордеон. В то время в нашем провинциально-патриархальном городке Оргеев, все жители в основном были знакомы. Приезжих почти не было и при встречах все всегда радушно здоровались друг с другом.
          А маленькая хорошенькая Лиличка, можно сказать без преувеличения, была всеобщей любимицей. И её часто называли «наша оргеевская куколка», а одесситы в этой ситуации, сказали бы, наверно, – «наша лялечка». Поэтому новость о том, что для Лили хотят купить аккордеон, разлетелась не только по улице Первомайской, где она жила, но и по всему Оргееву.  Соседи, которые жили рядом с Лилиным домом, поделились этой новостью со своими соседями. Те, в свою очередь со своими и, практически, весь город принял участие в покупке этого вожделенного музыкального инструмента. Наша семья тоже приняла участие в этом мероприятии. И, по-моему, я же сам и  принёс несколько рублей и отдал Лилиной маме. Так что в аккордеоне, на котором потом играла Лиля, была и маленькая, крохотная частичка, которая была куплена на наш скромный взнос.    
         И, надо сказать, не ошиблись. Решение на все сто процентов было правильным и удачным, более того, этот аккордеон сыграл очень важную роль в жизни Лилиной семьи. Уже занимаясь в старших классах общеобразовательной школы, Лиля сама, в качестве музыкального воспитателя, стала работать и подрабатывать «на жизнь», обучая оргеевских детишек петь, танцевать и таким образом приобщать к прекрасному миру музыки, а заодно /и одновременно/  позволило семье сводить " концы с концами".  Все мы жили в то далекое время не очень-то сытно и достаточно сложно.
         Представьте себе такую картинку: крохотная девчушка идет из школы, а у нее за спиной на лямках огромный чемодан-футляр с аккордеоном. Дом, где я жил, находился на улице Сергея Лазо и окнами выходил именно на эту улицу. Улица спускалась с большим уклоном к большому лугу, на котором  летом паслись козы. А уже за этим лугом, на улице Первомайской, на самом краю крутого обрыва холма  находился кукольно-крошечный домик-хатынка, в котором жила Лиля. Мы были соседями. Улицы Сергея Лазо и Первомайская находились рядом. Жила Лиля с мамой - Марией Ефимовной (тетей Маней) и старшим братом от маминого первого брака -  Владимиром. Папа умер рано, я  его не помню и никогда не видел. Родной брат Лилиного отца жил в Румынии, в городе Брэила, расположенном на Дунае. Был он достаточно зажиточным и не менее достаточно скупым и не очень приветствовал общение с бедноватыми оргеевскими родственниками.
          Мария Ефимовна недолюбливала его и осуждающе-возмущённо, иногда говорила:
       -  Сволочь такой!  /орфография и произношение оригинальные. Прим. автора/ Мог бы всё таки прислать девчонке  хоть какую-то "шмутку",  племянница  ведь всё же!
         Зимой улица С. Лазо покрывалась льдом и превращалась, к великой /неописуемой/ радости местной детворы, в настоящий каток. Лилия весьма оригинально использовала футляр аккордеона. Она садилась на него верхом и лихо скатывалась вниз, как на санках. Моя мама часто говорила мне: «Юра! Быстренько, быстренько беги к окошку, там твоя невеста катается на баяне».
         Позже у меня появился пленочный катушечный магнитофон, большая редкость по тем временам и со временем неплохие записи. Я, зная время, когда Лиля будет возвращаться из школы домой, выставлял в открытую форточку динамик и таким образом транслировал музыку на улицу. Чтобы приобрести этот магнитофон и не просить денег у мамы (а их у нее и не было), я устроился работать на плодоконсервный завод, вернее подрабатывать, рабочим по сбивке деревянных ящиков (тары) для фруктов. На этом же заводе я и получил свою первую трудовую книжку и свой первый профсоюзный билет. После уроков в школе я отправлялся на завод и колотил молотком и по гвоздям и по своим пальцам, плакал и стонал от боли, но вожделенно представлял себе, как своими мелодиями этот магнитофон будет услаждать слух Лили. Лилия иногда проходила мимо нашего дома не останавливаясь, иногда задерживалась у наших окон и слушала музыку, а я, спрятавшись за занавеску, любовался ей. Она была необычайно красива, какой-то загадочной, восторженно-воздушной, гриновской " алопарусной" красотой. Употребив  современный одесский сленг (простите),  сейчас откровенно можно сказать: она  была - " ну просто "обалденно" красива! "

          И из сегодняшнего «прекрасного далёка» можно сказать о той Лиле, о  Лиле того времени словами певца Владимира Кузьмина:
                …Она была прекрасна, как морской рассвет,
                Лучше девушки на всем свете не было и нет…
         Да...так вот - именно в этом случае и  на этот раз Господь Бог решил не скупиться и кроме невероятно щедрых даров - музыкального таланта, дивного,  чудного голоса, стройной фигурки, он решил сделать для нее еще один прекрасный, изумительный подарок, как сказали бы в Одессе - "Шикарный подарок".  "Дарить, так дарить",- согласовал и договорился сам с собой Всевышний и, махнув рукой на все божественные приличия, одарил Лилю изящной, утонченной, возвышенной Красотой.  Красотой, которая будет потом сводить,  хоть раз увидивших её мужчин, "с ума".
          Повторюсь - от Лилички просто невозможно было оторвать глаз!...
       ...В конце концов Лиля не выдержала и сдалась. Однажды в нашу дверь позвонили. Открыла мама и каким-то необычным голосом произнесла: «Юра! К тебе гости!». И... О ЧУДО! Я просто не верил своим глазам! Наконец-то свершилось, произошло  такое долгожданное и такое желанное ЧУДО!
        "Вот ОНА, вот ОНА  вожделенная  Жар-птица - Синяя птица, птица Счастья!" - ликовало и пело моё сердце! На пороге стояла Лиля и, смущаясь, произнесла: «Меня зовут Лиля. Из вашего окна всегда звучит такая прекрасная музыка. Не могла бы я немного послушать, если можно».
          Мама моя заметалась по квартире, буквально выворачиваясь на изнанку, не зная куда посадить и чем угостить прекрасную гостью. Мы пили вкуснейший (наверно, самый вкусный чай в моей жизни) с малиновым, затем абрикосовым, затем вишневым, затем айвовым вареньями и... наслаждались музыкой. Вот оно, вот оно, то счастливое мгновение, которое я буду помнить всю свою жизнь! Мой, как мне наивно думалось тогда, стратегически хитроумно задуманный  и коварный план,  наконец-то сработал! 
          Так мы официально познакомились с Лилией, или как я ее называл для себя  -Лилианной. Вскоре Лиля стала часто бывать у нас в доме, а я у них. И очень часто её мама,  тетя Маня, когда я приходил в гости, говорила мне, когда Лили не было дома: "Эта фыцка (местный диалект, девчонка подросток-сорванец, скорее всего на "идиш") опять на репетиции и, наверно, поет и пляшет на сцене в ДК" - так местные жители  называли новый Дворец культуры. Сходи туда и увидишь свою ненаглядную Лилечку!".
          В Оргееве к тому времени (и очень удачно и своевременно) был выстроен Дворец культуры, достаточно большой и удобный, из красивого местного белого камня - котельца, с большим удобным фойе, где по субботам и воскресеньям устраивались танцы. Это мероприятие стало, естественно,  очень популярным в городе. И вскоре красавец  Дворец культуры стал своеобразным духовным центром города. Здесь работало множество разнообразных творческих кружков.
         В это же время был организован вокально-инструментальный ансамбль - ВИА «Кодру» («Лес»), душой, сердцем, яркой звездой, "вечным двигателем" и естественным центром, вокруг которого всё вращалось, конечно была Лиля. Она была настоящим генератором оригинальных идей, предложений, любопытных решений, творческих задумок и сумела-таки разбудить,  вечно сонный,  провинциально-болотный Оргеев.
         Ансамбль все чаще и чаще стал выступать, давать концерты. И на эти концерты, а вернее и точнее сказать «на Лилю», стало приходить горожан все больше и больше. Вскоре концерты стали настолько популярны, что каждый из них ожидался всеми жителями города с огромным нетерпением. И каждый из них был настоящим событием, можно даже сказать,  ярким праздником в жизни города.
          Но мне запомнился  только один концерт, на мой взгляд, как теперь бы сказали -- судьбоносный. Была подготовлена абсолютно новая программа. Повсюду в городе были развешаны афиши и публика, как будто предчувствуя что-то необыкновенное и неординарное, буквально «повалила» на концерт. Достаточно большой зал Дома культуры был полностью заполнен, забит до отказа. Зрителей было так много, что не было свободного места даже в проходах вдоль стен, а балкон просто чудом выдерживал непомерный вес пришедших горожан.
        В это время была необычайно популярна мелодичная и веселая финская песенка «Руды, руды – рикс». Лиля вышла на сцену в костюме красной шапочки. На платьице был красный фартушек в белый горошек, естественно на ней была красная шапочка, а в руках плетенная ивовая корзиночка, в которую она, по задумке,  должна была подбирать расставленные на сцене грибы. В зале наступила /повисла/ напряжённая тишина ожидания... Прозвучали первые аккорды...
        Допев песенку, Лиля, повертев в руках микрофон, а они тогда были шнуровые, и, не найдя лучшего места, куда его положить, неожиданно засунула  в горловину саксофона, на котором виртуозно наяривал саксофонист Тюля. Саксофон от обиды и такой наглости оглушительно взревел, взвыл, а мощные динамики буквально взорвались многодецибельно усиленным звуком. Лиля же, как ни в чем не бывало, пустилась танцевать и собирать грибы. Зал сначала замер, затих, а затем охнул и разразился водопадом аплодисментов, восторженными воплями, криками, свистом, топотом ног. Все присутствующие, потеряв самообладание, находились в полном экстазе, попав под влияние настоящего волшебства, которое струилось со сцены. А Лиля на бис пела и танцевала, пела и танцевала, еще, и еще, и еще ...
         Мне кажется, что именно тогда невообразимый рев динамиков и синхронный рев зала,  как бы возвестил и отметил рождение и вспышку новой ярчайшей творческой кометы, имя которой  -  Лилия Амарфий. А ее многокрасочный и многогранный талант, впоследствии разгорелся и засиял в полную силу. И потом, когда Лилия приезжала с концертами в Кишинев, Оргеев, Черновцы уже в статусе народной артистки России и, будучи Примой Московского Государственного Академического Театра Оперетты - это уже было явление республиканского, а позже и государственного масштаба.
         Я стал приходит в гости к Лиле все чаще и чаще. И могу поклясться на чем угодно, что очень многие, а вернее все мужское население Оргеева, и совсем молодое, и не очень, хотело бы постучаться в Лилину калитку. Все были в нее влюблены. Оставаться равнодушным, глядя на нее, было просто невозможно. Это было выше человеческих, а вернее мужских сил.
       К  Лилиному домику прилегал небольшой вытянутый треугольник огорода, посредине /в центре/ которого, находился водопроводный кран. И, соответственно, воду в дом надо было приносить.
        Все квартирные удобства были во дворе, и, естественно, водопровода и отлива в доме не было. На кухне стоял обычный рукомойник типа " мойдодыра", а под ним огромный бак для грязной воды, который своими размерами и внушительным весом вызывал содрогание, трепетное восхищение и уважение типа «Гей, славяне!  Вздрогнем - ухнем!».
        Присутствие гостей в доме всегда приветствовалось и особенно особей мужского пола и, по достаточно прозаичной причине. О, этот бак! О, этот монстр! Его ведь надо было иногда выносить! Мама Лили менторским голосом говорила мне, когда я с грустью смотрел на это чудовище: «Юра! Хочешь дружить с красивой девочкой - научись правильно за ней ухаживать. Да, да, и выносить грязную воду тоже, причем научись это делать с радостью и сияющей улыбкой!». Что я, тяжко вздыхая, и выполнял.
        Еще одна картинка из той далекой, прошлой жизни буквально стоит у меня перед глазами. И этот случай я, наверно,  буду помнить всегда, сколько мне осталось жить.
        Рядом с Оргеевом протекает река Реут, тогда еще, в те времена, в ней можно было купаться, правда пиявок там было немереное количество. Но вода была очень чистая, и "весь Оргеев летом ходил на пляж". Он располагался в междуречье двух протоков. Здесь было достаточно глубоко, и даже стояла вышка, с которой можно было прыгать в воду.        Однажды, я с моим другом Эммануилом (Моней) Малисом лежали на берегу, я спиной к воде, а Моня, приподнявшись на локтях, лицом к реке. Мы о чем-то вяло болтали. Вдруг лицо его резко изменилось, он вскочил и невероятными, огромными, просто какими-то звериными прыжками, понесся к реке и с разгона прыгнул в воду. Я, еще не понимая, что произошло, но осознавая, что что-то произошло экстраординарное, тоже побежал к берегу. Моньки долго не было видно. Затем на поверхности воды появилось безжизненное  и бездыханное тело Лили, а затем и сам Эммануил. В ту же секунду я бросился в воду  и стал помогать Моне.
-- Давай! Давай! Давай! Быстрее! Быстрее! Быстрее! Счет идет буквально на секунды! –  заорал я не своим голосом. 
-- Не умничай,-- огрызнулся Моня, -- Где ты был?! Почему не усмотрел?!
        Я промолчал, мне возразить на это было  просто нечего. Когда мы вытащили Лилю на берег, тут уже инициативу  перехватил я в свои руки и... вот почему.
        После шестого класса я часть лета провел в пионерском лагере на берегу реки Днестр, в небольшом молдавском селе Кошница. Это напротив города Дубоссары. Однажды нас повели купаться. Место для пляжа было выбрано не совсем удачно. Когда-то здесь упала и разорвалась тяжелая авиационная бомба и под водой осталась огромная воронка, которая в сочетании с быстрым течением и изгибом реки являлась  предпосылкой для возникновения быстрого водоворота. Один из нас попал в этот водоворот и захлебнулся. Мальчишку успели вытащить. Я со стороны мог наблюдать, как взрослые, опытные воспитатели старались вырвать его из цепких лап смерти. Тогда я и подумать не мог, что опыт, полученный таким образом, через несколько лет спасет Лили жизнь.
         …Я закричал: «Ребята! Быстро разбежались по ближайшим домам. Найдите, где есть телефон и вызывайте скорую помощь сюда! БЫСТРО!!! СРОЧНО!!! НЕМЕДЛЕННО!!!» Я стоял на коленях.  Передо мной на земле без признаков жизни лежала Та, /повторюсь/ которая была для меня, наверное, дороже, чем  сама Жизнь.
        Хочу сказать следующее: одно дело смотреть со стороны, как спасают человека, как это делают и вытаскивают из цепких лап смерти опытные специалисты. И совершенно другое сделать это самому, неопытному мальчишке, повторить, не имея никакого практического опыта. Понимая, что именно я, что именно от меня, а не от кого-то иного зависит человеческая жизнь, что звезды расположились именнно так и, что обстоятельства сложились таким образом, что именно от правильности и быстроты моих действий зависит Да или Нет, Быть или не Быть, Жизнь или Смерть. И что огромная ответственность легла своей невероятной тяжестью на мою душу и плечи. От осознания этого у меня затряслись руки. И весь я трясся в каком-то лихорадочном ознобе. Я пытался взять себя в руки, отбросить все эмоции, но... не получалось.
-- Моня,  быстро,  быстрее, быстрее переворачиваем Лилю и осторожно кладем  животом мне на колено.
    Из Лили стремительным, бесконечным водопадом хлынула вода.
  - Теперь аккуратно переворачиваем и укладываем на спину. Моня, сложи валиком одежду и быстро положи под голову. Слушай меня внимательно: по счету раз, два, три... семь, я буду давить Лиле на грудную клетку, а по счету восемь, ты зажимаешь пальцами Лиле нос, глубоко вдыхаешь в себя воздух и, крепко прижавшись своими губами к губам Лили, вдыхаешь в ее легкие воздух. Поехали!!!"
   Я положил свою ладонь на ладонь по счету раз, два, три...семь, начал попытку запустить сердце. По счету восемь должен был подключиться Моня. Но у него получалось не очень-то. Да, в этом случае там дополнительно надо было сделать еще кое-что, но объяснять, именно что и как, времени не было.
 -Моня! Быстренько меняемся местами. По счету  до семи работаешь ты, на счет восемь работаю я. Прошу будь осторожней, не сломай Лили ребра.
 Процесс пошел более размеренно, мы работали в бешеном темпе как роботы, но результата, увы , не было...    
         Все это время  я, с каким-то неистовым несвойственным мне фанатизмом, обращался к Всевышнему, тем более, что мы и так с Моней стояли возле Лили на коленях. Почему-то неосознанно, где-то глубоко у меня в подсознании присутствовала твердая уверенность, что ОН  поможет,  что ОН  должен помочь,  что ОН не может не откликнуться на эту ПРОСЬБУ, на мой вопль-крик, исходящий, казалось бы, из сердцевины моей души, что Он не бросит, не оставит без ответа, в этой ситуации мою просьбу. Это было бы уж слишком  не справедливо:
-- Господи! Помоги! Спаси! Сохрани! Сохрани эту жизнь, ведь эта жизнь только-только стала расцветать. Помоги! Ну что Тебе стоит это сделать!? Ты ведь все можешь! Все в Твоих руках! Сущее и не сущее! Все! Абсолютно Все! Помоги! Ну сделай Это! Ведь Это такая чепуха, такая мелочь для Тебя!
         Нервы у меня стали сдавать,   мы старались,  выкладывались изо всех сил, а  результата не было, драгоценное время утекало сквозь пальцы как песок, я буквально выл, стонал от горя, понимая, что непоправимое, если еще не произошло, то вот-вот может произойти...
         Всевышний, очевидно, все же не выдержал и услышал мои неистовые вопли, обращенные к Нему. И, О Чудо! Сердце Лили неожиданно толчком запустилось. Сначала медленно, как бы нехотя, неуверенно, потом все четче и четче.  Появилось самостоятельное дыхание. Тоже сначала неустойчивое, неровное. По телу Лили побежала дрожь. Лиля оживала, возвращалась в этот Мир в эту Жизнь. Но еще одна мысль непрерывно крутилась в моем мозгу. Я прилагал неимоверные усилия, стараясь ее отогнать, не думать о ней, но она настойчиво неутомимым дятлом, долбила своим клювом  мой череп.
   Если останавливается сердце, то кровь с растворенным в ней кислородом перестает поступать в головной мозг и он либо частично, либо полностью гибнет в первую очередь. И даже, если человека после этого удается вернуть к жизни, то он превращается просто в "растение".  На все про все Природа дает около 5 минут.
          По векам Лили пробежала легкая дрожь, она наконец-то  открыла глаза. Взгляд был туманно-неопределенный, размыто-бессмысленный. Я склонился над ней еще ниже, Лиля смотрела на меня, не узнавая. Cтальная рука безжалостно сжала мое сердце. Было невероятно больно. В следующий момент, я четко это увидел, зрачки сфокусировались. Наконец-то Лиля узнала меня и слабо улыбнулась.
-- Где я? Что со мной?  -- слабо произнесла Лиля.
-- Лиличка! Милая! Все хорошо! Все Слава Богу хорошо! Ты вернулась! Ты здесь! Все обошлось! Все хорошо! Все будет хорошо!
-- Я вернулась!? Я вернулась откуда и куда?! И что будет хорошо?!
   Я снова не нашелся, что ответить.
-- Что-то капает мне на лицо, -  чуть слышно прошептала Лиля, - ты что, плачешь что ли? Почему?!
        У меня окончательно сдали нервы, очевидно, сказалось неимоверная нервно-физическая нагрузка.
 -Почему вокруг нас стоит так много людей? Почему они все на меня так странно смотрят?
 И я снова не нашелся, что ответить  и лишь провел несколько раз ладонью по ее голове и рассыпавшимся по песку волосам.
         В следующий момент, я так думаю, Лиля уже стала реально представлять обстановку и взглянула на себя, как бы со стороны. А увидела она следующее: она лежит на земле, двое мужиков склонились над ней, один нежно массирует ее левую грудь, а другой страстно целуют ее в губы. Она вскрикнула и рывком села, одной рукой отталкивая Монины трясущиеся руки, а другой мою голову, и тоже с трясущимися губами.   
 -- Да, вы что, оба совсем очумели, что ли?!
    Я облегченно вздохнул. Мозг Лили работал четко, отклонений и повреждений, вроде,  не было /не наблюдалось/, ее действия были адекватны ситуации. На мой взгляд, она действовала так, как должна была поступить в этой ситуации девушка.
- Все обошлось!,- буквально пропел я сам для себя, - Значит все, Слава Богу, Слава Богу -  все удалось, все получилось,  всё обошлось, хотя всё-таки реально и  окончательно я не верил сам себе.
     -- Да уж, очумели, -- пробубнил Моня.
        Толпа, в траурном молчании и оцепенении плотным кольцом, стоявшая вокруг нас, и сосредоточено наблюдающая за происходящим, "рухнула" облегченным нервным смехом. У кого-то нашелся термос с горячим чаем, у кого-то бутылка водки, которую я без сожаления и содрогания вылил почти полностью на Лилю и на махровое полотенце, которым тщательно растер ее. Все мы трое со стороны, наверное, выглядели очень -  так себе. Лиля сидела закутанная в шерстяной плед и пила горячий чай. Я в каком-то полубессознательно-обморочном состоянии петлял вокруг нее, время от времени прикасаясь к ней, чтобы убедиться, что она теплая, что она живая...
         Наконец-то, как и положено, в таких случаях, очень неспешно, переваливаясь на кочках и ухабах пляжа, минут через 150 появилась "Скорая помощь". Из нее не торопясь вышел старичок фельдшер, странно, натужно покряхтывающий. Приехал он, очевидно, для констатации факта...
 -- Это Вы, что ли у нас не состоявшаяся майская утопленница?!, -- обратился он к Лили,-- да еще такая красавица.
           Лиля вяло отреагировала на отпущенный комплимент. После осмотра, Медицина вынесла свой вердикт:
          -Все обошлось, все хорошо. Будете жить долго, богато и счастливо, -- напутствовала Лилю Медицина на дальнейшую жизнь.
 К сожалению, долгосрочный прогноз "Скорой помощи" оправдался лишь частично....
           А  в нашу с Моней сторону:
          -Молодцы ребята! Вы спасли жизнь человеку. И пожал нам руки.
           А мне же в этот момент вспомнилось первое мгновение, когда я увидел безжизненное тело Лили и какое-то непередаваемое жуткое, липкое ощущение леденящего страха, отчаяния, одиночества и ужаса охватившее меня. И, как я мгновенно осознал и ощутил себя беспомощной, бессильной, рабски зависящей от нелепости слепого случая, бесконечно малой, микроскопической песчинкой перед фатальной безжалостностью, "приветливо"  распахнувшейся двери равнодушно-жестокого потустороннего мира.
            Когда же все и всё наконец-то успокоилось, а мы, медленно и постепенно приходя в себя, втроём  сидели на покрывале /подстилке/ - перед моими глазами снова /опять/ появилась картинка, от которой я просто содрогнулся: я, увидел себя самого, как бы со стороны и даже чуть сверху, как я, абсолютно беспомощный,  раздавленный горем от четкого понимания происшедшего, непоправимого, понимания своей никчёмности и полнейшей беспомощности, стоял  на коленях  у безжизненного тела утонувшей девочки,  умоляя  ВСЕВЫШНЕГО даровать ей жизнь.
            Разве я в тот миг,  в тот момент мог подумать, смог бы даже  представить себе, что стремительно промчатся годы и эта, фактически умершая девочка, станет Народной Артисткой Российской Федерации, Примой Московского Государственного Академического Театра Оперетты, кавалером многих высоких правительственных наград?!!
           - Счастливый ты МОНЬКА,- произнёс я, обращаясь к своему другу,- тебе удалось, ты смог спасти жизнь Лиле.
             -Так в чём же дело,- невозмутимо и предательски хладнокровно ответил он, задумчиво пожёвывая какую-то травинку, - давай снова её утопим и на этот раз уже спасать  будешь ты!!!
          
             Я "ошалело"  посмотрел  на него, удивляясь такому, по-философски  рационально-простому  решению этой сложной проблемы!
            Лиля, наконец не выдержала и резко вмешалась в наш, такой вот содержательно - предметный разговор:
            - Да вы что, совсем уже что ли?!...
           Стремительный, необратимый поток Реки Времени, унес, отодвинул это трагическое событие на 52 года в прошлое до текущего момента времени. Но я помню все, абсолютно все, до мельчайших подробностей и нюансов, что тогда происходило, при чем   так четко, так ясно, как будто бы это произошло сегодня или только вчера.  Все это время, всю свою прожитою жизнь,  я считал и прибываю до сих пор в твердой уверенности, что тогда, что в тот момент мне удалось нечто невероятное. А именно, выпросить, вымолить у Всевышнего жизнь для Лили.
           Здесь мне хочется привести строчку из стихотворения любимого и почитаемого мною поэта Евгения Евтушенко: "...Стать мертвым хоть на миг -- неосторожно..." 
            Мне немного посчастливилось в этой жизни. Я побывал в самых святых местах планеты. «Святее» вроде не бывает. Я три раза побывал в Иерусалиме, в Кувуклии Храма Гроба Господнего, в Гефсиманском Саду, у знаменитой Стены Плача, в Вифлееме, на месте рождения Иисуса Христа, в Церкви Рождества Христова. На Иордане, на месте крещения Иисуса Христа. В Италии, в городе Бари постоял в смятении над усыпальницей Святого Николая Угодника. Побывал на Святой горе Афон. Приложился к мощам Святого Георгия Победоносца.  И, естественно, как и любой другой смертный в этих ситуациях обращался к Высшим Небесным Сферам со своими проблемами, просьбами и требами.
             Но ни разу, ни разу (!!!)  никогда более (!!!), не получил реальной помощи, реального положительного результата или ответа для разрешения этих просьб. Ни разу! Очевидно мною, тогда на пляже в Оргееве, был израсходован или даже значительно перерасходован весь лимит положенного положительного ответа на мои просьбы или, наверно, просил как-то не так. Не так, как просил когда-то, 52 года назад о жизни Лили.
        И еще раз об иронии Судьбы. Через 11 лет после спасения Лили Эммануил Малис (Моня), отдыхая у  друзей в Одессе, утонул, купаясь на городском пляже Ланжерон.  Похоронен в городе Оргееве на еврейском кладбище, первая могила справа, сразу же за кладбищенскими воротами. Приезжая в Оргеев, я обязательно прихожу на эту могилу и по древней еврейской традиции оставляю на ней Камень Памяти. Таких камней там скопилось предостаточно.
          Но это будет потом, позже, спустя... 11 лет...
          А пока… Прошло несколько лет. Я поступил в Одесское Высшее Инженерное Морское Училище (ОВИМУ) и уже будучи курсантом 3 курса получил приглашение, и даже 2, на свадьбу старшего брата Лили, Владимира. Первое было от Вовы, второе о том же, но от Лилиной мамы. Вова после окончания института жил и работал в Николаеве. Тетя Маня назвала дату свадьбы и сообщила еще одну новость: Лиля из Москвы тоже прилетит на свадьбу. Она к тому времени уже поступила во ВГИТИС.
          Я немедленно побежал /рванул/ к начальнику электромеханического факультета Киму Павловичу Котрикову и, применив все свои дипломатические  способности и ухищрения, всё же смог убедить его, что мне срочно и,  более того, даже очень-очень срочно, по жизненно важным причинам и обстоятельствам необходим на 10 суток отпуск.
              - Что, так "приспичело", что ли?!, - как-то по особому внимательно и с лукавой хитринкой, он оценивающе  взглянул на меня,- Ну, в таком случае приглашай свою ненаглядную красавицу на светлый тур вальса жизни! Дай-то вам БОГ обоим простого человеческого счастья!
                Получив такое нужное и желанное "Добро!", я немедленно отбыл на дизель-поезде «Одесса-Кишинев» в Оргеев. Вечером того же дня встретился с Лилиной мамой и мы договорились, что утром выезжаем в Николаев.
          К тому времени я уже был бывалым моряком, совершил свой первый заграничный рейс, на учебном судне «Горизонт». Побывал в Стамбуле, Пирее, Венеции и на Мальте, в порту Ла-Валетта. И уже смог заработать кое-какие карманные деньги. Я решил, не скупится и блеснуть всей широтой одесской морской души. Утром я подогнал такси к дому Лилиной мамы и позвонил в заветную калитку. Тетя Маня внимательно,  одобрительно и оценивающе посмотрела на меня:
-- Молодец, моя школа! Ты хороший ученик и, может быть, из тебя все же еще кое-что путное, да и получиться.
          Прибыли мы в Николаев с шиком. На следующий день я помчался в аэропорт, причем один. Морская курсантская форма, тщательно подогнанная, отутюженная и блестевшая как солнце золотом якорей, внушала мне твердую и необходимую уверенность в будущем успехе. Все, абсолютно все до тончайших мелочей соответствовало канонам, правилам и требованиям, проверенных десятилетиями и поколениями социума, объединённого общей фанатичной любовью к морю и морской тельняшкой, для индивидуума-бараноида, отправляющегося на свидание с Прекрасной дамой. Отполированная пряжка брючного ремня (простите – «бляха») с рельефным силуэтом звезды, пылающей бритвенно-острыми гранями на фоне морского якоря, соперничала с хищным блеском глаз пикирующего сокола сапсана.
          В результате длительных и сложнейших дипломатических (и не очень) переговоров, подкрепленных щедрой раздачей венецианских зажигалок, с охраной Николаевского аэропорта, я получил право, я думаю, на  нарушение множества служебных инструкций и доступ прямо на взлетное поле. Как отважный капитан я, стоя на верхней площадке трапа, пришвартовался к борту московского самолета. Отутюженные до кинжальной остроты складки брюк, синий с тремя белыми полосками гюйс – воротник белоснежной морской рубашки-голландки, бодро трепетал под порывами южного ветерка, как добрые, заботливые крылья ангела-хранителя. Все это, надо сказать, придавало мне уверенность в успехе моего предприятия.
           Я стоял с огромным букетом роз. Люк самолета распахнулся и я в таком роскошном виде предстал перед изумленными глазами стюардесс, которые очень быстро сориентировались в ситуации и заулыбались мне. Пассажиры стали выходить. Появилась в проеме выходного люка и Лиля. Увидев меня, она ахнула:
-- Господи! Юра! Как ты здесь?!
--Да, вот встречаю тебя на нашей гостеприимной николаевской земле.
  Свадьба удалась. Было весело, непринужденно, вкусно и пьяно. Очень пьяно... Много пели и танцевали.
           На следующий день мы выбрались с Лилей погулять по Николаеву. Прошлись центральной улицей - проспектом Корабелов. Затем зашли в кофейню. И Лиля, и я очень любили кофе, я сделал заказ. От пирожных Лиля, глубоко вздохнув, отказалась, с тоской вспомнив о необходимости  "соблюдения" такой весьма не маловажной для театральной сцены вещи, как фигура, но попросила принести несколько тонко нарезанных долек лимона, посыпанных сахаром.
          Я немного нервничал. Лиля, очевидно, тоже - ложечка как-то уж очень тревожно позванивала и билась о фарфор. Лиля внимательно, как-то оценивающе-вопросительно поглядывала на меня.
          Я, как гладиатор перед боем, "зажав нервы в кулак",   наконец-то собрался с духом и с покидающими меня силёнками,  а также вспомнив их традиционный боевой клич,  ринулся в атаку: «Ave Caesar! (в моем случае – «Ave Liliya!») Morituri te salutant!» («Слава Цезарю! (Слава Лилии!) Идущие на смерть приветствуют тебя!»).
     Я глубоко вздохнул и заплетающимся языком начал, наверно, самые важные переговоры в своей жизни. Мне удалось произнести только одно слово: «Лилечка!» - Лиля, тут же, стремительно положила свою руку на мою.
-- Юра! Подожди! Я прекрасно понимаю, что ты мне хочешь сказать. Но давай чуть-чуть хорошенько подумаем и все обсудим. Ты всегда мечтал стать моряком, наверное, чуть ли не с самого раннего детства. Юра, мы оба с тобой, к сожалению, фанатично, до предела преданы своим детским мечтам и надеждам юности о своем будущем, о своей дальнейшей жизни и судьбе. Так уж было суждено, так сложились обстоятельства. Ты в Одессе, я в Москве. А эти города, к сожалению, находятся на большом расстоянии друг от друга и мы стали далеки друг от друга, как географически, так и духовно.  Уже ничего изменить нельзя, и уже, откровенно говоря, ничего менять не хочется. Помнишь, когда-то ты прочитал мне прекраснейшее стихотворение Эдуарда Багрицкого. Хочешь, сейчас я его прочитаю для тебя:

…Кто услышал раковины пенье,
Бросит берег и уйдет в туман,
Принесет ему покой и вдохновенье,
Прокалённый солнцем океан,
Кто увидел дым голубоватый,
Поднимающийся над водой,
Тот пойдет дорогою проклятой,
Звонкою дорогою морской...»

           Надо сказать, я был просто изумлен! Да, действительно, около 8 лет назад я прочитал это стихотворение для Лилии, но даже и представить себе не мог, что она могла мгновенно его запомнить. Как великолепно поет Лиля я знал, но, что она с таким чувством, с таким глубоким пониманием смысла стихотворения на этот раз прочитает его для меня…Я был просто поражен.
-- И пойми меня, - продолжала она, - я актриса, певица, мечтаю и хочу работать на большой московской сцене. Без театра я свою дальнейшую жизнь не представляю. Об этом я тоже мечтала, мечтала с детского садика. И ты сам, прекрасно знаешь и прекрасно понимаешь, что в этом плане Москва и Одесса никоим образом, несовместимы. Ты хороший, умный, добрый, красивый... Ты  прекрасный друг. Но, пойми -- только друг, к моему великому  и горькому сожалению. Ну постарайся ... ну постарайся понять меня и прости!
        Со стороны, в этот момент, я представлял собой, я думаю, жалкое, убогое зрелище. В кафе на стуле напротив Лилии сидело нечто аморфное, бесконечно никчёмное, ненужное, безликое, бесформенное, раздавленное горечью отвергнутого признания. И  ЭТО НЕЧТО было очень похоже на выброшенную морской волной на прибрежный песок медузу, бесследно растекающуюся под беспощадными лучами южного солнца.
-- Юра! Юрочка! У тебя сейчас такие глаза, такие глаза, что мне завыть хочется от горя и слезы вот-вот польются из моих глаз. Пойми: я не героиня твоего романа, а ты, соответственно, не герой моего. Я еще раз хочу тебе повторить, что я хочу сделать все от меня зависящие, чтобы добиться  сценического и театрального успеха! Сцена – моя жизнь. Мое призвание! Я не мыслю своей дальнейшей жизни, своей судьбы без театра. Я – актриса, по крайней мере, я так думаю.
          На что я рассчитывал?! Как теперь бы сказали: «Дельфин и русалка - не пара, не пара, не пара». Я, положа руку на сердце, и сам все отлично понимал, а одесситы в такой ситуации выразились бы более определенно: «Шановный (уважаемый), в этом направлении вам абсолютно ничего не светит и Вы элементарно пролетаете, как фанера над Парижем». Так-то так.  Но мне ведь тогда еще было всего 23 года. А я любил, я надеялся…
          Да! Надо сказать /признаться/, что моя ответственейшая миссия в Николаев с треском провалилась. И как мы с тетей Маней с шиком приехали в Николаев, с таким же шиком и гордо поднятой головой и "окаменевшим" лицом на, котором я усилием воли не позволял проявиться бушевавшей внутри меня бури, отбыли обратно /восвояси/ в Оргеев.
          Насколько же точно и красиво выразил мои чувства и моё состояние поэт Леонид Пермилов, точно в "десятку":
                ...Любовь, ты  ангел или дьявол?...
                Тебя боятся все и ждут,
                Твои загадочные грёзы,
                Бальзамом сладким сердце жгут...

 
           Уже потом, через несколько лет, после окончания Одесского Высшего Инженерного Морского Училища, находясь в дальнем плавании, выйдя из Панамского канала и, пересекая  Тихий океан, попутно совершив заходы на Маркизские Острова, Таити, Окленд и Веллингтон (Новая Зеландия), а затем взяв курс на Австралию, на Мельбурн, я собрался с силёнками, заставил себя и "положил на стол перед собой лист бумаги чистой и карандаш, что к ней судьбой навек причислен". В том рейсе,  я еще раз мысленно вернулся к этим печальным событиям, еще раз переосмыслил и пережил их...
        Пользуясь многодневным морским переходом и обилием свободного времени я, сменившись с вахты, безвылазно, как отшельник, сидел в своей каюте и писал, писал, чёркал, зачёркивал, перечёркивал и рвал в бессильном бешенстве испорченную бумагу.
        В  результате неимоверных творческих усилий    появился текст повести, эссе, а точнее рассказа, посвященного Лиличке и той романтичесной поездке в Николаев. Было отпечатано три копии. По приходу в Мельбурн, в Москву авиапочтой полетели 2 увесистых письма-пакета. Одно было адресовано в редакцию очень модного и популярного в то время, журнала для молодежи «Юность», а второе - Лиле во  ВГИТИС.
    Одна копия осталась и храниться у меня до сих пор. Свой рассказ, не мудрствуя лукаво, я назвал простодушно и наивно «Маленькая и грустная повесть о морских дорогах, судьбе и любви». К сожалению, или к счастью, он опубликован не был. Вернувшись в Одессу, я получил рецензию на свой опус от главного редактора журнала -- Андрея Дементьева. Рецензия была половинчатая. Вроде бы редакция соглашалась на публикацию, но надо было доработать, переработать, дополнить, переписать и... переосмыслить. Желания что-либо переделывать и менять не было никакого. Я махнул на эту затею рукой. Получила ли Лиля мою повесть, читала ли ее, я так и не узнал. И уже не узнаю НИКОГДА!
         Несмотря на неудачную «свадебную» встречу в Николаеве мы с Лилей продолжали переписываться. Лиля закончила очередной курс. Вместе со студенческой труппой она отправилась в Сибирь и на Дальний Восток покорять своими талантами зрителей и слушателей. Я закончил свой учебный год и тоже отправился на плавательскую практику. На этот раз мне удалось устроиться в штат судовым электриком. Мы, как говорят моряки, быстренько-быстренько сбегали через Суэцкий канал в Японию, в Токио, с заходами в Порт-Саид, Бомбей, Сингапур и Гонг-Конг и через 3,5 месяца вернулись в Одессу. А в портах захода для бункеровки, для получения снабжения и питьевой воды, а именно в Сингапуре и Владивостоке меня ожидали два великолепных подарка: по одному письму из Москвы от Лили.
         Почти к концу рейса  я  совершенно неожиданно получил от Лили радиограмму. В ней она извещала меня о том, что после гастрольной поездки она полагает быть в Оргееве, примерно месяца через полтора.
 Возможно или весьма вероятно, что Лиля на тот момент еще очень колебалась и не приняла окончательного решения по поводу моего предложения руки и сердца. Ситуация складывалась  весьма удачно. После  завершения рейса я получил достаточно серьезные деньги. И именно, к счастью или несчастью,  в это время в главном универмаге Одессы появилась в продаже заветная мечта всех мальчишек Советского Союза, чешский мотоцикл – красавица,  двухцилиндровая «Ява-350» изумительного красного цвета, с отливающим хромом баком и двумя, ракетного вида,  глушителями.
      Собственно говоря, мне мотоцикл был совершенно не нужен, но я его купил, для того, чтобы покатать Лилю. К этому времени городской пляж  из Оргеева, с берега реки Реут  уже был перенесён на озеро, расположенное в лесу поблизости от села Иванча.. Транспорт туда не ходил никакой и добираться на пляж было достаточно сложно. Но там было очень чисто и уютно.
     Купив мотоцикл, я своим ходом отправился из Одессы в Оргеев. В Оргееве я оказался раньше Лили. На этот раз я отправился  встречать её с гордым чувством собственного достоинства, как же - за свои "курсантские", в море заработанные деньги, я смог приобрести то, о чём многие ребята могли только мечтать! Таким образом я прибыл в Кишинёвский аэропорт уже на своем собственном транспорте. Лиля прилетела из Москвы с багажом, а на мотоцикл я мог посадить только  её одну . Багаж мы загрузили в рейсовый автобус, а сами на «Яве» чинно-благородно следовали за ним.
         Это была самая восхитительная и романтичная поездка в моей жизни. Поразительно, Лиля была рядом возле меня и этого было вполне достаточно, чтобы мир вокруг разительно преобразился, засветился, засверкал особой лучистой энергией. Все вокруг радовало глаз. Я управлял красавицей «Явой», поблескивающей полированным хромом. За моей спиной, крепко обхватив меня руками и прижавшись ко мне, сидела самая прекрасная девушка в этом подлунном мире. Да еще при этом негромко напевала, а вернее мурлыкала что-то опереточно-веселое, очень похожее на: "Частичка чёрта в нас заключена подчас..." Я вез свою Ассоль... И все 45 километров расстояния от Кишинёва до Оргеева были буквально освещены неземной райской радостью. Вокруг нас раскинулись изумительные по красоте ландшафты Молдавии. То тут, то там возникали и исчезали холмы, покрытые аккуратными, стройним рядами виноградников и садов, тщательно ухоженных и выпестованных заботливыми руками. Мы ехали по дороге, вдоль которой раскинули свои мощные кроны дубы и тополя, посаженные самим Григорием Ивановичем Котовским. Мы проезжали мимо озер, мимо леса, мимо реки Реут, проезжали мимо села Романешты,  в котором находятся виноградные плантации, которые когда-то принадлежали царской семье и откуда поставлялись великолепнейшие вина к столу его Императорского Величества Николая II. Село Романешты и получило своё название от фамилии царской династии Романовых и называется так до сих пор, как ни странно, это название почему-то ещё не переименовали.     Всё то, что мы видели с "борта" "Явы", всё соответствовало весьма известному в Молдавии того времени лозунгу: "Превратим Молдавию в цветущий сад Советского Союза!" Да! Это было именно так!  Молдавия была садом-раем великой страны.
          Мне казалось, что мы ехали не по дороге, не по земле, а летели, буквально парили в гондоле дирижабля или в корзине воздушного шара, где-то там, среди облаков, расцвеченных палитрой всех цветов радуги. Это была частичка небесного Рая на отдельно взятом мотоцикле.
          На кишинёвском промтоварном толкучем рынке (толчке-барахолке), я, по случаю, приобрел хромированную фигурку оленя -- эмблему (фирменный знак) автомобилей «Волга-21»,  которая, очевидно, была стремительно похищена с неосторожно оставленного автомобиля. Это был родной брат того оленя, которого «Балбес» (Юрий Никулин) из кинофильма «Кавказская пленница» прикручивал к капоту ободранного «Запорожца».
      Я, проникнувшись гениальностью полёта фантазии «Балбеса», проявил смекалку и находчивость. И, как «Балбес-2» (Юрий Субботницкий) продвинул эту идею далеко вперед. А именно: «присобачил» этого оленя на переднее крыло (защитный щиток) своего мотоцикла. Мы с Лилей "гоняли" по улицам Оргеева, шокируя и приводя в смятение местную публику, а водителей и пассажиров автотранспорта, двигающегося  и по встречному и в  попутном  направлениях, в "бешенный"  восторг.         
          Надо признаться, я еще не очень уверенно водил мотоцикл, но права на вождение мотоцикла были. Однажды Лиле захотелось поехать прокатиться куда-нибудь подальше. И мы отправились в путь по Бельцкой трассе в сторону Теленешт. И тут неожиданно возникла сложная дорожная ситуация, в результате которой мне еще раз удалось спасти жизнь Лили, а заодно и самому себе. Впереди нас шел огромный грузовой КамАЗ с прицепом, по завязку, до верху  набитый досками. Возле местной Оргеевской мебельной фабрики он неожиданно резко остановился, чтобы повернуть налево и пропустить встречный транспорт. Но при этом, почему-то не сработал, не включился световой сигнал торможения и левого поворота. Скорость у нас была достаточно большой, острые края-торцы досок стремительно надвигались на нас. Я левой рукой из всей силы выжал ручной тормоз и, привстав, правой ногой надавил на ножной тормоз. Но скорость падала предательски медленно. Я понял, что через какие-то доли секунды на асфальте будут валяться два обнявшихся безголовых трупа, так как досками нам бы просто оторвало головы.
          Лиля вцепилась в меня и, крепко прижавшись, закричала. Я заорал: «Пригнись, насколько это можно!». Рядом с дорогой находился придорожный ров, канава с пологим склоном, густо заросшая травой. В этой ситуации я принял единственно верное решение и,  резко повернув  руль вправо, а мотоцикл наклонив  влево, мы начали соскальзывать вниз. Я, как мог, помогал торможению ногами. Впереди мотоцикла, спасаясь от погони жутко грохочущего чудовища, которое очевидно хотело схватить ее за хвост, неслась, используя все внутренние резервы и ресурсы своей одной козьей силы, беленькая козочка. За ней волочилась веревка с вырванным колом, к которому она была привязана. Доски просвистели над и за нашими головами, но мы уже были в тот момент, к счастью внизу. По дну канавы струился хилый ручеек. Почва была болотистая, вязкая, что тоже способствовало уменьшению скорости. Перед нами оказался огромный джутовый мешок, набитый травой, который собирала на корм козе или кроликам преклонного возраста бабушка-бабулька. Она мгновенно трезво и реально оценив сложившуюся ситуацию и, очень хорошо осознав, что главной драгоценностью в этом мире является собственная жизнь, а не корм для козочек. Бодро перебирая ножками и  помогая себе руками, она  резво карабкалась, можно сказать в мгновении ока взлетела на вверх по противоположному склону, заодно осыпая нас отборными проклятиями на мелодичном молдавском языке, типа: «Сволочи! Обнаглели совершенно! Гоняют на мотоциклах по канавам и не дают нарвать бурьян для коз!». И какими-то другими и, наверное, более определенными словами, которые приводить здесь не хочется из этических соображений.
         Когда я немного пришел в себя, я обнаружил, что уютно расположился в болотце, резко попахивающем водородом. Ботинок на мне не было, носки были порваны и ступни сильно расцарапаны. Левая нога болела адски, но Слава Богу, как потом выяснилось, лодыжка была не сломана, а только лишь вывихнута. Левая щека была стерта до крови, но глаз остался цел. Кожа левой руки между большим и указательным пальцами была разорвана и сильно кровоточила. Лиля устроилась более удобно и комфортабельно: она сидела у меня на спине, а вернее на шее, а еще, точнее, на затылке, чем-то напоминая гоголевскую прекрасную панночку-ведьмочку из повести «Вий». Мне, очевидно, по сценарию (сюжету) была отведена, уготована роль бурсака Хомы Брута. И, таким образом, моя голова весьма экзотично торчала откуда-то из-под Лили. И мы оба, наверное, представляли прелюбопытное  и невесёлое зрелище.
           А вдалеке, на безопасном расстоянии стояла коза-дереза, внимательно и насторожено поглядывающая на нас и готовая в любой момент пуститься дальше наутек. "Какие-то странные эти двое людей, -- наверно, думала коза, -- один лежит, а второй сидит на нем. Похоже, что это засада и, по всему видно, что они разрабатывают хитроумные планы моей поимки. Но меня им не поймать."
    Перевернувшаяся и заглохшая «Ява» валялась впереди за мешком, фара была разбита, левая подножка согнута, переднее крыло искорежено, поцарапано. Так, обожаемая мною фигурка хромированного оленя, до сих пор гордо парившая над передним колесом  в стремительном прыжке и  рассекавщая  до этого встречные потоки воздуха, беспомощно валялась рядом «отбросив копыта». Как достаточно не очень приятное воспоминание об этом полу-трагичном инциденте, который (Слава Богу, что этого не случилось) мог привести к фатальным последствиям, я до сих пор храню фигурку  этого оленя с отбитыми ногами и рогами. 
          На следующий день мотоцикл я продал, не задумываясь, по сходной цене. Эти деньги нам очень пригодились. Мы с Лилей и друзьями в местном ресторанчике «Весна» очень хорошо и непринуждённо отметили мое второе рождение, а Лилино уже третье рождение.
          За руль я больше никогда не садился. Никогда! Ни мотоцикла, ни автомобиля. Хотя очень часто предлагали.
          А Лиля, совсем наоборот. Позднее она очень увлеклась ездой на картах, маленьких гоночных машинках. Это было время, когда молодёжь в Москве очень увлекалась этим. Позднее Лиля прислала мне свою фотографию, где она интригующе восседала на карте в гоночном шлеме, из-под козырька которого, очень мило выглядывали прекрасные Лилины глазки.
          Какой всё же разновекторный результат нашей последней поездки на мотоцикле…
                …Юные годы,
                Чудесные дни.
Как вешние воды,
 Промчались они…

           ...С той поры незаметно  пролетело еще почти 40 лет. Целых 40 лет!!!
          Надо сказать, я часто вспоминал о Лиле, а вернее, помнил о ней всегда, постоянно, везде, где только мне приходилось бывать. Мое душевное и эмоциональное состояние лучше, чем выразил в своих строчках поэт Федор Тютчев,  передать удасться вряд ли:

…Еще стремлюсь к тебе душой
И в сумраке воспоминаний,
Еще ловлю я образ твой.
       Твой образ милый, незабвенный,
Со мной повсюду и всегда.
Недостижимый, неизменный,
Как ночью на небе звезда…

        Я мысленно также часто представлял себе, как мы ,случайно,  встретимся когда-нибудь, где-нибудь. Она красавица, а я бывалый моряк, настоящий, заматеревший морской волк, в подогнанной форме, декорированной золотыми эполетами, знаками, наградами,  регалиями отличия.  И вот...Ещё раз свершилось! Свершилось ЧУДО!!!!
         Я устроился работать по контракту на пассажирский океанский лайнер   английского судовладельца. Черноморское морское пароходство к этому времени физически перестало существовать, безвременно кануло в Лету, отдало Богу душу, как потом шутили одесситы. И каждый моряк искал себе работу сам, как только мог и где только мог.
         Теплоход хоть и принадлежал английской круизной компании, но в том году работал именно с российскими пассажирами, поэтому и экипаж подобрали в основном из одесситов. Назывался теплоход «Orange Melody». Согласно контракта-расписания мы выполняли круизы из Сочи вокруг Европы, с заходами в Лондон, Венецию, на Мальту - в порт Ла-Валетта,  Барселону, Гибралтар,  Касабланку и в Санкт-Петербург.
          Белоснежный лайнер, после ремонта тщательно выдраенный нашими стараниями "до блеска" , стоял у причала сочинского морского вокзала. Я сменился с вахты и прогуливался по верхней палубе, наслаждаясь панорамой весеннего Сочи. Шла обычная, рутинная посадка пассажиров. Вдруг по громкой судовой трансляции раздался голос капитана: «Вниманию членов экипажа, задействованных на посадке пассажиров. К борту судна приближается Народная артистка России Лилия Амарфий с труппой. Прошу быть особо внимательными и обходительными».
        Я обомлел... И в ту же секунду уже стремительно мчался к бортовому леерному ограждению. Перегнувшись через планшир, в нарушение всех требований и законов судовой этики, завопил истошным, "не своим голосом",  первое, что пришло мне на ум: "Лиля! Лиля! Моряки - оргеевцы приветствуют тебя!!!"  И, так как она великолепно владела румынским /молдавским / языком - продолжил уже на румынском:" Лилиана!  Бунэ зиуа! Вэ салут! Бине аць венит пе " Orange Melody!". И, неожиданно даже для себя самого, прокричал так любимую мной и Карлом Марксом фразу, которая, в данном случае, была совершенно не уместна , а прокричал я её, очевидно потому, что в тот момент забыл напрочь все другие слова и выражения на этом языке - "Пролетарь дин тоатэ цэриле - униць-вэ!" -  Лиля!!!Здравствуй1 Приветствую тебя! Добро пожаловать на теплоход "Оранжевая Мелодия"! Пролетарии всех стран - соединяйтесь!"
           Лиля, от  такого "радушного - пролетарского приёма"  оторопела и замерла на месте и, еще не понимая, кто это орёт, машет руками и прыгает, где-то там наверху -  неопределённо, в никуда помахала мне рукой.
         Через несколько часов в моей каюте раздался телефонный звонок. Звонила Лиля.
-- Юра! Это просто чудо какое-то! Ты работаешь именно на том пароходе, на который я  попала совершенно случайно! У меня завтра встречный концерт, приходи обязательно. Мне будет  очень-очень приятно и я  говорю тебе это совершенно искренне, - сказала она.
           Я ответил, что члены экипажа во время круиза не имеют права без служебной необходимости появляться в пассажирских помещениях и местах отдыха туристов. Запрещено категорически.
       -- Не волнуйся, это мои проблемы, - ответила Лиля.
          Дело в том, что во время выполнения круизных рейсов всегда приглашаются известные артисты, певцы, музыканты и просто широко известные, интересные люди. Как правило, на второй день после отхода судна в рейс и за день до прихода в конечный порт даются соответственно встречный и прощальные концерты. Именно для таких концертов была приглашена Лиля с труппой.
           Через какое-то время вновь раздался звонок, звонил капитан и сообщил:
-- Юрий Дмитриевич, тут такое дело - вам оказана честь представлять экипаж на встречном концерте, тем более, что об этом просила ваша знакомая. Капитан на слове "знакомая"  сделал особое ударение.
         - Какие у вас, Юрий Дмитриевич,  оказываются интересные знакомства, да ещё в таких сферах!  Условие и требование одно: прибыть в музыкальный салон заранее и в парадной форме.
         - Будет выполнено, - радостно ответил я.
           Здесь, я думаю /наверно/, уместно будет воспроизвести несколько строчек, известнейшего стихотворения Пушкина.

…Шли годы, бурь порыв мятежный,
Развеял прежние мечты,
Но не забыл я голос нежный,
ЕЁ небесные черты.
(«по тексту А.С. Пушкина должно быть: И я забыл твой голос нежный, твои…»)   

…В душе настало пробуждение,
И для меня воскресли вновь,
И Божество, и Вдохновенье,
    И Жизнь, и Слезы, и Любовь…   

        На концерте Лилю встретили очень доброжелательно. Долго, много и охотно хлопали. Вызывали на «бис» снова и снова. А затем Лиля обратилась к зрителям и сказала:
 - Сейчас в этом зале присутствует мой давний школьный друг, а ныне член экипажа, первый помощник капитана - Юрий. Я хочу специально для него исполнить песню из кинофильма «Призрак оперы». Юра, поднимись, пожалуйста, и покажись. Мне тоже бурно захлопали и мне, почему-то, было это очень приятно.
         Затем Лиля совместно с прекрасным и весьма почитаемым мной "звёздным артистом" Львом Дуровым исполнила несколько великолепных миниатюр.
          На следующий день, когда теплоход  уже подходил к Стамбулу мы встретились с Лилей и я попросил её внимательно выслушать меня:
         - Лиличка! Ты отправилась в круиз для того, чтобы отдохнуть, развеяться. И я это прекрасно понимаю.  Мне, безусловно, хочется побольше пообщаться с тобой, даже просто побыть  рядом, ведь мы не виделись целых сорок, таких долгих и так стремительно промелькнувших лет. Почти полстолетия! Боже! Как быстро пролетела жизнь! Но у меня абсолютно нет желания превратить твой отпуск в кошмар и повторить, уже в реальности, ситуацию, о которой так мастерски рассказал в своей повести - " Гранатовый браслет"  Александр Куприн. Помнишь ли, хотя бы приблизительно, о чём там идёт речь и в чём фабула повествования?!
          - Юра! Могу тебя либо огорчить, либо обрадовать - и мне нравится, как пишет Куприн и я, как  это ни странно, помню этот рассказ и он мне тоже понравился. Ты, наверно думаешь, и, более того, я уверена в этом, что  если я стала, скажем так,  известной артисткой, то  так сразу же и безнадёжно поглупела, что ли?!
           - Извини, я, естественно,  так не думаю и спросил,  просто потому,  что не хочу быть, не дай Господь Бог,  приторно навязчивым. Мне хотелось бы обратить твоё внимание, объяснить и сравнить /сопоставить/  нашу ситуацию именно с той, которую описывает /о которой рассказывает/ Куприн в своём рассказе. А эти ситуации, на мой взгляд, так поразительно схожи!
             Мы нашли консенсус и договорились, что как только у неё, да и у меня тоже, ведь я всё-таки член экипажа, а не турист, появится свободное и подходящее время /и желание тоже/ - Лиля позвонит мне, а если меня не будет " дома - в каюте", то она меня найдёт! И, надо здесь добавить и отметить, что по распоряжению капитана любая её просьба выполнялась практически мгновенно. То есть меня бы нашли достаточно быстро в любой, даже самой отдалённой точке судна, то есть даже под  пайолами, лишь бы только Она этого захотела /изъявила такое желание/. Пайолы - это металлические рифлёные листы в машинном отделении, точнее, грубо говоря пол, по которому ходят механики и мотористы,  а что находится и творится под ними, лучше не говорить -  настоящая преисподняя!
             Хочу обратить внимание читателя, что этот, казалось бы совсем никчёмный разговор, будет иметь совершенно неожиданное и содержательное продолжение ровно через четыре года. Промелькнут и эти четыре года и я, к своему великому удивлению, к своему дню рождения, а он у меня седьмого июля, неожиданно получу  небольшую посылочку-бандерольку из Москвы. В ней будет находится очень красивое и затейливо изготовленное серебряное кольцо-перстень. Даже на первый взгляд станет ясно, что это работа хорошего, высококлассного мастера, великолепно владеющего своим ремеслом. Орнамент  перстня  будет  выполнен искусной кабалистической вязью.  В центре печатки будет красоваться /разместится/ огранённый кристалл  граната, переливающийся и пылающий искрами кровавого,  тёмно-красного цвета, в обрамлении золотой накладки в виде загадочного филигранного узора. И я, невольно улыбнусь, вспомнив  наш этот /тот/ давний  разговор.
              Красивый, достаточно дорогой подарок. Но, это будет не просто подарок, а подарок со значением и, как я пойму, он  будет нёсти в себе тайный смысл. /в нём будет особый  тайный смысл/.
              Внутрь  коробочки  будет  вложен аккуратно сложенный листок с текстом стихотворения. Бандеролька будет от Лили. И.  как  окажется потом, она будет отправлена почти  ровно за год до ухода Лилички из этой жизни, из этого мира!

               
              ... В путах лести сладкой                Рассекая волны   
                Иногда украдкой                Под луною полной
                Вспомни обо мне!                Вспомни обо мне!
                И шагая браво                С пира возвращаясь,
                За высокой славой                С милою прощаясь,
                Вспомни обо мне!                Вспомни обо мне!          
                Руки есть белее                Летом, в час закатный,
                И уста алее                Розы ароматной,      
                И друзья милее                Шелест еле внятный               
                Больше искр в вине,                Слыша в тишине,
                Но за чашей винной,                На заре росистой
                За беседой длинной                В час прохлады чистой         
                Вспомни обо мне!                Вспомни обо мне!
                Осенью безбурной
                Под листвой пурпурной
                Вспомни обо мне!
                В час тоски и сплина
                Ночью у камина
                Вспомни обо мне!
                Запоёт ли скрипки
                Ласковый и гибкий
                Голос про улыбки
                Солнца по весне,
                Вспомни, как бывало
                Я тебе певала
                Вспомни обо мне!...
          Какое это будет изумительное,  прекрасно-певучее и какое прекрасно-печальное стихотворение!!! Для меня  так и останется загадкой - написала ли Лиля сама эти прекрасные строчки  или это,  поэтический шедевр  /по моему глубокому убеждению/,  неизвестного поэта!
 
Постепенно судовая жизнь вошла в свой размеренно - умиротворённый режим. Экипаж теплохода трудился, выполняя свои рутинные обязанности, вахты сменялись вахтами,  а всем довольные пассажиры  активно отдыхали,  предаваясь радостям круиза и весёлой, беззаботной жизни.
             На подходе к Гибралтару совершенно неожиданно  произошёл достаточно неприятный инцидент, к счастью и  достаточно благополучно закончившийся, если не считать  испуга ребёнка, испуга родителей,  нескольких  неприятных для пассажиров минут, наблюдавших за происходящим и уютно сидевших в шезлонгах вокруг судового бассейна,  моей разорванной отутюженной и белоснежной рубашки с золотыми "эполетами",  напрочь испачканных форменных брюк  и добротных ссадин на моём лбу и щеке. 
           Дело в том, что на всех современных пассажирских лайнерах на кормовой палубе встраиваются плавательные бассейны, причём есть бассейн и для взрослых, он глубокий  и детский - неглубокий. А на крупных лайнерах бассейнов бывает даже несколько, в зависимости от стоимости приобретённого билета. Наличие бассейнов идея просто великолепная! Представьте себе: по лазурному океану плывёт белоснежный лайнер, ярко и ласково светит солнышко, выпрыгивают и резвятся весёлые дельфины, порхают летучие рыбки, вокруг экзотические острова, а вы, на плывущем корабле, плещетесь в бассейне!   Вот, наконец то, она - заветная, казалось бы неосуществимая давняя  розовая  мечта  детства,  воплощённая в реальность!
           На таких судах обязательно на нескольких языках вывешены объявления: "Мокрая палуба - скользкая! Будьте осторожны!", "Просьба - не носите обувь типа шлёпанцы - вьетнамки и особенно при подъёме по трапу!" и т.д. Объявления то висят, но их, как правило, никто никогда не читает, а жаль! Это действительно очень опасно! Поэтому  для  дополнительного напоминания предусмотрены регулярные объявления по громкой судовой трансляции. Но и это, как показывает практика, не срабатывает.
           Я, надев форменную одежду, поднимался  на ходовой мостик. Обычно я иду совсем другим путём, но на этот раз, неожиданно даже для себя самого,  почему-то изменил свой обычный маршрут и пошёл именно так - мимо бассейнов и отдыхающих в шезлонгах пассажиров.
           Детвора шумно резвилась в детском бассейне. И, естественно, палуба вокруг него была залита водой. Какой-то мальчишка погнался за девчонкой и она, убегая и визжа от восторга, так ведь положено в таких случаях, стала быстро подниматься вверх по трапу и причём, именно во "вьетнамках". На одной из ступенек девочка умудрилась зацепиться шлёпанцем за ступеньку, не удержалась и с воплями полетела вниз, А я, к невероятному счастью этого ребёнка,   именно в этот момент подходил к началу трапа. И, ещё сам не понимая в чём дело, но услышав истошный детский крик и, не успев поднять глаза,  почувствовал, что на меня сверху что-то стремительно валится/падает/, инстинктивно выставил/поднял/ руки. В следующее мгновение ребёнок рухнул мне прямо в руки. Это чудом спасло ей жизнь! Линдси /Lindsey Wolles/,  так звали девочку,  оказалась  англичанкой, в этом круизе на теплоходе находилась  так же и небольшая группа англичан.
           Не окажись я именно в этот момент и именно в этом самом месте, она, а это можно сказать с большой долей вероятности, могла бы либо погибнуть /разбиться/, либо, и это в самом лучшем случае, остаться /стать/ инвалидом на всю оставшуюся жизнь. Удар от падения пришёлся на меня и я собой смягчил, самортизировал этот удар. Но всё же он оказался такой силы, что я не удержался на ногах и мы в обнимку с Линдси грохнулись на мокрую палубу. Всё это произошло на глазах у отдыхающих туристов. Поднялся неимоверный крик. Русский офицер-моряк спас английскую девочку!!!  Все подбежали к нам, стали помогать подняться, ощупывать нас на предмет или мы целы. Повторяю: Линдси отделалась всего лишь лёгким испугом - на ней не было ни царапинки!
            В этой сумятице к нам, буквально пробились родители Линдси  - Дэйвид и Хилари и брат Роберт. Меня стали благодарить. До конца круиза Линдси  не отходила от меня. Мы часто прогуливались с ней по палубам. Пассажиры поглядывали на нас и о чём то перешёптывались. Она. на время превращаясь в преподавателя, совершенствовала мои познания в английском языке, а я, в свою очередь, давал уроки русского. Да, кстати, к моему удивлению, они в школе почему-то изучали именно русский язык! Так что нам, всегда было о чём поговорить. Пользуясь своей офицерской карточкой, я угощал Линдсиньку её любимыми пирожными и коктейлями. Тощенькая она была всё же!  Сами понимаете - АНГЛИЯ! Пирожные стремительно исчезали, глаза ребёнка сияли и, прямо пропорционально исчезнувшим пирожным, разгорались детским /благодарным/ радостным светом. Мы подружились и в конце круиза обменялись адресами и затем долго ещё переписывались. В дальнейшем Линдси и родители трижды приглашали меня в гости в Англию.
             Жили они совсем недалеко от Лондона. Их бунгало, как семейство  Wolles  называло свой дом, находилось всего в тридцати километрах от Лондона и совсем недалеко, от старинного городка Колчестер.   У всех членов семьи, как это и положено в доброй старой Англии, было по автомобилю. И у Линдси тоже. Ей к тому времени исполнилось уже шестнадцать лет. Юбилей серьёзный и по такому случаю ей подарили вожделенный новенький "Фольксваген". Я же, приурочив свой визит на Туманный Альбион к этой знаменательной дате, привёз всем членам семейства Wolles, так высоко ценимые англичанами, изделия из прибалтийского янтаря: для Линдси - желанное ожерелье, Хилари - модную в то время брошь - паука с огромным янтарным "пузом", Дэйвиду и Роберту - янтарные запонки. Всем угодил, все остались довольны.
           Наличие такого количества автомобилей автоматически устраняло проблему свободного перемещения  по стране и это дало мне возможность увидеть и узнать поближе Англию и англичан, как бы с другой, обратной и именно английской стороны.. Однажды мы совершили  даже весьма длительную поездку в Шотландию, в Эдинбург. Какая же это была восхитительная поездка!
             Более десятка раз я заходил в  дальнейшем на разных судах в порты Англии - в Лондон, в Тильбери,  в Саутгемптон и Глазго. Я  заранее предупреждал о дате и порте захода. И всегда семейство Wolles в полном составе приезжало меня встречать. Да! Это было приятно! Но единственный раз всё же встретиться не удалось. После восьми месяцев работы в США  и Канаде  на теплоходе "Грузия", мы - команда судна, из Монреаля возвращались домой самолётом через аэропорт Шеннон, это Ирландия и далее в Цюрих и Киев. Туда, в Шеннон, уже лететь  им было далековато. Да и времени для свидания было бы в обрез. Так, что в тот раз не получилось.
           Когда же они находились а морском круизе по скандинавским странам с заходом в Санкт-Петербург, лететь встречать дружественную семью на этот раз пришлось мне. Двое суток я водил их по городу, показывая и рассказывая, всё что сам до этого видел и знал.            
           Последний раз я прилетал в лондонский аэропорт Хитроу, когда Линдси стала мамой.
           Да, странная всё же у меня судьба  -  спасать молоденьких красивых девочек, в том числе и англичанок, а потом прилетать, чтобы поздравить их с появлением на свет маленьких ангелочков, правда к сожалению, от других мужчин. Лучше меня они что ли, эти их мужики?!?! Хотя...хотя да! Наверно лучше! Естественный отбор. Этим всё сказано!  Как ни старайся - результат нулевой. Ничего уж тут поделать невозможно!
        ...Лиля тоже узнала об этом происшествии и при очередной встрече сказала:
       - Да, Юра, слышала я о твоём "героическом" поступке! Молодец! Спас девочке жизнь. Как  ей всё же повезло! Действительно -  это же надо! Просто чудо какое-то!  Познакомь нас.  Я думаю твой  "подвиг"  не пройдёт незамеченным начальством?!
           Мне стало приятно, что об этом случае Лиля узнала тоже и что мой рейтинг вырос в её глазах.
          - Лиличка, ты совершенно и абсолютно права. Думаю и очень надеюсь, что меня представят к званию Героя Советского Союза, которого давно уже нет, пошутил я.
          ...Морская профессия и , особенно работа на пассажирских лайнерах, предоставляет уникальные возможности побывать в самых экзотических местах земного шара, побывать там, где вряд ли смог побывать, имея обычную сухопутную профессию. Более того, появляется так же возможность познакомится с неординарными людьми, которые в обычной жизни бывают практически недоступны.
             Однажды, когда мы в очередной раз встретились с Лилей на верхней палубе, я решил Лилю развлечь и рассказал ей прелюбопытную история происшедшую со мной в одном из круизных рейсов. В тот раз я работал на флагмане советского  пассажирского флота - турбоходе "Максим Горький" - бывший немецкий /ФРГ/ - " Hamburg".  Михаил Сергеевич Горбачёв, пребывая с визитом в Германии заприметил его. Судно действительно выглядело весьма впечатляюще.  Огромное, с большой пассажировместимостью,  с красивыми стремительными обводами, прекрасным и удобным внутренним дизайном  - оно действительно вызывало восхищение. Судна такого класса в Советском Союзе ещё не было. Министерство Морского флота начало дипломатические переговоры о приобретении турбохода.
            Сначала немцы даже слышать не хотели об этом , потому что для Германии это судно тоже было гордостью и такой же "иконой", как для Франции, в своё время,  " France".  Но  интенсивность предложений нарастала, а предлагаемая сумма всё увеличивалась. В конце концов практичные немцы всё хорошенько просчитали и взвесили. Судну к тому времени было уже более десяти лет, а за предложенные деньги вполне можно было построить новейший, современный лайнер. Немцы сдались.
            "Hamburg"  после капитального ремонта и частичного переоборудования на вервях того же Гамбурга получил гордое пролетарское имя " Максим  Горький", правда моряки между собой говаривали о нём - " белый пароход - чёрная жизнь", трудиться приходилось, осваивая судно,  не покладая рук.
             Итак, я плавал на "Максиме Горьком", а работали мы, выполняя фрахт, с английскими, немецкими, французскими и итальянскими туристическими фирмами и пассажирами. В тот день, а это было воскресенье,  судно пришло в Исландию и ошвартовалось у причала Рейкьявика.  Сменившись с вахты, отправился погулять по городу. В воскресные дни все города Европы и Северной Америки, как впрочем и многих других стран,  пустеют - народ после  напряжённой трудовой недели заслуженно отдыхает.
             Рейкьявик не очень большой город. Я погулял по центральной части. Затем подошёл и полюбовался на монументальную 75-типяти метровую Хадльгримскиркью, то есть главную, городскую кирху, осмотрел подарок народа США народу Исландии за предоставленный порт во время второй мировой войны военно-морскому флоту - памятник Эрику - завоевателю. А далее, перевалив через небольшую сопку, неожиданно оказался у побережья чистейшей лагуны с изумительной тёмно синей водой. Вдали высились горы, с покрытыми вечным льдом вершинами. Было сказочно красиво!
             Совсем близко от берега стоял такого же сказочного вида двухэтажный аккуратный домик. И что, самое странное, мне показалось, что я его уже видел, хотя в Рейкьявик попал в первый раз. Возле домика на высоких флагштоках развивались огромные полотнища флагов трёх стран - Советского Союза, Исландии и Соединённых Штатов Америки. Под влагами к граниту были привинчены бронзовые памятные доски на трёх языках - русском, исландском и английском.
              Надпись на русском оповещала: " В этом здании 11 и 12 октября 1986 года состоялась историческая встреча между Генеральным Секретарём ЦК КПСС Михаилом Сергеевичем Горбачёвым и Президентом Соединённых Штатов Америки Рональдом Рейганом положившая конец "холодной войне" между СССР и США".
             Так значит это и есть знаменитый дворец Хофди Хаус, где и происходила знаменитая встреча представителей двух противоборствующих миров, двух противоборствующих мировозрений! И именно поэтому он мне был знаком, потому что фотографии этого здания я неоднократно видел в прессе.
            Повторяю - рядом со мной, в этот момент, не было ни одного человека.
            Вокруг стояла буквально вселенская тишина. 
            Я несколько раз обошёл вокруг "дворца", затем снова вернулся к флагам и бронзовым мемориальным доскам. Постоял, затем, на прощанье, ещё раз вернулся к высокому крыльцу, по которому, когда-то поднимались и Михаил Горбачёв и Рональд Рейган, чтобы пожать друг другу руки.
             Вдруг негромко заскрипела дверь и на верхней площадке крыльца появился полицейский в форме. Внимательно и оценивающе посмотрев на меня, он взмахнул дубинкой. Этот жест означал одно - стоять и не двигаться, что я  безприкословно  и  выполнил. Полицейский спустился ко мне с крыльца и задал мне несколько  вопросов: кто Вы, что здесь делаете  и есть ли документы?!
            Я протянул ему паспорт моряка и пропуск на выход в город.
          -  Понятно - Вы русский моряк с русского парохода. Я давно наблюдаю за Вами - Вы так тщательно и заинтересовано-внимательно всё осматривали, что мне самому было интересно набдюдать за Вами.  Вообще-то это категорически запрещено. но я для Вас сделаю исключение  - если у Вас есть желание, я могу устроить Вам небольшую экскурсию. Повторяю - это категорически запрещено, но я, именно для Вас, сделаю исключение. Я, почему-то уверен, что Вы не откажитесь и примете моё предложение!
              Я. естественно - не отказался, ещё бы, такой уникальный шанс увидеть всё своими собственными глазами! Тем более, что здесь разворачивались события исторической важности и присутствовали  Президенты двух  самых великих стран мира.
              Мы поднялись по ступенькам, по тем самым,  по которым поднимались и М.С. Горбачёв и Рональд Рейган. Внутри всё было, по спартански просто и ненавязчиво: стоял длинный стол - с одной стороны, очевидно, сидела делегация СССР  и на столе. напротив центрального кресла стояла табличка - Михаил Сергеевич Горбачёв, Президент СССР, Генеральный секретарь ЦК КПСС. Напротив табличка - Ronald Ragan - President of  USA.
              Справа, в небольшом углублении возле большого, панорамного окна стояли отдельно два кресла. над которыми висели два небольших флажка - СССР и США. И, как оказалось, и в этих креслах тоже, сидели оба Президента друг напротив друга,  на этот раз без сопровождавших их делегаций, но уже в формате "один- на- один".
              Мой  "гид" обратился ко мне с весьма неожиданным и заманчивым предложением:
          - Хотите посидеть в кресле на месте Президента Соединённых Штатов Америки?!
               Отказаться было просто НЕВОЗМОЖНО!!!  Шутка  ли - Я ощутил себя...
           -   А теперь - на месте Президента СССР?!
           -   Я с достоинством воссел и в это кресло...
           -   Ну как?!
               Я. со вздохом, только развёл руками - в такую, совершенно неожиданную и совершенно непредсказуемую ситуацию,  я ещё не попадал...
               Вечером "Максим Горький" отошёл от причала Рейкьявика и взял курс сначала на остров Ян Майен, а затем на норвежский архипелаг Шпицберген, на бухту Святой Магдалены, где пассажиры смогут полюбоваться на сползающий в Северный Ледовитый океан ледник, а если повезёт, то и увидеть, как от него откалываются огромные ледяные глыбы и, таким образом, превращаются в плавающие айсберги.
                Я ещё долго стоял на верхней палубе, любуясь великолепной панорамой   удаляющегося Рейкьявика и продолжал находиться  под впечатлением прошедшего неповторимого дня  и от обилия переполнявших меня впечатлений от увиденного./об увиденном/.
               Лиля, выслушав мой рассказ. улыбнулась:
             - Тебе просто удивительно везёт, ты всегда попадаешь в какие-то дивные ситуации! Вот тебе уже удалось и в амплуа  Президента побывать, причём одновременно двух государств! Да ещё каких!!!

               
          Чтобы отблагодарить Лилю за концерт, я тоже решил сделать встречный широкий джентльменский жест и вступил в сложные дипломатические переговоры с очень важными и почитаемыми людьми на пассажирских лайнерах, а именно: директором ресторана, заведующим производством, т.е. шеф-поваром, и заведующим продовольственным складом. О! Это весьма и весьма уважаемые и важные люди на флоте! Очень!!!
          Консенсус был достигнут и я получил возможность в течение всего круиза, а он продолжался 18 суток, к каюте № 207 (номер Лилиной каюты), ночью приволакивать, именно приволакивать, потому что нести было просто невозможно, огромный мешок с тропическими фруктами и прочими ресторанными яствами, вкусностями и радостями. Весь экипаж знал об этом, и так как, охранять мешок возможности не было, то содержимое к моменту выхода Лили из каюты значительно, иногда более чем на половину, опустошалось. Что поделаешь - издержки воспитания. Единственное, от чего мне должно было быть приятно и успокаивало: ночные заступающие и сменяющиеся вахты (по крайней мере я надеюсь) мысленно очень благодарили меня за такие вкусные подарки и за то, что мы так счастливо встретились с Лилей в этом круизе.   
        Я неплохо знал устройство судна и решил для Лили организовать экскурсию. Я переговорил и была достигнута об этом договоренность с капитаном и старшим механиком. Обладая определёнными знаниями и русского и английского языков, я очень хорошо проводил экскурсии, часто выступал и в ипостаси гида тоже. Мы начали экскурсию с машинного отделения. Я открыл массивную герметичную дверь. На нас пахнуло нестерпимым жаром (температура, особенно в тропиках достигает 50-60 и более градусов) и, хотя работает мощная вытяжная вентиляция, четырех часовую вахту очень тяжело выстоять. Прибавьте к этому тяжелый, едкий запах сильно разогретых масла, мазута, солярки. И… дикий грохот работающих механизмов. Лиля мученически посмотрела на меня. Я протянул ей в упаковке новые специальные глушители-наушники. Я себе, наверно, и представить не мог, как эта дикая звуковая какофония воспринималась Лилиным абсолютным музыкальным слухом.
          Я спускался по крутому трапу первым, чтобы подстраховать её и успеть подхватить, то есть на тот случай, если Лиля не удержится и "сорвётся"  вниз  с огромной высоты на металлическую палубу. Но все обошлось. К нам подошел главный механик, поздоровался с Лилей  и после краткого инструктажа, разрешил ей подержаться за рукоятку ручного запуска главного двигателя.
          Затем Лиля уже самостоятельно запустила сепаратор масла и насос откачки льяльных вод. Постепенно Лиля освоилась и уже испугано не шарахалась от жутких механических монстров. Затем мы поднялись в центральный пульт управления, ЦПУ, где нас уже встретил старший электромеханик. Лиля была просто поражена обилию приборов, шкал, стрелок, рукояток, мнемосхем и десяткам мигающих сигнальных и контрольных лампочек.
           Лиля своей рукой, которая находилась в моей руке, запустила синхроноскоп и четко ввела в параллельную работу второй запасной дизельгенератор. Все удалось. Так что уже, можно было выписывать диплом судового электромеханика первого разряда.
          Затем мы поднялись на капитанский мостик. Весь командный штурманский состав в белоснежной парадной форме выстроился по линейке. Лиля по очередности подходила к каждому, я представлял его и каждый офицер прикладывал руку к козырьку. И это было особое, приятное исключение! После нового вступительного инструктажа, проведенного капитаном, по его распоряжению режим управления судном  был переведён с автопилота на ручное управление.
       Старший матрос-рулевой сдал вахту, а Лиличка с достоинством приняла её  и самостоятельно взялась за штурвал. Выглядела она очень и очень импозантно. На голове у неё экзотично и лихо красовалась капитанская фуражка с позолоченной кокардой-крабом. На шее  на кожаном ремешке висел штурманский бинокль, а  глаза прикрывали собственные темные очки. Внимательно поглядывая на картушку гирокомпаса, Лиля уверено управляла гигантским пассажирским океанским лайнером, который был буквально "нафарширован" пассажирами и членами экипажа /1025 человек/. А вела Лиля в этот момент теплоход курсом на Лондон. Наблюдая со стороны за таким упорством, прилежностью и сосредоточенностью "практиканта-капитана",  таки " ДА" - практически с 100 % долей вероятности можно было спрогнозировать, что " Orange Melody", точно согласно судового расписания, достигнет берегов Туманного Альбиона и, более того, поднимется по Темзе вверх по течению, подойдёт к знаменитому Тауэрскому мосту и пришвартуется у причала Доклэнда точно в назначенное время, согласно круизного расписания.
         В таком виде Лиля выглядела  настолько комично, что все присутствующие на ходовом мостике еле сдерживались, чтобы не засмеяться, но хихиканье в данный момент было просто недопустимо. Безусловно, Лиля прекрасно понимала всю комичность текущей ситуации, которая была специально для нее смоделирована, срежиссирована мной, но не подавала вида, великолепно справляясь и с такой, неожиданно приготовленной для нее ролью. И еще раз, тем самым продемонстрировала свои великолепные актерские и сценические способности к воплощению любой заданной идеи и перевоплощению себя в любой образ. Это, действительно было просто удивительно видеть со стороны, с каким достоинством и очаровательной улыбкой она выбиралась из этой, неожиданно предложенной ситуации - сценки.  Я просто любовался и восхищался, как у нее это  так здорово получилось.
          Ох, если бы о том, что происходило в данный момент на ходовом мостике, узнало руководство судоходной компании!!! Да! Не поздоровилось бы ни капитану, ни мне. И, скорее всего мы бы оба улетели из ближайшего порта захода первым же рейсом любой авиакомпании в сторону стран СНГ. Посторонний человек, абсолютно не имеющий представления об элементарных правилах управления судном, тем не менее уверенно управлял новейшим суперлайнером… Это уже ЧП!  Но обошлось.
           Затем Лиля по локатору определила расстояние до ближайшей точки земли. Это оказалась самая юго-западная оконечность Португалии – мыс Сент-Винсент.
           Чуть позже Лиля по дисплею прибора «Магновокс», подключенного к системе GPS, т.е. глобальной спутниковой навигационной системы, рассчитала позиционирование объектов на координатной сетке глобуса земного шара с точностью до долей географической минуты. А также сверила полученные данные с курсом судна, проложенного  лично капитаном на штурманской карте. Все было идеально. Все совпадало.
           Оказывается, Лиля была прирожденным штурманом-мореходом, но тщательно все это время скрывала от всех, отвлекая, как сирена, общественность от этой мысли своим дивным голосом.
          Затем мы в сопровождении капитана спустились во владения директора ресторана, который радостно, потирая руки,  нас приветствовал. Здесь, в его "будуаре" находились главный механик, старший механик и старший электромеханик, к тому же уже "достаточно" весёлые. Капитан расстарался и приказал достать из своего секретного капитанского фонда пару заветных бутылок настоящего великолепного французского коньяка «Камю». Директор ресторана ответил встречным широким жестом истинного джентльмена - извлёк на свет божий настоящее французское "Мадам Клико". Мы пили коньяк и шампанское, закусывали гвинейскими ананасами и черным английским шоколадом. Первый тост поднял капитан. Он решил блеснуть "морским" юмором и произнес витиевато закрученный флибустьерский тост: "Да будет шуметь Мировой Океан!»           Второй тост провозгласил я: «Я предлагаю поднять бокалы за присвоение Народной Артистке России Лилии Яковлевне Амарфий внеочередное и досрочное звания Капитана дальнего плавания, старшего механика, старшего электромеханика!», - «и директора ресторана тоже», -  с поспешностью добавил директор ресторана и поднял очередной бокал " Клико".
          Вышколенные официанты по струнке стоявшие вдоль переборки с согнутыми левыми руками, на которых красовались накрахмаленные полотенца благоговейно взирали на происходящее  пиршенство.

           Наш теплоход все дальше удалялся от побережья Испании, от порта Бильбао и все дальше и дальше входил в царство Бискайского залива. Качка постепенно усиливалась. Да и бортовой ветер все набирал силу. Мы с Лилей поднялись на пеленгаторную палубу. Нельзя сказать, чтобы здесь было очень уютно, но полюбоваться на  взбесивщийся  Бискай  того стоило.
-- Долго ли  будет продолжаться эта болтанка, -- спросила Лиля.— Красиво конечно, но лучше, когда палуба из-под тебя не пытается выскользнуть.
-- Это "приятное состояние" будет продолжаться 1,5 -2 суток, в зависимости от волнения поверхности океана и силы ветра. А затем после этого промежутка времени мы войдем в английские проливы – Па-де-Кале и Ла-Манш. Там уже будет поспокойней и, наконец-то, качка уменьшится и ты сможешь насладиться очертаниями, такого желанного Туманного Альбиона. А когда увидим меловые Дуврские уступы, то это уже будет предвестием близкого устья Темзы.   
          То, что происходило дальше, было просто поразительно. По курсу движения нашего судна был полуторасуточный переход через Бискайский залив.  Это достаточно не приятный район для мореплавания. Здесь всегда сильно качает, так как постоянно идет бортовой океанский «накат». То есть крупные волны Атлантики методично бьют в борт судна и валяют его безбожно с борта на борт. И это при спокойной погоде, а если еще и штормит, то Атлантика играет кораблем как игрушкой. И он качается во всех плоскостях. С борта на борт и с носа на корму. И таким образом, в данной ситуации исполняет роль «ваньки-встаньки». В таких случаях моряки употребляют следующее словосочетание: «Штивает Бог знает как…» В этом районе даже бывалые моряки укачиваются и с глубокой неприязнью относятся к этому месту. Не привинченные к палубе стулья, так и норовят  запрыгнуть на кровать к хозяину каюты, если он находиться в данный момент в "люлечке" и вышвырнуть его из уютного  лежбища на палубу. И именно в этот момент  книги, до сих пор мирно стоявшие на полках пытаются упасть, причем "по закону пакости", прямо на голову хозяина. И всю эту вакханалию завершает настольная лампа, которая пытается как можно больнее ударить того же хозяина, причем, тоже именно по голове. Всё не закрепленное «по штормовому» на открытой палубе в мгновение ока смывается и улетает за борт и навсегда исчезает в безбрежных океанских просторах. Эти счастливые 1,5 суток ожидают абсолютно все суда, следующие курсом с юга, направлением на Англию, страны Скандинавии и Балтийского моря, равно как и суда, следующие в обратном направлении.
        А Лиля… Лиля абсолютно не укачивалась и чувствовала себя очень даже комфортно.
      Многие пассажиры  в данной ситуации даже и подумать не могут о том, чтобы пойти на обед в судовой ресторан. Потому что их и без еды выворачивает на изнанку. Удивительно распорядилась природа: примерно пятьдесят процентов людей, которые находятся на плавающем судне, не могут в такой ситуации нормально поесть. А у других пятидесяти процентов наступает настоящий
«жор», им постоянно и много хочется есть. Поэтому для этой счастливой половины человечества наступает настоящий праздник, потому что она пирует и за себя, и за того

Фидель Кастро в гостях у экипажа турбохода «Леонид Собинов».
Куба. Гавана. 23.07.1987 года.


















Теплоход «Белоруссия» Черноморского Морского Пароходства  во время катастрофы  у              берегов Сингапура. На кормовом флагштоке хорошо виден флаг Украины.                н                Cингапур.15.02.1994.
Фото корреспондента китайской газеты «Жэньминь жибао».
парня, и за друга того парня, и за всех тех, кто в данный момент должен был находиться в ресторане за столом, но по известным выше приведенным причинам, отсутствует. Более того, всеми мыслимыми и немыслимыми словами вспоминает и проклинает тот самый миг, когда у них только-только начала зарождаться идея отправиться в морской круиз. И я, к слову сказать, тоже отношусь к этому привилегированному сословию.
           Таким образом, бушующий океан являлся прекрасным стимулом для Лилиного хорошего плотного аппетита и великолепного, приподнятого настроения.
         Когда до окончания рейса оставалось двое суток, Лиля позвонила мне и попросила подняться на верхнюю палубу. Мы сели на диванчик. С левого борта виднелась чуть заметная полоска земля.
-- Что это там видно и где мы сейчас плывём?, – спросила Лиля.
-- Мы следуем курсом вдоль южного побережья острова Борнхольм, это территория Дании. Сейчас мы находимся в Балтийском море, в которое мы вошли через Датские проливы, Большой и Малый  Бельты, которые соединяют Северное море с Балтийским  и отделяет Данию от Швеции. От административного центра Борнхольма, городка Ренни до Санкт-Петербурга 750 морских миль.   Наше судно идет со скоростью 24 узла. Узел это морская миля в час. Морская миля составляет 1852 метра. То есть, если произвести нехитрые расчёты, то это приблизительно будет составлять 40-44 км/ч. и, следовательно,  мы подойдем к Санкт-Петербургу через 34-38 часов. Но, независимо от любых обстоятельств,  наш теплоход отшвартуется у причальной стенки Питерского морского вокзала точно в 7 часов утра.
     -- Да ты просто ходячая морская энциклопедия, -- сказала Лилия.
    -- Да! Почти так. Я окончил, не знаю, помнишь ты или нет, знаменитую во всём морском мире "БУРСУ", так ласково в моё время называли нашу "АЛЬМАМАТЕР" - Одесское Высшее Инженерное Морское Училище, заветную мечту мальчишек не только Одессы, но и всего Советского Союза. Таким образом, у меня  не очень плохое высшее инженерное морское образование, вернее у меня их два.
    -- На память об этом круизе и нашей неожиданной встрече я хочу подарить тебе свой новый  музыкальный диск «Москва-Париж-Москва», - произнесла  Лилия. Я приготовила и подписала  альбом для тебя ещё в Барселоне.
         





















…Однажды я, прибыв в Израиль,
    Читал псалмы у Горестной Стены,
    Я и на иврите готов был помолиться,
    Но не были слова припасены.
   
   Записку меж камней вложил я робко,
   А что за просьба в ней была – большой секрет!
   И вдруг Стена, вздохнув, ответила смущенно:
  « Но у меня, ПРОСТИТЕ, столько НЕТ!!!» …

                Андрей Дементьев















Я взял диск в руки и увидел, что на обложке было написано «Лилия Амарфий -Мисс Само Совершенство».
--  Юра! Там внутри, на обороте конверта-обложки мой автограф и несколько слов специально для тебя, прочти!
          Открыв крышку контейнера диска, я увидел написанные знаменитым "театральным" Лилиным почерком следующие слова: «Милый Юра! Песни, которые записаны на этом диске и которые ты сейчас слушаешь, я пою в данный момент только для Тебя и вспоминаю наш милый, добрый, старый Оргеев. Испания.Барселона.23.07.2010. Л. Амарфий».
          И еще Лиля подарила мне свою большую концертную театральную афишу.
          Я тоже вручил  ей памятные подарки, специально приобретённые для такого случая в Италии и сувениры, изготовленные искусными,  "золотыми" руками судового токаря от имени экипажа теплохода.
     Чтобы немного  "разрядить" прощальную обстановку, я решил чуть-чуть "поёрничать". 
-- Лиля, хочу немного пошутить, извини. В предыдущем круизе в этой каюте жил Ефим Шифрин, так что можно сказать, что ты спишь в Фиминой постели.
-- Да уж, смешно! У тебя весьма буйная фантазия.
-- А знаешь Лиля, это просто удивительно. Мы так далеко от Оргеева и так долго не виделись, а именно сейчас, именно в этом круизе встретились два оргеевчанина. Согласись, шанс мизерный, чтобы он имел место быть.
 --  Да, это действительно удивительно. Согласна. Да ещё бывшие соседи и старые друзья. Она, как-то особо выделила  это сочетание  слов - " Старые друзья".
--Да, Лиличка. Я вот еще о что хочу тебе сказать. Я, возможно, единственный в этом мире или, быть может, один из немногих, который видит в тебе не только умопомрачительно-очаровательную женщину, не только знаменитую актрису московской оперетты, не Приму, не Народную артистку России, а ту крохотную, бедновато одетую девчушку, с раскрасневшимся от мороза веселым, прекрасным личиком, лихо съезжающую на футляре с аккордеоном внутри по ледяному уклону оргеевской  улицы  Сергея Лазо.
-- Боже! Как давно это было! Это действительно любопытно и действительно,  наверно в этом что-то есть...
 - А, знаешь, я в течении всего этого рейса, да и, положа руку на сердце, и без этого рейса прекрасно  помню, вернее у меня постоянно стоит перед глазами картинка из нашего, такого далёкого уже детства. Помнишь ли знаменитый летний кинотеатр в Оргееве?!
    Вокруг него росли огромные старые липы. Во время цветения они благоухали невероятно пряным, удивительным, медово-зефирным ароматом, который окутывал посетителей.  Концентрация запаха была настолько высокой, что зрители,  приходившие на вечерние киносеансы, буквально плавали, купались в этом аромате, который со всех сторон вползал/втекал/ внутрь зала, заполнял его и уже оттуда,  переливаясь через высокий забор  /чтобы не лезли настырные безбилетники/, растекался  полноводной рекой по улицам Оргеева.
    Я прекрасно помню тот вечер, когда мы пошли посмотреть новый фильм. Об этом фильме с неописуемым восторгом и восхищением "гудел" весь город. Многие по несколько раз смотрели его, но затем приходили ещё и ещё... Фильм назывался "Римские каникулы". Это была красивая голливудская мелодрамма-киносказка с лихо закрученным американо-итальянским сюжетом. Он  действительно оказался классным,  смотрелся "на одном дыхании", тем более, что в нём снимались знаменитая красотка Одри Хепбёрн и не менее известный Грегори Пек.
    Зрители,  захваченные волшебством происходящего на экране,  да ещё опьянённые /парящие в/ ароматом лип, как бы невесомо растворялись в лучах кинопроектора, переносились на полотно экрана  и уже сами становились героями фильма.
    Не минула эта участь и нас с Лилей. И мы тоже в эти мгновения переместились, жили, существовали на экране.
    Лилия, поддавшись магии происходящего, неожиданно положила голову мне на плечо, а я несмело, на всякий случай ожидая отпора, обнял её. Она, не отрывая глаз от экрана,  придвинулась ко мне...
    Да! Да,  и эти мгновения тоже, думаю,  были для меня вершиной человеческого счастья. Такого недолгого, такого хрупкого... Но, тем не менее - они были в моей жизни...
      -Помнишь ли, - повторил я свой вопрос?!
   ...Лиля как-то инстинктивно отодвинулась в сторону и каким-то странным отсутствующим, буквально внутренним взглядом посмотрела мне в глаза.
    - Юра! Ты наверно /возможно/ не поверишь мне, но и я помню тот вечер. Как же было хорошо...
    И надолго уйдя глубоко в себя, замолчала. Я смотрел на нее.
    Я смотрел на неё и... любовался... Думаю, что это было то самое состояние мужчины, когда он смотрит на женщину и не может, не в состоянии наглядеться!  Лиля сидела рядом со мной, совсем близко. Я мог протянуть руку и прикоснуться к ней. Но я видел, она была именно сейчас, ой как далеко и от этой палубы нашего теплохода и от этих вспененных  гребешков волн свинцово-серых безбрежных просторов Балтики.
    Лиля, я это четко понимал, как мне казалось, мысленно просматривала зрительные картинки воспоминаний, своеобразный фильм,  отснятый судьбой о ее детстве и юности. И, я думаю, она мысленно бродила где-нибудь по Оргееву, возможно сидела в оргеевском летнем кинотеатре,  а может быть и прогуливалась по Корабельному проспекту  Николаева.
          Я протянул руку и прикоснулся к Лилиному плечу. Она вздрогнула и как от сильного  толчка качнулась в сторону, пришла в себя, вернулась  в текущую реальность, на палубу теплохода, восемнадцатидневный круиз которого завершался, стремительно подходил к концу.
  Лиля, удивлённо посмотрев на меня, неожиданно  улыбнулась.
           У меня неожиданно стало очень тяжело на сердце. К горлу подкатил какой-то огромный горький комок, который я никак не мог проглотить.
-- Лиля! У меня почему-то такое тяжелое и странное предчувствие, что мы с тобой видимся в последний раз и больше уже никогда, понимаешь, никогда, не встретимся и не увидимся! У меня на душе какое-то жутковатое чувство пустоты и одиночества.
-- Ну, что это ты захандрил! Жизнь продолжается. Будешь в Москве приходи к нам в театр на спектакли с моим участием. Несказанно буду рада. Это – честно!
             Мимо нас приходил судовой фотограф -- филиппинец. Я попросил его сделать несколько снимков. Мы сфотографировались с Лилей у кормового борта теплохода на фоне красного спасательного круга с названием судна и, главное, на фоне белой вспененной дорожки, постоянно тянущейся за движущимся судном, так называемого кильватерного следа. Такие снимки получаются весьма эффектными и колоритными.
          Лишь позднее я узнал от старых опытных моряков, что так фотографироваться – плохая примета. Это к длительному расставанию, разлуке. Лиля попросила прислать эти снимки в Москву, однако потом выяснилось, что с фотоаппаратом что-то случилось и ни один снимок, к моему ужасу и горькому сожалению, не получился. Удивительно, но точно также не получились и снимки, на которых мы были сфотографированы с Лилей в самом начале круиза, в Барселоне, на фоне скалы Гибралтар, когда теплоход выходил из Средиземного моря в Атлантический океан, во Франции и в Лондоне. НИ ОДИН!!!
           Создается устойчивое впечатление, как будто что-то злобное, недоброе, неестественное Нечто, которое каким-то сверхъестественным путем приняло волевое решение изменить, нарушить естественный ход событий и физических процессов. Но ведь то, что произошло, не может быть, потому что не может быть, иметь место вообще. Полный абсурд.  Мы с Лилей очень много фотографировались, как уже упоминалось выше, и, надо сказать по моей инициативе. Сама Лиля не проявляла особого желания в этом направлении, но и не отказывалась, если я ее просил об этом. Фотографии в разное время на протяжении всего круиз делались (выполнялись) разными людьми и разными фотоаппаратами. И плёночными и цифровыми. В первом случае некоторые были либо полностью засвеченными, либо частично. Причём именно на тех кадрах, где мы были вместе. Или были такими не чёткими, не ясными, что сделать фотоотпечаток было просто невозможно. И судовая фотолаборатория заказ с такими кадрами к исполнению не принимала. На цифровых фотоаппаратах происходило нечто подобное  –  карточки памяти не выдавали изображения. И воспроизвести желаемое было тоже невозможно. Во всё выше сказанное, вериться с трудом, однако это было именно так! Удивительно, не правда ли?
          В контексте фантасмагоричности  ситуаций, которые неизменно складывались при попытках сфотографироваться с Лилей, я хочу рассказать более подробно о следующем случае.
         Это было 30 июля 2005 года, двенадцать часов дня. Наш теплоход подходил к Гибралтарскому проливу. Пролив достаточно узок. Ширина составляет всего около 8 морских миль или примерно 14 км. Движение судов здесь очень активное. Одни входят в Средиземку, другие выходят в Атлантику. Третьи пересекают пролив из Европы в Африку и, на оборот, из Африки в Европу. То есть, очень сложное место в навигационном отношении. Вид скалы Гибралтар, а моряки так ее и называют «Скала» -- очень живописен, особенно, когда судно подходит к «Скале», либо ранним утром, когда «Скала» начинает, как бы вырастать, из-за горизонта в морской дымке. Либо вечером, когда она расцвечена гирляндами огней. И сам Гибралтар и прилегающая территория, принадлежит Великобритании. Вершина «Скалы» буквально утыкана разнокалиберными антеннами и любопытные англичане ведут круглосуточный разведывательный контроль за всем, кто подлетает и пролетает по воздуху, и за  всем тем, что плывет и по воде и под водой. Контроль тотальный. С другой стороны пролива, на африканском берегу четко напротив одноименного городка Гибралтар расположились два достаточно больших города: испанская Сеута, и марокканский Танжер. В этих двух городах контролирующих антенн тоже предостаточно.
         Гибралтарский пролив с 1967 по 2005 год я проходил десятки раз. И всегда старался не пропустить этот момент. Даже если пролив проходили глубокой ночью. Тогда меня для этой цели специально поднимала дежурная вахта.
          Удивительное! Волшебное зрелище ! И, как правило, пассажиры стараются не пропустить  этот момент.               
         В первые годы моего плавания, когда Суэцкий канал был закрыт, как последствие войны Израиля и Египта. Канал был изощрённо заминирован и в нем было затоплено предостаточно грузовых судов, то есть он был не судоходен. И поэтому суда Черноморского пароходства шли во Вьетнам, Индию, Японию и на советский Дальний Восток вокруг Африки, мимо мыса Доброй Надежды и Кейптауна. Время плавания значительно удлинялось. Это были невероятно нудные, длительные  океанские переходы и по Атлантике, и по Индийскому океану.  Так, например, рейсы «Новороссийск – Калькутта (Индия)» или «Батуми – Бомбей» продолжались 35 суток.  Если же рейс был в Японию и Владивосток, да в дополнение к этому ещё и с  заходами  в  Сингапур, Гонконг,  Манилу, Джакарту, порты Персидского залива и Красного моря, то рейс удлинялся до 5-7 месяцев.
           Поэтому проход через Гибралтар и выход в Атлантику у меня всегда был связан с достаточно грустным состоянием. Потому что предстоял очередной многомесячный рейс, в котором, как всегда, будет много проблем, сложностей, и очень тяжелых минут и часов.
        Итак, “Orange Melody”  подходил к Гибралтару. И мне, вдруг совершенно неожиданно захотелось запечатлеть этот момент при чем, чтобы мы с Лилей стояли на фоне «скалы».  Ведь на этот раз, в этом рейсе была рядом Лиля. На этот раз я был ни один. «Скала» приближалась, время для эффектного фотографирования составляет около одного часа. Я заметался по судну, Лили, как на зло, нигде не было. Я бросился бюро информации и попросил дежурного администратора объявит по громкой трансляции: «Лилия Амарфий, срочно приглашается на кормовую палубу». Прибежал туда, а Лили нет.  И вдруг я увидел ее. Она беспечно и беззаботно плескалась рядом в бассейне и, естественно, объявления не слышала. Я буквально вытащил ее из бассейна и подтащил к борту судна. И наконец, нас уже сфотографировал англичанин Джордж – фотокорреспондент английской газеты “Times”, тоже находящийся с нами в круизе. Фотография должна была быть, по идее, очень любопытной: так как я стоял в отутюженной форме, блистая эполетами, а Лиля, с которой ручьями стекала вода и во круг образовалась настоящая лужа, была в мини-бикини, потому что для переодевания времени уже не оставалось. Зрелище, наверно, было преживописнейшим. Все, находящиеся на палубе пассажиры, с любопытством, посмеиваясь, поглядывали на нас.
      Через пару дней я подошел к Джорджу насчёт фотографий. На мой немой вопрос, а я догадывался, вернее прекрасно знал, какой будет результат, он только смущённо развел руками. Я смог заставить себе лишь кисло улыбнуться в ответ. Оказывается, почему-то, неожиданно разрядилась батарея-аккумулятор. Вспышка работала, а камера нет. И фотографий  естественно и соответственно  тоже не было. Такие вот дела...
   
      ... За день до прихода в Петербург я позвонил Лиле в каюту и попросил ее еще раз встретиться со мной. Я прекрасно понимал, что больше вот так спокойно, поговорить вряд ли получится, так как свободного времени не будет ни минуты. День прихода судна в конечный порт назначения, равно как и вдень отхода -- это фактически безумный, сумасшедший день и для экипажа, и для пассажиров. Высадка-посадка -- это сотни крупных и мелких проблем.
          Лиля пришла. И на этот раз я приволок огромный мешок с яствами, добытых из самых загадочных и сокровенных тайников и запасников директора ресторана. Лиля охнула и всплеснула руками:
 




















Норвегия. Гейрангер-фьорд. Теплоход « ОЛЬВИЯ ». Кругосветный рейс с японскими туристами Токио - Токио. Программа « PEACE BOAT ». 2003г.




















 Атлантический океан. Остров Святой Елены. Джеймстаун. Группа членов экипажа научно-исследовательского судна «Бежица» Академии Наук СССР. Местное кладбище. У ограды первоначального  захоронения Наполеона Бонопарта.  19.12.1973г.
Смотритель кладбища третий слева. Юрий - второй справа.
ОЧЕНЬ и ОЧЕНЬ РЕДКАЯ ФОТОГРАФИЯ!!!

-- Юра! Ну зачем ты так выворачиваешься на изнанку?! Ты окружал меня такой теплотой и заботой, и вниманием, что слезы вот-вот хлынут из моих глаз. Пойми, моя жизнь сложилась, устоялась. Я добилась практически всего, о чем я мечтала, у меня практически все есть, а если что и будет надо я в состоянии это купить. И ничего уже в этой жизни изменить не возможно.
-- Лиля! Я действительно всемерно старался сделать для тебя что-нибудь приятное, но поверь, это было своеобразное внимание к тебе не только с моей стороны, но и всего командного состава судна, да и всего экипажа. Да! Действительно,  я инициировал, организовывал то или иное мероприятие, составлял сценарий, редактирую его, проталкивал и "педалировал" процесс. Но, поверь, это были весьма приятные для меня хлопоты, своеобразная дань уважения тебе как великолепной актрисе, твоему таланту и тебе как очаровательность женщине и, надеюсь давнему другу. Ведь нам было и есть что
вспомнить. Прошу тебя: помни наше детство и юность. Лиля! Ну, возьми хоть что-нибудь. Ну, возьми хотя бы вот эту банку варенья. Вкус фантастический. Как сказал бы А. Райкин «вкус спецфический». И будет еще один дополнительный повод посидеть с мамой у нее на кухне за чашкой чая. И еще раз вспомнить обо мне! И мне в свою очередь будет приятно, что обо мне кто-то помнит. И этим  загадочным,  кем-то  "Некто",  пусть  будешь ты!
        На пятилитровую банку вкуснейшего турецкого абрикосового варенья она, не выдержав и махнув рукой, согласилась и увезла в Москву. Таким образом, как сказали бы в Одессе, я практически  «уболтал»  ее.
        И тут Лиля произнесла фразу, которую я употребил в самом начале этого текста, этих воспоминаний. Я написал: «Я искренне благодарен судьбе и Богу, которые дали возможность моей жизни пересечься с Лилиной».
        Я был просто "ошарашен", правда не люблю это слово,  когда Лиля произнесла дословно следующее: «Юра! Я благодарна судьбе за знакомство с тобой, за нашу такую долголетнюю, длиной почти во всю жизнь, дружбу, за твое искрение внимание ко мне, за твое такое потрясающее романтическое отношение ко мне,  за то, что ты помнил и помнишь обо мне везде и всегда».
          Через сутки, около 6 утра, теплоход пришвартовался к причальной стенке Питерского морского вокзала. Портовые власти дали "Добро" и пассажиры стали выходить на берег. Я, естественно, находился на верхней палубе возле борта и занял выжидательную позицию, причём на том же самом  месте, где стоял и неимоверно вопил от радости, увидев Лилию через сорок лет в Сочи.
          Покидая судно и сойдя с трапа, Лиля остановилась и, отыскав меня глазами, прощально, как чайка крылом, взмахнула рукой.
          Это был июль 2005 года, девятое число, 13 часов 25 минут по  Пулковскому меридиану!
          Тогда, в тот момент абсолютно ничего, кроме моих неосознанно-тревожных предчувствий не предвещало, что уже совсем скоро случится непоправимое, случится страшная БЕДА!!! И произойдёт это через пять лет - 28 сентября 2010 года. 
          Разве мог я подумать, поверить тогда, предположить  при самом кошмарном варианте развития событий, в тот момент, что именно в этот момент  для меня истекают последние минуты, даже не минуты, а мгновения реального общения с Лилей, в этом мире, в этой жизни. И поверить в то, что на этот раз мы действительно расстаёмся с Лилей Н-А-В-С-Е-Г-Д-А!!!  И... Н-И-К-О-Г-Д-А уже больше не увидимся,  вот так – глаза в глаза...
         И, лишь, сейчас, я понимаю, что не наговорился, не наслушался, не насмотрелся, не нарадовался счастью быть знакомым с Лилей, общению с ней и нашей дружбы, продолжавшейся всю Лилину жизнь. И к сожалению, тогда ещё не смог понять и оценить весь позитив и масштабность Лилии Яковлевны, как личности.
        Наверное, это наша общая беда и недостаток славянского характера понять какой изумительный и неповторимый человек был рядом с тобой, лишь тогда, когда этот человек покинул этот мир.
     ...На пассажирском причале у морского вокзала Санкт-Петербурга и на прилегающей площади, где, только что,  всего полчаса назад бушевали страсти пассажиров, прибывших в конечный пункт назначения, стало необычайно тихо и пустынно.  Неожиданно стал накрапывать противный дождик, очевидно, специально засланный по такому случаю из Финляндии. Ах, этот противный, всегда нежелательный петербургский дождь! Он, как всегда, возникает так несвоевременно...
        И, то ли от дождя, то ли от чего-то другого, а скорее всего от дождя, на лице появилось предательская, противная, соленая  влага.
         Память услужливо вытолкнула на крыльях подсознания из глубины своих архивов  строчки:
          …На сердце кручина,                На то и кручина,               
              И дождик с утра,                И дождик сутра,       
              От куда бы, право,                Что в сердце причина
              Такая хандра.                Что в сердце беда…
 
          Через какое-то время, я заставил себя спуститься с верхней палубы к себе в каюту. Осознание того, что я почти всю свою жизнь что-то делал не так, не так как надо , поступал глупо, нелогично, неправильно, не так сказал, не так объяснял и как результат всего этого оказался в глухом тупике, охватило меня.
          И тут, неожиданно у меня появилась мысль пройти мимо каюты 207, как делал это часто в течении всего круиза.  Ещё раз пройти  рядом с дверью, уже бывшей Лилиной каюты. Ну, ну просто пройтись…
          Навстречу мне стремительно  бросилась стюардесса Лена, которая курировала эту каюту.
-- Юрий Дмитриевич! Юрий Дмитриевич!  Юрий Дмитриевич! Я Вас везде разыскиваю, буквально, сбилась с ног. А Вас нигде найти не могла. Лилия Яковлевна, покидая каюту, попросила меня передать Вам вот это письмо. А на словах попросила от ее имени поблагодарить Вас за внимание, за заботу, за теплоту и  попросила прощение за что-то еще, о чём я уже, простите - из-за этой суматохи с приходом в порт,  просто забыла /не смогу уже вспомнить/ . Кажется, просила Вас не обижаться на нее. Просила ее простить, а за что ещё,  я не знаю.
        Кончики моих пальцев тряслись и отказывались мне повиноваться. И мне все ни как не удавалось вскрыть  неподатливый конверт.
       «Милый, Юра! Когда ты будешь читать это письмо, меня уже не будет на теплоходе. Я даже не смогу  себе представить твое одиночество и опустошение, которое, я догадываюсь,  и прекрасно  зная тебя,  тебя охватит.
         Я за время круиза, настолько привыкла к твоей такой необычной, романтично-поэтичной манере общения со мной, и к твоему, какому-то просто удивительному образному мышлению, что в первое время, пребывания на судне, просто была поражена, как-то даже терялась. Да и к тому же,  ведь мы так долго не виделись. А когда встретились, то было такое впечатление, что мы, как будто попрощались и виделись совсем-совсем недавно. А, тем не менее, ведь совсем незаметно промелькнула целая жизнь! Почти вся жизнь!
      Поэтому я постараюсь написать это письмо,  как бы в твоем стиле.
      Юра! Прежде всего, большое, огромное спасибо за теплоту, которой ты  одаривал весь круиз, заботу в стиле славянского гостеприимства и обо мне и о моей труппе. Спасибо!
         Я так люблю море! Я люблю купаться в нем теплом, голубом. Я люблю любоваться им всегда и с берега, и с палубы круизного теплохода. На утренней палубе, когда на ней почти нет пассажиров, люблю любоваться восходами солнца и не менее волшебными закатами. Очевидно, моя восторженность, любовь  к морю имеет какое-то отношение и к тебе, так как ты с детства мечтал о море и, в конце концов, положил свою жизнь на морской алтарь. Как только у меня появляется малейшая возможность отправиться в морской круиз я настойчиво, целеустремленно пытаюсь реализовать ее, воплотить в реальность.
      Но, этот круиз воистину был какой-то с самого начала особенный, необычный. Я бы сказала событийный. И запомню я его на всю оставшуюся жизнь. Возможно потому, что ты был рядом. И мне рядом с тобой было так спокойно, так радостно, так интересно. Наверное, повторюсь, наша встреча в море была настолько не прогнозируемой, необычной, что я была просто поражена какой невероятной случайности, такому совпадению. Случай, скажем, примерно, один на миллион. А ведь мы так долго с тобой не виделись, практически всю жизнь.
       Просто не могу не сказать тебе, что ты все же, не совсем обычный человек и явно выделяющийся из серой массы моих поклонников. Ты оригинальный, штучный, креативный продукт (прости), если так можно сказать о человеке. И что мне нравиться в тебе. так это то, что ты все время что-то придумываешь, выдумываешь, изобретаешь, предлагаешь, воплощаешь. Ты, наверно, в какой-то степени, в хорошем смысле этого слова, немного авантюрист. Я, естественно, не авантюристка, но многое в твоем характере созвучно мне, созвучно моему характеру.               
           Юра! В этом круизе у нас с тобой было предостаточно времени и для общения друг с другом, и для того, чтобы посидеть за чашечкой кофе, рассказать друг другу у кого  и как сложилась жизнь, в том числе и личная. А заодно мы обсудили множество тем и проблем мирового уровня. И у меня сложилось такое впечатление, что я сама, того не желая, и это искренне, невольно являюсь причиной многих твоих жизненных проблем и ситуаций, являюсь как бы источником твоих проблем. Но, мне думается, проблема еще и в том, что ты, прости, как тебе кажется, любишь меня всю свою жизнь. Я думаю, что все же ты любишь не меня, такую, какая я есть сейчас на самом деле, а моего двойника, эфемерный фантом, придуманный самим же тобой. Ты всю жизнь любишь, ту оргеевскую девчонку Лилианну, которой уже давно нет, физически не существует в этом мире.
 Помнишь строчки:
 «Из глубины седых времен, выплывает дивный сон. И опять я вместе с ней. Милой, девочкой моей». Ну какая девочка? Где ее взять? Смешно! Ты, по моему разумению, достаточно не глупый человек и постарайся понять и это. Да и была бы вообще эта девочка?! Хорошо, пусть уж будет так. Пусть была. Пусть даже, так и быть, она и существовала, эта твоя юная молдавская красавица-певичка. То, в этом случае, была ли она именно такой, какой ты ее сам для себя выдумал?  Вряд ли!  И, представь себе, я даже знаю и абсолютно уверена в этом,  что если бы мы сейчас, когда ты читаешь это моё письмо, реально разговаривали  друг с другом, ты бы всё равно ответил:
 -Пусть в какой-то мере ты и права. И она (та юная молдавская красавица-девочка) не совсем такая, как… Но для меня это и не столь так уж и важно. Потому что я её, то есть тебя  вижу именно такой.
   Согласись, ты бы ответил именно так или очень близко по смыслу к этому.
- И пусть ты сегодняшняя, теперешняя, тем более не такая, но я-то тебя вижу другими, своими глазами. А вижу я то, что мне бы хотелось увидеть. 
         Ну что я могу поделать с тобой, если ты видишь то, что тебе хотелось бы видеть, а не то, что есть в реальности на самом деле. Есть такая категория людей – однолюбы. Ты один их этой категории. Мне, наверно, надо тоже воспринимать тебя таким, какой ты есть на самом деле, воспринимать, как данность и… И просто пережить твою любовь, перетерпеть это моё наказание! И, так как я поделать с собой ничего не могу, то, наверно, ты – это мой крест. И мне придется его покорно нести.   
         Я сейчас вспомнила один из наших разговоров с твоей мамой. А говорили мы в тот момент именно о тебе. Она тогда употребила такие удивительные выражения, с такими необычными, прелюбопытнейшими  словами, которые я никогда до этого не слышала и которые мне запомнились, и помню их до сих пор. Первое: «У него хоть кол на голове теши, а он все свое делает».  Второе: «Долдонишь ему, долдонишь ему, а от него все, как горох от стенки отскакивает.». Третье :<<Вот ухныбится в эти семечки, обложется книжками и читает, читает .Может всю ночь  напролёт читать - не оторвёшь! >>
         /Мои бабушка и мама  -донские казачки, соответственно и во мне течет половина казацкой крови. Они в Молдавию привезли с собой с берегов Дона,  из "столицы" донского казачества - Новочеркасска и станицы Криничная слова и так поразившие Лилю выражения, которые бытовали в нашей семье. Нельзя сказать, чтобы донские казаки были принципиально вредные люди, но то, что принципиально «упертые», так это точно.  И я тоже такой.    /Примечание автора/.               
         Я сейчас употребила в отношении тебя твои слова, то есть я сейчас говорю, как бы от твоего имени: любовь, любишь, любил, но их можно заменить более демократичными словами, а именно -  вниманием ко мне. Ты всю свою жизнь любил не ту. Очнись, проснись, вернись в эту реальность, в эту реальную жизнь. Ты любил девчонку, которой для тебя  на самом деле никогда не было и не существовало. Еще раз постарайся понять это. Жизнь у меня отстабилизировалась, говоря твоим «морским языком» (видишь, я хоть чему-то научилась от тебя), устоялась, успокоилась. Моя жизнь сложилась, думаю, достаточно удачно. Для нас с тобой, как именно для нас с тобой, уже ничего нельзя исправить, подправить, изменить. Эти моя и твоя жизни в этом мире уже всегда будут именно такими, какие они есть на самом деле, а не  придуманными  в придуманном тобой мире.
         Прости меня великодушно! Ты ведь способен на это! Правда!? Прости,  отпусти эту ситуацию! Не мучай ни себя, ни меня.
        Всего тебе самого доброго! И дай Бог тебе, наконец-то счастья в личной жизни.
        И...ещё...
        Помнишь?! Вечерняя Барселона. Бульвар Рамблас, причудливо переливается свет разноцветных фонарей и витрин, сквозь ветви платанов. Мы стоим с тобой у одного из львов окружающих памятник Христофору Колумбу. Надо отдать тебе должное, ты выбрал самый подходящий и удобный момент. И, очевидно, вдохновившись монументальным видом первооткрывателя Америки, прочитал мне строчки стихотворения, так почитаемого тобой Константина Симонова.
        Кстати, я так благодарна тебе за то, что ты приобщил, ввел меня в прекрасный мир поэзии. Признаюсь, мне очень понравились эти певучие-мелодичные слова. Я на прощание сама, чтобы тебе не было так горько, тоскливо и одиноко, хоть чем-то порадую тебя и прочту это стихотворение для тебя:



Плюшевые мишки,                Где любовь-надежда,      
Зайцы, погремушки.                Золотые слитки,
Детям дарят с елки                Где висит на ветке
Детские игрушки.                Счастье их на нитке.

И,  состарясь,  дети                Только дед-мороза
До смерти, без толку                Нету на верхушке,
На всём белом свете                Чтоб в ответ на слезы
Ищут эту елку.                Сверху снял игрушку.
                Желтые иголки
                На пол опадают...
                Все я жду, что с елки
                Мне тебя подарят...

       Юра! Я ведь не игрушка, меня подарить невозможно. Да и никто, никогда меня тебе не подарит, а тебя - мне
       Прими это, как данность!


                Твоя Лилианна.


-- Ага! – сказал я сам себе (одесситы бы в этой ситуации сказали бы так: «А-ХА...!», причем,  это надо произнести  с непередаваемым одесским шиком, акцентом и выражением). –  Так вот, оказывается, в чем заключается корень моих проблем, моих неприятностей, источник моих неурядиц. Оказывается, я всю свою жизнь любил не ту, которую бы мне хотелось бы любить. Вот в чем все же была проблема!   
-- Юрий Дмитриевич!, -- от куда-то издалека донесся голос Лены.
Оказывается она все это время стояла рядом со мной.
-- Что с Вами?! Вам плохо? Что, не очень хорошее письмо? Плохие новости? Вы дрожите, так как-будто стоите на айсберге и, такое впечатление, что ВЫ очень замёрзли, что Вам очень холодно. Я сейчас сбегаю, позову врача.
-- Нет, Лена, нет! Я в порядке, уже все в порядке. Все, абсолютно все в порядке! Так как и должно было быть! Все абсолютно все, нормально! Врача уже не надо, да и ни какой самый распрекрасный врач, мне тут уже не поможет, -- произнес я, вырываясь из состояния гипнотического транса, навеянного письмом, и возвращаясь в самого себя.— А новости!? Это  не такие уж и новости. Я об этих "новостях" и так знал всю свою жизнь, еще полстолетия назад.         
        “C'est la vie”(рус. Такова жизнь), как обычно неизменно участливо, сказали бы у нас в пригороде из-под Одессы  именуемом  малым Парижем, тем более, что мы там, в этом Париже побывали всего 9 дней назад.               
        Память и на этот раз не подвела меня и на крыльях подсознанья  вытолкнула на поверхность следующие строчки:

…От того, что дела никакого,                Где ж ты Лиля, юная как Фея?
    Стало никому, ни до кого.                Где друзья, зовущие в кино?
    Все вокруг поблекло, потускнело,               Все вокруг поблекло,   
    Как в кино, где кончилось кино.                Как в кино, где кончилось кино…   
             
            Повторюсь  ещё раз  - это был июль 2005 года, 9 число. Ничто, кроме моих тяжелых предчувствий, не предвещало будущей, скорой, совершенно нежданной беды.
           Через 4 месяца, списываясь с теплохода уже навсегда, на этом мои морские плавания и странствия заканчивались навсегда - я уходил на заслуженный отдых, то есть на пенсию, я подошел к бортпроводнице Лене, которая убирала каюту 207, где в том круизе когда-то жила Лиля, и попросил у нее ключ номер 207 на память.
           Этот ключ я всегда ношу с собой. Постоянно! Это память! Ведь к этому ключу когда-то прикасались теплые Лилины руки. Это, как бы символичный ключ от сердца Лилии, которое так никогда и не распахнулось ко мне навстречу, не вспыхнуло ответным, ярким пламенем. Ничего уж тут не поделаешь! И видит Бог, как я ни старался, как ни извивался в танце бабочки, приколотой булавкой к картону, на котором был начертан план моей жизни, пытаясь соскочить с этой булавки, повернуть ход событий в другое, нужное мне русло, не представилось возможным. И вот, именно так, именно таким образом, и никак не иначе, и именно в таком варианте, и именно в такой последовательности легли карты наших с Лилей судеб на сцену этой жизни.
          Как правило, один раз в году, чаще не получатся, я приезжаю в Оргеев и обязательно выполняю своеобразный ритуал: от автостанции я подхожу к школе, в которой мы когда-то учились с Лилей, затем спускаюсь по бывшей улице Сергея Лазо. Подхожу к нашему дому, где когда-то мы жили с мамой. Дом есть, а вот того окна и той форточки, которые так были связаны с Лилей, уже давным-давно нет. Вместо окна дверь, а в квартире, где умерла моя мама, расположился магазин по продаже автозапчастей. Вот здесь, именно на этом месте, когда-то, в уже почти нереальном прошлом, стояла Лилия и слушала мою музыку, а рядом, по склону этой улице, маленькое ясноглазое, задорно смеющееся чудо каталось на аккордеоне. Я спускаюсь по улице ниже и подхожу к месту, где когда-то стоял Лилин дом, его тоже уже нет, снесли. А на его месте стоит молдавский вариант российской девятиэтажки. Его жители даже и  /не понятия не имеют/ не подозревают, что именно здесь родилась, выросла и отсюда отправилась в путь  к вершинам  театрального искусства и сценам крупнейших городов Планеты изумительная,  неповторимая, неподражаемая самим Богом одаренная, будущая Народная артистка России.
           Прохожу мимо Дворца культуры, на сцене которого с блеском выступала Лиля. Здесь сейчас полное запустение и уже ничего не напоминает о проходивших здесь прекрасных концертах.
           Затем я поднимаюсь к площади имени Василия Лупу, где звучал задорный девчоночий смех, раскрасневшийся юной красавицы, которая  без оглядки "носилась"  по площади, играя в  «жмурки».
          Далее поднимаюсь на вершину холма, где находится городское кладбище. Тут нашли свой последний покой и пристанище мои мама и бабушка.
           Недалеко от главных входных ворот, с левой стороны центральной аллеи, стоит памятник, к которому я обязательно подхожу и задерживаюсь. На памятнике овальная фотография, с которой на меня смотрит элегантно одетый молодой франт в шляпе, удивительно красивый и чем-то неуловимо напоминающий молодого Александра Вертинского.  Ниже надпись: «Яков Амарфий». Это папа Лилии.
           Я «старый морской волк», обогнул земной шар семь раз. Трижды побывал в кораблекрушениях, тонул.
          Один раз на турбоходе «Максим Горький» в Северном Ледовитом океане возле норвежского архипелага Шпицберген у границы вечных льдов. Льдиной был пробит корпус судна в районе носовых отсеков. Отсеки стали стремительно заполнятся водой. Пассажиров - немцев снимали с судна вертолетами норвежские спасатели, а экипаж в это время боролся за жизнь судна. И в тяжелейших условиях, прилагая невероятные усилия и чисто славянскую изобретательность, ставил на пробоины "цементные ящики".  Почти второй Титаник.
          Второй раз тонул на теплоходе «Белоруссия» у побережья Сингапура. Третий - в Атлантике, на Канарских островах в порту Санта-Крус.   В Эгейском море "горел" на греческом танкере.
           В качестве члена экипажа и в должности второго электромеханика работал в отряде научно-исследовательских судов (НИС) Академии Наук СССР. В то время был создан  так называемый «морской космический флот» и в этот отряд входил наш теплоход «Бежица», на котором я работал. Мы принимали участие в выполнении программ по запуску пилотируемого космического корабля «Союз-12», управляемых межпланетных космических станций «Марс-4 и 5», «Венера-5 и 6», искусственных спутников Земли серий «Космос» и «Молния». Бог, очевидно, хранил меня, и за 9 суток до отхода в свой последний, так трагически закончившийся рейс, с последующей гибелью судна, унесшего так много человеческих жизней, после 14 месяцев плавания я сошел с парохода «Адмирал Нахимов» в долгожданный отпуск. Если бы я ушёл тогда в тот последний, злополучный рейс, то, думаю, возможно эти воспоминания писать было бы некому!...
          Я в составе нескольких экипажей принимал также участие в выполнение «специальных заданий» Правительства СССР в самых напряженных (горячих) точках планеты.
          Была еще одна приятная сторона работы на круизных лайнерах. Она давала возможность познакомиться с необычными, очень знаменитыми, талантливыми и яркими людьми. Эта категория, особая "каста" людей практически недоступна для простых смертных в обычной жизни. А в море, в море все по-другому. Море невероятно сближает людей, упрощает отношения. И во время круиза и экипаж, и пассажиры становятся одним целым, четко слаженным механизмом. Практически все дружелюбны к друг другу. И, как правило, воспоминания о рейсе остаются всегда позитивными.  Всегда есть, что, о ком и о чём вспомнить. Это завораживает, завлекает и многие пассажиры еще много раз возвращаются на борт судна, чтобы вновь провести прекраснейшие минуты своей жизни в морской экзотике.
         И всему этому была посвящена моя жизнь.               
         Я посетил множество портов всех континентов Земного Шара, включая и Антарктиду. Плавал в водах всех мировых океанов. Я постоянно помнил о Лиле всегда и везде, где бы мне только не приходилось побывать. Да! Не сложилось у нас с Лилей… Но она, буквально, незримо всюду и всегда была со мной, как добрый ангел-хранитель.... Я часто вел с ней мысленные, "заочные" беседы, что-то рассказывал ей и даже иногда советовался с ней, как мне поступить  в той или иной ситуации.
       Должно, наверно, сложиться впечатление, что у человека «поехала крыша» от неразделенной любви. Думаю, все же не совсем так, я, как ни странно, все и всегда прекрасно понимал и осознавал.  И сейчас понимаю и осознаю все, что происходило. И даже... почему происходило именно так, а не иначе.. .
        А все же… А все же что-то Важное, Главное, Прекрасное не случилось, не произошло в моей жизни.  То единственное и самое главное, которое бывает только один раз в жизни, только лишь один раз в жизни. Раз и навсегда!
      Я когда-то то ли прочитал, то ли услышал удивительно красивую, поэтическую фразу, которая запала мне в душу и запомнилась: «Вы прошуршали мимо меня, как ветка полная цветов и листьев!».  Очень похоже, что это было  сказано о нас с Лилей.
      И сейчас, я сижу за своим уютным огромным письменным столом и перезаписываю из своей памяти на электронные носители информации хрупкие, полуистлевшие, полупрозрачные и выцветшие от времени, стремительно ускользающие в небытие обрывки воспоминаний далекого прошлого, которыми обладаю только я один. И считаю, что мне надо, обязательно надо выполнить свой долг перед светлой памятью Лилии Яковлевны Амарфий и восстановить то, что я еще помню, потому что с моим уходом из этого мира навсегда исчезнут эти запечатленные только в моей памяти мгновения и ее и моей жизни.
           Ниже написанное стихотворение посвящается Лиле…


Пришла так волшебно,
Ушла в никуда,
Казалось, вот чудо!
И что, навсегда.
Разбилась надежда,
Погасла мечта.
Забудь, умоляю!
Забудь навсегда
Забудешь? Забуду!
Чтоб помнить всегда!
Казалось, что чудо
И что на года.
Пришла ты из детства,
Ушла в никуда.

           Работая над этим текстом, я как-будто еще раз снова прожил свою юность, свое отрочество, зрелые годы. Вспоминая и анализируя прожитую жизнь, я с полным откровением могу сказать, что самым ярким, самым светлым, самым прекрасным воспоминанием, как изящный полет хрупкой бабочки, главным событием и главной составляющей моей жизни было знакомство с Лилией Яковлевной Амарфий.
           Закончить свои воспоминания  я хочу с того, с чего и начинал - четверостишием Мирры Лохвицкой:

                ...О той, которую любил,
                Теперь вздохну с печалью тяжкой.
                Я жизнь твою боготворил,
                И назову ее прекрасной...
         
         Лиличка! Живой тебя представить так легко, что в то, что нет тебя, поверить просто невозможно.
           И может быть, когда-нибудь, где-то там, далеко-далеко, за линией горизонта, в бесконечной, безмерной и бездонной глубине голубого неба, мы встретимся с Лилей, на этот раз — навсегда!

Post Scriptum

        Как же все же сложилась моя судьба? Удачно ли? И да, и нет...
        Всю свою жизнь я отдал и посвятил морю. А дальние, многомесячные плавания -- это длительные расставания с родным берегом, домом, семьей.
         Не все морские семьи выдерживают этот жесткий и жестокий ритм жизни и в результате распадаются, страдает и одна сторона, и другая, а особенно дети. Это профессиональная трагедия моряков. Когда-то я читал Лилии Яковлевне стихи Э. Багрицкого. Там были такие строчки о моряках:
                "...Тот пойдет дорогою проклятой,
                Звонкою дорогою морской..."
            Так оно действительно и есть на самом деле.
            У моряков сложилось устойчивое выражение "белый пароход -- черная жизнь", и это тоже на сто процентов верно.
           Анализируя прошлые события, которые реально происходили, и другой вариант развитая событий, которые могли бы произойти, я пришел к выводу, что Лилия приняла единственно правильное и мудрое решение.
            В случае, если бы Лиля составила мое счастье и приняла бы предложение моей руки и сердца, то она не стала бы Той, кем Она стала. Провинция просто безжалостно убила бы и задушила ее талант. И я на тот период времени, увы, ничего кроме своей руки и сердца, ничего более  осязаемого и реального, увы,  предложить  не мог...
           Народная артистка Российской Федерации и первый помощник Капитана  судов дальнего плавания Черноморского Морского Пароходства, естественно абсолютно несоразмерные, не сопоставимые величины. Или, как говорят у нас в Одессе, "это абсолютно две большие разницы".   
            У Лили всегда с детства был бойцовский характер целеустремленного человека. Лиля вылепила саму себя, создала великое театральное имя Лилия Яковлевна Амарфий.   Если уж она ставила перед собой какую-нибудь цель, то она всемерно старалась ее достичь, затем подняться на новую высоту, установить новую планку и опять стараться ее покорить, используя весь свой природный дар и трудолюбие "трудоголика ".
            Да! Теперь можно сказать, что это был характер иногда резко приближающийся к "нордическому". Мне как-то рассказывали одноклассники Лили, что, когда она уже училась в Москве был очень комично-трагичный случай. Однажды, в общежитии на кухне она что-то готовила себе на ужин, к ней стал активно и нагло приставать какой-то парень. Лиля, ни секунды не раздумывая огрела его раскаленной сковородкой. А когда еще в детстве, Лиля возвращалась домой из школы,  к ней тоже стали приставать старшеклассники. Лиля, спасаясь от них, запустила чернильницей, которая была полностью заполнена чернилами. Можно только представить себе результаты этого броска. 
            Часто, когда я приглашал Лилю куда-нибудь пойти, она, вздохнув, извиняясь отвечала: "Хочу! И очень хочу! Но не могу, мне надо на репетицию". Она четко разделала понятия: хочу и надо.
            Судьба также подарила мне удивительное знакомство с польским моряком Клеменсом Ладзяком. Плавали мы вместе на современнейшем океанском суперлайнере, носящем фантастически красивое название "Silver Wisper" (Серебряный Шопот).
             Клеменс (мы его иногда называли Климом или по-славянски совсем запросто Клёмой) писал великолепнейшие стихотворения. Он, естественно писал на польском языке. Затем он переводил с польского на английский, а я уже с английского на русский. Естественно в результате многочисленных переводов первоначальная плавность и размер стихотворений искажались и стихотворения  постепенно превращались в «белый стих».              Но, какая глубина мысли, какая образность, какая эмоциональность! Это все передавалось без искажений.
          И кому бы из моряков я не читал стихотворения Клёмы, все однозначно утверждали: "Да ведь это настоящий гимн морской профессии, морской судьбе, морю, морякам!"
          И в заключении я воспроизведу одно из стихотворений, которое я постарался наиболее бережно и близко перевести к тексту и адаптировать.
          Оно так и называется: "Старый моряк"


Итак:
Клеменс Ладзяк, 
Польша.


Старый моряк

Там за туманом, там за горизонтом,
Там, где простирается огромный безбрежный океан,
Как бесконечная голубая равнина
Ведь там, за непроницаемым небосводом
Я оставил свою молодость, свои несбывшиеся наивные надежды
Свою будущую судьбу, которая дала возможность плавать и побывать
На дальних океанских торговых маршрутах,
Под небом тропического солнца,
Под ледяными ветрами севера,
В морях востока и запада.
И на великих реках, несущих свои воды в безбрежный мировой океан.
Судьба непрерывно бросала мне новые вызовы,
Преподносила жестокие сюрпризы и коварные удары.
Невозможно было предугадать, что от нее ожидать в последующий момент.
Она наносила, то стремительные, как ураган удары,
То вдруг, неожиданно открывала новые фантастические возможности.
Я старый морской волк,
Виски и ром когда-то вместо крови текли в моих венах,
И я бросал смелые вызовы всем проблемам, препятствиям и невзгодам.
Старая морская соль
Уже не пересекает и не бороздит океаны и моря.
Но, как мощный порыв ветра, откуда-то неожиданно, из-за горизонта
Я, порой, все еще слышу Песню Голубых Волн
В ярости разбивающихся о прибрежные скалы.
Моя тоска усиливается.
И, когда-нибудь, Судьба унесет меня в
Вечные и бесконечные новые скитания.
Я оставлю позади родных и близких,
Всех, кого любил и люблю.
И наконец-то подойду и пристану к Вратам Вечного Порта,
Где смиренно буду молить Звезду Морей,
Навсегда принять меня в свой экипаж.

        Перевал с английского  языка и адаптировал Юрий Субботницкий .
        Все слова Клеменса Ладзяка,  в выше переведённом стихотворении сказаны,  как-будто  обо мне и для меня. Всё в -  "десятку".  И я это могу подтвердить на детекторе лжи.


        На этом мои воспоминания и записки подходят к логическому концу.

        И, Ах! Как бы мне хотелось, чтобы всё выше написанное в этих воспоминаниях смогла прочитать Лиля,
И

        Ах!  Как бы мне хотелось в этот момент посмотреть в глаза Лили!..

       Законы Вселенной непреложны.  Многие законы физики аксиомны. Согласно им Время движется (течет) вперед, только вперед – ни секунды назад, только вперед. Никаких петель и витков времени, вроде бы, хотя  существует и доказано, что это и не совсем так...  Невозможно дважды войти в воды одной и той же реки. Известно так же и то, как говорили средневековые мудрецы: «Extra presencia nones existencia». В переводе: «вне настоящего нет существования». Реальная жизнь существует только в данный отрезок времени. Реально нет  ни прошлого, ни будущего.
                …Есть только миг
                между прошлым и будущим.
                Именно он называется жизнь…
            Но вспоминая события более чем полувековой давности, мне кажется и, я ТАК ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ДУМАЮ и, более того, ГЛУБОКО УБЕЖДЁН и ТВЁРДО УВЕРЕН  В ЭТОМ , что мне удалось все же каким-то чудом, каким-то невероятным сверх естественным образом, преодолеть законы физики, своей волею волюнтаристически нарушить их. На какое-то,  бесконечно малое мгновение мне всё же, как бы реально удалось вернуться в светлые мгновения незабываемой дружбы с Лилией Яковлевной и "... ЕЩЁ РАЗ ПРОЕХАТЬ ВМЕСТЕ С НЕЙ В ЗОЛОЧЁНОЙ КАРЕТЕ ПО ГРУСТНЫМ МГНОВЕНЬЯМ МИНУВШЕЙ ЛЮБВИ... ".
        Дружбы такой неповторимой, такой  "красивой", такой своеобразной  и , к горькому сожалению, такой ...!   
Эти мгновения забыть нельзя, вернуть невозможно!!!               
                ЮРИЙ
7 июля 2012 года
   Одесса