стр 55-60

Луна исчезла с небосклона;
на водной глади тонкий лед,-
не слышно под водою стона:
богач пред Богом предстает.

Стоит средь тех, кого обидел,
руками, прикрывая стыд,
в ком жертву денежную видел,
кто был ограблен, иль убит.

Немеет дух от скорбных взоров,
как морок аура темна
и вот, она уже черна:
обуглилась сознаньем вора.

Вдруг кокон начало трясти:
душа внутри, как погремушка
и то, что смог в подвал снести,
вместила подлая игрушка...

То ухнет в бок углом диван,
то стукнет в лоб телеэкран,
то пачкой денег рот скорежит,
иль от обжорства дых скукожит.

Сверкнув, вонзился в кокон меч,
и прекратились все движенья...
О, долгим будет пробужденье,
коль бездна вскрылась дух стеречь...
               
...Настала очередь для дамы:
в браслете молнии снуют,
рождая эхо новой драмы...
Да, тьма и здесь нашла приют.


                55


Ах, эти розовые замки,
сродни летучим облакам:
их не дано создать рукам,-
у них мечтательные рамки.

Они, так строятся легко;
доверчив тот, кто в них очнется,
ведь так бездумно в них живется,
да только падать высоко.

Но на земле кормиться надо,
одной мечтой не будешь сыт,
и вот, из розового сада,
мадам голубкой вниз летит.

А на земле, такое диво:
поймали в страстные силки,
а страсть, как кошечка игрива,-
в желаньях прячет коготки...

И это путают с любовью,
как сор выносят на показ...
Любовь - она приходит раз
и пищу не дает злословью.

Но страсть липуча, как магнит:
сначала броско удивит,
но глядь - а ветреная муза
под подолом уж прячет пузо.

Дите родиться, не беда,
да мать исчезнет без стыда...
Еще одно дите без мамы.
Эх, где ж сердца-то ваши, дамы?


                56


Иль вот еще что дух тревожит:
кукушки с хищностью орла,-
постыдней нету ремесла,-
в утробе рвут младенца... Боже!

Пока бедой детей пытала,
в свой замок злобы натаскала
и рухнул замок с высоты,
но и руины не пусты...

Под каждым камнем скрыта бездна,
где покаянье бесполезно...
И страшно глянуть в эту тьму
душе и сердцу, и уму.

А взор летит за облаками,
да толку, что махать руками...
Стряхнула перья простыня
и стала савану родня.

Любовь свободой не торгует.
она, как вера, взаперти:
уйдет кто - бережно тоскует,
войдет - останется в чести.
               
...Последний всплеск в немом квартете:
над бабой замер огнешар,-
всех четверых бросает в жар,-
пальнуло адом по планете...

Взметнулись пламя языки,-
в глазницах закипели слезы.
Сверкают безвременьем грозы,
бредут, как тени, мужики...

 
                57


Их лица скорбны под неволей,
к груди прижатые персты.
От жара выгнутое поле
и в землю вжатые кресты...

И мужики к крестам, сгибаясь,
горбатясь в бабьей суете,
беззвучно, запоздало каясь,
таланты ищут в слепоте.

Здесь редко кто свой дар находит,
сбежав из ада внутрь себя;
нашедший, музу в свет выводит,
Творца вериги возлюбя...

Но поле полем остается,
где жжет огнем матриархат,
и всяк в том поле виноват,
кто, под каблук попав, сдается.

Кто свой характер променял,
чтоб добывать свой хлеб для пуза;
кому полет души - обуза,
тот бабьи взоры примерял.

И эта суть уж не от Бога,-
за так прозренье не дают…
Крутая в горочку дорога,
где Дух Святой нашел приют.

Эх, восходить мешают бабы,
но только тем, кто сам таков;
но может феей стать и жаба
в руках умелых мужиков!


                58


Тогда живут одной судьбою.
смыкая половинки в круг,
а если нет - беда обоим,-
скрывает бездну и каблук.
               
...Тенистый двор. Обломки камня...
Замшелый мраморный фонтан;
бликуют в лунном свете капли,
в фонтане плачет истукан.

У очага один лишь странник
ладони греет у огня;
над очагом, вдруг сна изгнанник,
явился отголоском дня.

Завис, пульсирует огнями,
исторг из чрева четверых,
и уж готов ночлег для них,
под гипнотическими снами.

Горит магический браслет,
очаг щелкнул искрой и замер:
в голографическое пламя
ушел корабль в толщу лет.

Над странником лучится око,
а он, как воин величав;
и тень, суетность растеряв,
ушла под землю, и глубоко...

Преобразилось все вокруг:
тела прозрачны, стали вдруг;
лазурный свет размыл руины;
прозрачны горы - исполины.


                59


Разверзлась даль в голубизне,
объем рисуют только блики;
прозрачны недра, тучи, лики,-
легко в небесной новизне...

И только грусть о теле бренном:
оно когда-то, да умрет.
Полно грехов на свитке тленном,
но, Боже, как душа поет!

В ней добродетели не спорят,-
смиренье вера им дала...
Над бытием, над бранным полем
добро и зло, как два крыла...

Не удивляйся брат пытливый,
и в добродетелях есть сбой:
когда в них ум чудит игривый,
они враждуют меж собой...

Смирил добро и зло смиренно:
прозрела духа суть нетленна,
являя свету Божий слог,
впустив Мессию за порог.
               
...Браслета око над поэтом,-
не нарушая тихий сон,
явила грудь чуть слышный стон,
и тень из мрака вышла к свету...

Но эта тень уже легка,-
рисует мир полутонами;
щебечет время за стихами
под трепет легкого смычка.


                60