Отеческие тени

ОТЕЧЕСКИЕ  ТЕНИ



ИЗ  СТИХОВ   РАЗНЫХ  ЛЕТ







+    +     +


Неизмываемо  родной
Земле  родимо  только  горе.
Она ковчег.
В ней  Русский  Ной
Браздит  пылающее.  море.

Но ум  не  может  зреть уму
Иному  видимые  роды.
Ему  и  мнится потому,
Что  нет покоя и  свободы.

Вот  так  весна…
Еще  и  Пост
Не  подоспел  до  середины.
Но  даже  отблески  от звезд
Палят  недвижимые  льдины.

Тысячелетие  -  не  срок.
И  два  -   всего  лишь  в  бездну  дверца
Но  слушай   -  бездны   поперек ! -
Уже  отмучившимся  сердцем

Как  у  горящего  Кремля,
Как  и  тогда,  всегда,  вне  рая
Рыдает   Русская  земля,
Мария,  Марья,  смерть  родная.

Не  две  Марии,  нет,  -  одна,
Земля  благая,  пещь  с  росою.
Грядет  Последняя  Весна
Перед  спасительной  Косою

И  будет  Пасха.  И  тепла
Земля  от  руд  Руси  весенней.
И  Царь  грядет.
За  ним  же  -  мгла
Пришествия  и  Воскресенья.


2015  ( 1978)





+     +     +               



...А когда я очнулся от боли,
Брел навстречу железный старик.
Брел по изволоку да по полю
И колосья, что головы, стриг.

- Ты откудова, дедушко, взялся,
Из какой быстрины-глубины?
Ты примстился ли мне, показался?..
Нет ответа,   и корни темны.

И пролязгал старик заповедный:
- Мы - деды-вековая нога -
Золотой был, серебрянный, медный,
А теперь вот моя недолга.

Мой-то век-то кончается, ибо
Оборот совершился земной.
Вот тебя повстречал и спасибо -
Я по полю исчезну волной.

И пропал. И железные сети
Опоясали стрелки часов.
С Гималаев шерстнатые дети
Шли тропами сибирских лесов.

И дождями в грядущее смыло
Этот сон о стальном старике.
Это было... Не помню, как было.
Только помню - на Калке-реке.


1985




ЗАЧАЛО  МОСКВЫ



Князь  Данила  у  грека  спросил:
“Не  грядет  ли  скончание  света?
Чую вышних  сошестве  сил,
Наипаче  в текущее  лето

Третий  день  все  грызет  меня  страх:
Cреди  леса,  при  псовой  охоте
Видел  змея  о  трех  головах –
Зашипел  он и  скрылся  в болоте.

Змея  образ престрашен  зело,
Токмо  ведать не  вем,  како  мниши –
Мне  сие  на добро  или  зло
Привиденье попущено,  мнише ?

Помолчал и  задумался грек.
«Я  сказать, Даниил,  тебе  вправе –
То  в  грядущее  ум  твой  востек,
Дело рук своих  видел  ты  въяве.

От твоих,  Даниил,  закромов..
Без  сомненья, как  смерть  и  мытарства.
С  этих  бором  покрытых  холмов
Возрастет  треугольное  царство.

Над  языками  будет  царить,
Ко  добру  или  злу  -  это  вольно.
Вот  что велено мне  говорить.
Остальное  -  тебе  домудрить.
Ум  твой,  княже,  превыспрен  довольно».

Больше  грека  никто  не  видал.
Был  он странник  -  сей  инок  смиренный.
Даниил  же  все  ведал-гадал
Треугольника  смысл  сокровенный.

«Вверх  концом  -  это  Троицы знак,
Обрамленье Всезрящего Ока.
Вниз  -  страшусь  и помыслить…»
                А  зрак-
                то  вперялся ув  князя глубоко.

Наспех князь не  решал ничего  -
Был  хозяин  упрямый  и  мерный.
Что  потребно  державе  его,
Знал  доподлинно  князь  благоверный.

Долго  ведал-говел  Даниил.
Плоть  его, иссыхая, святела.
И  обитель  создать  положил –
Заступить  свое  княжее  дело.

Тако клегчет  орел, воспаряя
Тако  Рим  на  востоце  зачался.
Храмоздатель же  монастыря
Сам  во  ангельском  чине  скончался.

В  область  внешнюю  время  бежит.
Сокращается  необоримо.
Град  земной  все  двоится,  дрожит,
Треугольник  с начала  лежит
В  основании  Третьего Рима.

И  обитель  стоит  над рекой,
И  сияет,  светилу  подобно…
Как  узреть  присносущный покой,
Знал  доподлинно  князь преподобный.


1988





КОЛОКОЛ  НОВГОРОДА


Когда  в  Москву  его  везли
Под  плач  ганзейскяя земли
Над отсеченной  головой
Торговой  воли  вечевой,
Был  всплеск всех  рек,
Был  вздох боров,
И  моря  рев,  и  горя ров,
И  грохот  грома  в  вышине –
Стонали  хляби  о  войне.
И  вторила, рыдая, твердь:
Сей,  вещий,  взышет  только  смерть,
Погибель юниц,  вдовий  вой,
Дома,  поросшие  травой.
Проснется  -  будет  гибель всем.
Число  хранительное  -  семь,
А  восемь -  размыквет круг.
Но  дело  то  лишь  Вышних  рук.
-  Заморским  путь  открыть гостям ! ?
-  Да  по своим  же  по  костям.
-  Свобола  сладко  ломит грудь…
-  Но нам заказан  этот  путь.

Век  не видать  своболы,  нет,
И  на  семь  бед  один  ответ.
Из-под арктического  льда
Его  приотворит  беда.
А  путь  беды один - 
Туда,
Где из-под  камня  бьет  вода.
Сам-стар  стоит…
Его  уста
Твердят одно.
Что  на  потребу лишь  оно.
К  спине  привязанный  топор
На  ропот  вздет…
И  только  бор
На  сотни верст  шумит  вокруг
От  его  тихих, ясных  рук,

И  радость  по  сырой  земле…

Есть  путь  еще.
                Он  скрыт  во  мгле.



1987  (2015)



+   +    +


САМОЗВАНЕЦ  ПОД  МОСКВОЙ


На  все, на  все ложится  крвсный  свет.
На  купола,  деревни, на  посады…
Лжецарь  идет  как  тень  от  гиблых  лет.
Сжимается всемирный круг  осады.
На  все,  на  все  ложится  красный  свет.

Откуда  он ? -  ведь нет  нигде  пожара…
Все так же  по ночам  горят  Стожары.
Царевич  и прславлен  и  всепет.
Но  все  идут – как будто  это бред –
От  запада  полки- а  тени  нет.
На все, на  все ложится красный  свет..
Давно  пусты поля,  пусты  деревни.
А зов  его  все  слаще и  напевней –
Лжецарьидет  Малютин  след заместь.
Лн  даст права,  он уничтожит месть…
Так  вот она,  так вот  свободы весть.!

От запада  восток  -  когда  бывало ?
Варщава  три  недели ликовала.
Плывет  за  слухом слух. Исхода  нет.
На  все,  на  все ложится  красный  свкт.
Измена  или  кат  -  ужели  это
Едтный  выбор  до скончанья  света ?

Гудят  ветра.  Молчат колокола.
Беда ясней  протертого  стекла.
В  глазах  рябит оранжевая  пена.

Печать снята,и бездна пролегла
До Минина Кузьмы, до  Гермогена.

1987







«ВЕРХОВНИКИ»



I


«На  основании законном
Быть  вольности основой  мер
В прожекте конституционном
На  полуанглийский   манер.

Отныне  древлеокаянства
В  империи не  будет,  ведь
Правап  монарха  и  дворянства
Друг  друга  ограничат  впредь!»

И вот, от  крови  и  от крова
Петром отъятые  вчера,
Летят птенцы  гнезда  Петрова
Противу дела,  что  сурово
Подъято  дланию Петра.

Вконец  достанет  им отваги
Восстать  из  кресел и  воззвать,
И  жалованные  бумаги
Под брызгами  балтийской  влаги
Безповоротно добывать !



II


Только  кажется  -  вздыблена  хлябь,
Только кажется -  волны  косматы.
Для  бумажных  корабликов  рябь
Словно  вал океана  девятый.
Распустили вовсю паруса
И  летят  через  смертные  годы…
Но  над ними  молчат  небеса
И  под ними  нееслышимы  воды.
Вот и  след их волной занесло…
И  до  дна не достанет  весло.
Воды спят, не  волнуясь,  не  споря.
Так  витийствует ветра  крыло.
Так  глубоко-глубоко  легло,
Так  безмолвно народное  море.

1987 






+    +    +


Небесную любовь он  возлюбил
Всей  силою  души безстрастно-страстной
Но  сердца  стук,  его  уму  лишь  ясный,
Действительно  уму  лишь  ясен был.

Но  жизнь  была права  -  права не  тем ли,
Что  свой  цветок бросала -  «На, лови!! –
Тому,  кто жил,  любя  живую  землю,
А  не  небесной  призраки любви.

Он сам  предызбранной  себе  казался
Небесной птицей,  изгнанной  в полет,
Но  все,  к чему  с любовью прикасался,
От  рук  его вдруг обращалось в лед.

Так  звук  ударный  канет  в  безударный,
Так  тень  любая  канет  без  следа.
Так  обращается  огонь полярный
В  отломки  атлантического  льда

А  он  все  чуда ждал, неся  без  цели
Любовь  ко  всем, всему  и  ничему.
Так  избран  он  ? 
Ответы  не  поспели. 
Ему  не  птицы, нет,  все  то   напели.
Они-то пели.
Только  не  ему.

1987  (2015)




+     +    +

Непустить  бы  тепла,  разморозить бы вечные  льды,
И  детей  и отцов  рассудить  по  закону  и  прву…
Кто-то там,  впереди,  заметет  пооврагам  следы,
Кто-то  по миру  пустит  с дырявой  сумою державу.

Две  имперских столицы  морозом  железным свело.
В  молотилке  времепн человеческий век перемолот.
Есть  один  только путь сохранить  родовое  тепло –
Государственный  холод.

Разморозят,  растакт  -  ударит мороз  мировой,
И  погибнет зерно, и  к  зиме не  пожнут  урожая.
Этот  марш на плацу,  этот  времени ход роковой,
Этот  взгляд,  что горит, неизбежной  судьбе  угрожая.

1984



ПЛАЧ  ЗЕМЛИ  РУССКОЙ  ПО  СУПРУГУ  УБИЕННОМУ


                Без  Царя земля  вдова
                (Пословица)


То  не  чайка-княгиня  в  путивльской  стороне
Рано  плачет,  рукав  омывая –
Слышен  голос  глухой на Кремлевской стене :
Вот  уж семьдесят  лет  как вдова я.

Как  пылала  война,  и стоял  на  ветру
Ты один,  и погибель свистела…
И хотела  я  так  погулять  на  миру,
Чечевичной  свободы  хотела.

Как  с  сыночком тебя полоснули  свинцом,
Я,  уйдя  из-под ног, не  взывала.
Как  стоял  ты, забыла, в  Кремле под  венцом,
Как  Ходынкою  в кровь  целовала.

И  тогда  понеслась  я  в  разлад и в  разнос…
До  сих пор  как взгляну,  так не вижу…
Ковалева  майора вынюхивал  нос
Лжедимитрия  смрадную жижу.

Ни  обетов  святых,  ни  вдовства не  храня,
С  палачами плясала  твоими…
А  теперь  вот зовншь  -  заждался  ты  меня
В  своем  Вышнем  Иеросалиме.

Ну,  так  мира куплю и  помажу  сама
Убиенного  руце  и  нозе.
Изукрашусь  церквами с  холма  до холма,
Да  отпустят мне  лютые  мнози.

Будет  кара страшней  беломорских  лопат,
Да  и душу  оставят ли  живу ?...
Вот  уж  ворон  кружит  от  Курил  до  Карпат,
Чует,  мразь, вековую поживу.

И  разделят  меня,  как  зарю  и  зарю,
Разметут,  будто  кости  сухие,
Нам  с  тобой,  Искуптелю  мой  и  Царю,
Станут  ложем   четыре  стихии.

Вот  тогда  и придет огненосный  конец –
Тайна  Русская скажется  миру –
Как  наденут  мне  снова  наш  Царский  венец,
Да усадят  за гусли  и  лиру.

1988







+   +   +
...А мы Гагарина встречали,
И ветер от залива нес
Обрывки блеска и печали
До перекрестка Лисий Нос.
 
Застыло на шоссе движенье,
Лишь сосны, полные собой,
Являли как бы отраженье
Того, что нес морской прибой.
 
И, к небесам взвиваясь ало,
На перепутье всех дорог
Россия флагами махала,
Несясь вселенной поперек.
 
Кругом портреты - много, много...
Он будет в рамке, а пока
Того, кто там не видел Бога,
Была улыбка так легка
 
Для нас, не знавших душным летом,
Что нам не тот огонь горит,
Что не об этом, не об этом
Звезда с звездою говорит...

1980



+    +    +            


Рыдая  над  орлом  двуглавым,
Не  полмнить  о  судьбе  самой…
Шел  за  семнадцатым  вертлявым
В  безумии  кроваво-правом
Метущий  все  трдцать  седьмой.
О  «Дыме»  грезы  и  о  «Нови»
Завесили  собою  высь,
И  содомические крови
На лед колымский  пролились,
Чтобы навеки  обезславить
Тосклоиво- многовековой
О  счастии  всесветный вой,
И  часть  шестую  вновь восставить,
Где б  варвар  мог  прийти  и  править
Конем  над бездной  мировой.

1987



+   +   +


Когда  еще не  срок  и  не  пора,
Грядущего  не  задевай  рукою.
Гори  от  деда,  прадела,  прапра…,
От  света, в  ночь текущего  рекою.

Быть  малой  каплей  - самый  тяжкий  труд,
Но в  каждой  капле -  солнце  на  просторе.
Единой  жизнью 
Родник,  ручей,  река  и  море.

Так  в  долгте, безславные  лета,
Копя  казну,  не ведая, что  слава,
Безмолвствовал  и  медлил Калита
Под  перезвон грядущего  Стоглава.

Так  в сорок  первом,  в  ноябре, в  снегу,
Шли  строй  за  строем  прямо  в  пекло ада
Из тихих  рук,  незримо,  сквозь  пургу
Благословлявших зарево  парада.

1982






НОЯБРЬ   1982

Целовать  ли  кнут  заморской  воли,
Иль до  белых звонниц  добрести ? –
Выйди  да спроси  у ветра в  поле
Об  итоге  Русского  пути.

Что  в  грядущем -  правда  или  право?
Нет  ответа.
Только  крик  ворон.
Спит  в  снегах  великая  держава.
Воют  ветры  с  четырех  сторон.

К  ВОТ  ЭТИМ

                Недорого ценю  я  громкие права…
                (А.П.)
Какие права?  Вы  о  чем вперебой  говорите ?
О чем  вы  шумите,  двоя  свое  эхо  стократ ?
Вон  сколько  веков  вы Россию правами  корите –
Мол,  все  это весь,  и  не скороотстроится  град.

О чем вы шумите ?  Ведь  сказано:  Будьте как  дети…
А  дети  безправны  в  своей  невеликой  молве
Головка  ребенка над травам золотом  светит,
Как  маленький  купол  в  цветах  и  густой  мураве.

О чем  вы шумите?  -  о  громких  правах человека ?
А  праве  уехать  и сплюнуть:  мол,  все  это  весь ?
Куда  я  уеду ?  Я жил здесь  от первого века…
А те,  кто  уедут  -  их вовсе  и  не было здесь.

О  чем  вы шумите ?  О  праве  на  правопризнанье ?
О  правопризнанье  на  право  навешать  права ?  -
Сухая  трава,  когда  в  памяти  и  поминанье
Такие  слова,  как  Дивеево,  Жиздра, Москва…

Да,  я благодарен, -  и это  совсем не  о  сделках,
За  то, что   родился  в  безправной  великой  стране,
За право не  знать о летающих в небе  тарелках,
За  долг  внать  всю правду  на  павших на каждой войне,

За то,  что в  потемках  уже закипевшего  ада,
Где  шумно  бушует  взревевшее  право на ад,
Без всякого  права  горит  негасимо  лампада,
Безчисленно свечи  пред  Ликом  Державным горят.
1985
+    +    +

Он встает и ходит кругом Кремля
Мимо строя сомкнутых часовых.
Не найдут его среди нас, живых,
Даже лазерные поля.
 
Это в полночь бывает, когда часы,
Что при нем играли «Интернационал»,
Приближают любому удар косы,
Не щадя даже стражников и менял.
 
Он встает и ходит, как в том году,
Когда въехал в разбомбленный этот дом.
Только круг очерчен огню и льду,
И от трех соборов он прочь ведом.
 
Он кругами ходит за кругом круг
Мимо праха соратников аккурат,
А когда в Филях пропоет петух,
Возвращается в щусевский зиккурат.
 
И пока он ходит ночной Москвой,
Месту лобному шлет свой косой прищур,
Все сильней гремит доской гробовой
Толь чурбан, толь чурка, толь пращур-чур.
 
Все слышнее ворочает недра навь.
Будет некому этот пожар тушить.
Кому есть, где жить,- те спасутся вплавь,
Здесь полягут те, кому вечно жить.
 
Как Егорьев конь приподымет круп,
Как проснется рать по Руси Святой,
И в ходы подземные канет труп
Вместе с каменной этою пустотой.
 
А что дальше будет - не иму вед.
У Царицы-Владычицы Русь в горсти.
Слышал, есть один под Тюменью дед,
Да ему не велено толк вести.

1987







+    +    +

Пил Егор бром.
Мать зарубил топором.
Сел на паром
И поплыл в Муром.
Стоял Град Рим.
Царя закололи в ём.
Сели в объем
И поплыли
В Иерусалим.
Жил-был звёзд.
У звезда был наст.
Шли по насту в пост.
Провалились в рост.
Замерзли в смерть,
И повезли их в Мерпь,
Глаголемую Пермь,
Где делают мыло
И меняют на зубило.
Мимо шел солдат.
Был, как пень, поддат.
Не Анвар Садат,
Но и не Беньямин Нетаньяху,
А что-то такое промеж
Промежностей их одеж -
Скорее всего, был меж
Гуигнгнмом и йеху.
А в Муроме пил Егор,
Пил и бегал на двор,
И Царь летал, как топор,
Уходя над простором в штопор.
Не знал, где главу приклонить,
Где плеснут молока попить,
Где на камнях не стынут стопы.
Он парил над лесами вод.
Он царил, волей вольный от
У зверей, говорил, есть норы.
А некто из тех, кто был
Живее жильцов могил,
В гостиную  выходил
И курил, раздвигая шторы.

2007


+   +   +    

И  снилось мне, что  это  все  мне снится,
Что  сам я сплю, и  там, во  сне  моем,
Дождем  размыта  вечная  страница
Та самая,  между  добром  и  злом.

Там  бушевала  древняя свобода,
Там  занималась  узкая  заря,
Там  шел  октябрь  семнадцатого  года,
По-новому  -  седьмое ноября.

Там  Питер  плыл  -  куда, он  знал  едва ли,
И знать  об  этом  не была  пора…
Красногвардейцы  что-то  штурмовали,
И  полегали  в  землю юнкера.

И  был  я  там  -  среди кого =  не  помню.
Но  только  вдруг,  раскинув руки,  я
Пострелепнный,  упал в каменоломню,
И  кровь мою взяла  земля  моя.

И  снилось  мне, что  это все  мне снится.
Двоясь,  мелькали  тени  по  стене.
За  тенью тень  -  в  распыл  -  теней  граница,
И  Питер плыл -  все  это  снилось  мне.


1982