4

ФЛАМЕНКО


земля и плоть

«душа» и небо

космический закон и ДНК

хотят

хотят любви (конечно же) и страсти

соперничества
поножовщины (как минимум)
и контрабанды

хотят

хотят беды
бессмыслицы злосчастья

и – чтобы поздно было горевать


«цветы и звёзды!» – плачьте

                смейтесь

хохочите до икоты и рыданий


5 СОВЕТОВ ДИНОЗАВРУ

После зажарки даже петух
должен бы дать голове поостыть –
а то ведь, гляди, как-нибудь невзначай
совсем не того, кого надо бы, клюнет...
Если уже сам себе ты потух,
т.е. тебе уж не до звездоты –
чаще без света сиди по ночам:
больше приветишь хотя бы луни.

Если в погоне за свежей самкой
опережает тебя другой –
даже не вздумай уже рычать –
сразу приедет «скорая помощь».
А если, к тому же, ещё и сам ты
застигнешь кого на своей «дорогой»,
так дай её же ему и на чай –
хоть что-то забавное после вспомнишь.

Если тебя, не дай бог, угораздило
даже до пенсии доплестись,
то и не траться по мелочам – :
бабы, приятели, медики, пиво...
Вычисли сразу побольше и разного
в нынешней и в допотопной кости
и прикопи на последний свой час –
лишь уходить и стоит «красиво».

Детям, давая взрослеть, доказывай
каждым поступком, что вряд ли не зря
им приходилось и у тебя
«жить обучаться» порой когда-то.
Жизнь может быть лишь своей и разовой;
пусть дураки до сих пор говорят,
что, дескать, били их тоже любя –
нет, не любовь крепче с каждой датой.

Ну, и последнее: если лохань
столь вездесущего каннибализма
всё же минует тебя – не жалей,
дай подавиться лихому подонку,
что и не выжил бы в роли лоха.
В век окончательного гуманизма –
что людолюбия может быть злей!
Да ведь и волк – что тебе, мастодонту!


ТРИ СТРОФЫ

В памяти, тщательно смятой и скомканной возрастом
и расправляемой, может быть, только скучающей ленью,
у обладателя этих трёх свойств не возникнет уже и того, чего не было,
как не возникнет – уже и в ничью чистоплотно последнюю
очередь – то, о чём есть кому вспомнить, ведь где он «остался» – неведомо.

...Несколько чьих-то невыполненных обещаний,
несколько "собственных" (тоже невыполненных) угроз –
это не в счёт, это тоже как если б святыми мощАми
хвастать и клясться как личным имуществом, отданным в рост...

Нет и намёка на ту подозрительность к праздному сущему, чЕм "я..."
так неизменно лишалось в пожаре событий снегов погорельца...
Но: если данная пустошь на месте любой полноты – образец облегченья,
тем, вероятно, и гигиеничней теперь этим всем подтереться.
________________________________________________
Не ради зависти сказано, но: в пору недержания –
     экскрементов в полости живота,
     мыслей в их строгости к речевому посредничеству,
     нейтрального положения в мускулатуре лица,
     осанки в соответствии с видовой принадлежностью,
     движений в их согласованности и целесообразности –
те, за кем привилегия этой расслабленности осталась неизменной сызмальства,
не оценят праздника.


***

Всё так же глинисто, и по горло, если не с головой, в воде,
и в любом прохожем (спасателе) – эта неузнаваемость надсмотрщика (полицейского...
И вскипание пены, «барашки» волн – то ли нынешний (уже слепой) циклопий удел,
то ли бело-рунное лоно выкидышу образца (как, к примеру, рифмуется) медицейского...

Или – так и не выловленная соц-тенётами ночная песочь радиоактивной музыки,
размножение в благоприятной среде нескучающих по источнику резонансов,
т. е. Белка и Стрелка всё так же вяжутся с Шариком, не говоря уж о Тузике,
а именно это, по-видимому, и есть повод для озабоченности даже в NASA.

2015



АХ, ДА!..

"Ничто не вечно под Луной".
И, как известно, даже ей самой
осталось лишь определённое количество кругов
и ни единым больше...
Но мы оставим этот скучный тон.
Для наших поэтических истом
довольно самогО разрыва знать без дураков:
там-то и будет тоньше (хоть и дольше).

Всё это, как всегда, конечно, ни о чём.
Ласкай язык пушинкой или кирпичом
его пытай – он, как и был, так и не заведёт костей,
хотя, как будто, надо бы ещё и панцирь.
Намёков отощавших под шинель
(крой – сообразный обстоятельств толщине)
уже не скрыть – прожжённые рентгеном новостей,
отконвоированы пухлыми на танцы.

На изобилие летающих фанер
не реагирует уже и полиционер.
А я, куря в открытую в толпе совсем чужих детей,
учу их рявкать хором древнее "ДОКОЛЕ ЖЕ!"
Не их родителям остались считанные дни,
а – мне, которого мизинцем только, кажется, и ткни,
и, уж действительно, не соберёт костей –
лишь некое ещё число каких-нибудь всевОлишей.



К ЖЕЛАННОЙ
(старая шутка)


Представь:

весь мир вдруг обезлюдел -

никого.

Лишь ты и... где-то я...


Непостижимым образом всё - есть (осталось):

еда, вода...

и холод, и тепло...

и свет...

И всё на нём, на этом свете,

(как, впрочем, и в тени) и быстро, и легко доступно...

И даже более того - любой соблазн

лишь ожидает твоего малейшего каприза...


Но - никого.

Лишь ты и (где-то) я...

Да, это озадачивает иногда,

но, как ни странно, всё-таки ещё не угнетает...


И вот мы - в этой благодатной пустоте

такие одинокие! - вдруг встретились... Сошлись...


И что же - так и не дала бы?




***(невиделись)
                виталику

- давно не виделись
- привет
- Ну, как живёшь?
- Да бестолково.
Работаю, а денег нет,
и настроенья никакого.
- Напейся (?
- Пробую - не то.
Сначала прёт, потом колотит.
Обвиснешь стареньким пальто
и ждёшь - кто сцапает за локоть.
А сам-то как?
- Да ничего.
Вполне терпимо. Можно лучше,
но от добра ищи его
же - ЖЕ же разве и получишь.
- Пожалуй. Я не от добра
и то - не рыщу, просто маюсь.
Вот - встрече нашей вроде рад
(на этом месте просмайлЯюсь,
как предлагает тут инет).
- А я - так даже прослезился
слегка. Не тронуться б в уме!
(СмайлЮсь и я. Вот - просмайлИлся.)
- Мы все здесь копии. А где
оригинал? Где ставить пробу
на подлинность? И где предел
отъявленному цифророду?
Встречал кого-нибудь ещё,
помимо электронов мыла?
- Я так скажу на этот счёт:
их ещё Мамочка намыла
с тем самым Рамочкой - давно
разбушевался этот нерест:
есть мёд, есть сало, есть говно,
есть пчёлы и чилийский перец.
Не всё посчитано ещё,
работы – мно-о-ого. И ведёт-то
её, увы, отнюдь не чёрт,
а сам раздатчик порций дёгтя.
- А мы? Какого нАм рожна
тут надо?
- Силой Виртуала
жизнь, что пока ещё сложна,
здесь шансов упростить немало.
- Мы тоже упрощенцы, да?
- Скорее - честные кретины.
Но, согласись, ведь провода
мешают больше паутины.
- Пока на рыло пауков
не наловил, влюбляясь в пиксель -
здесь много понабито колб
заинфицированных в иксе.
- Но здесь, помимо пандемий,
встречаются и панацеи.
- Бишь, миф о мире - тоже Мир?
Пусть хоть не Цель, так самоцели?
- Ну, да... А что сказать про Мир
могли всегда мы, кроме мифа?
- Без мыла даже миф не мил?
"Как отменить побудку лиха?"
А вот как - умереть во сне.
А вдруг будильник всё же грянет
посмертным нА голову сне-
гом, что попы суют за пряник?
- Коль грянет, так уж лучше - вдруг.
- О, затянувшееся детство!
Во всём! Каку игруху, друг,
мне впаришь! Бишь - куда мне деться!
- Бери "Архангела Дуду".
- До встречи. (Не хотел обидеть.
- Бывай почаще на виду.
- Был тоже рад тебя (невидеть.

2014

_____________________________________
(2004 – 1998)


***

Одного поля ягода... Одной бухты яхта... Одной жизни Я,
перепуганное присущей ей склонностью распадаться на множества –
что же, негде уже преклонить тебе голову?
Так ищи незанятую колыбельку вечности...
Не щербиной же праведности в белозубии лжи зиять!
Ни, тем более – золота, серебра, железа убожеством,
отдавая посудностью в их предпочтении – меди и олову,
алюминию...
                и мелкотравчатостью – в тонкорунный овечий стиль...

...Т. е. если уже и не на кого, и некому посмотреть любя,
то последнее дело становится самым важным,
                даже красивым –
лишь бы не прозевать момента, когда ещё сам себя
можешь заставить быть или просто застать отважным
и потратить последние силы
                с удовольствием, не скорбя.


***(стихийные накаты)

...Мы зачерпнём из моря пригоршней воды
и ощутим уже отнюдь не соли горечь,
но – сладковатый привкус мора и – под дых –
прорыв микроскопических чудовищ.

...Освоив нашей щедрости плавун,
отплачивая нам в часы отлива –
чего волна не бросит на плаву,
снабдив столами чаек пир крикливый!

...С приливом море вновь идёт назад,
и, многогубая, плюётся речь его
гневливо вспененным «бьюсь об заклад!» –
хотя в заклад уже оставить нечего.

...Пусть бьётся о причалы и о борт
ковчега, что давно уже заложником
отнюдь не морю... Ибо морю ли в укор
прибой и дань... И выспренняя речь об этом.


ПОСЛЕДНЕЕ
ПОХОЛОДАНИЕ

Не уходил Февраль
и минусом кусал,
ткала своё Метель
и снегом одевала...
Но Календарь не врал,
когда Мороз, и сам
продрогнув до костей,
нырнул под одеяло

и обнаружил вдруг,
что там не только Март,
но и желаний зуд
зовёт иное тело
на новобрачный труд, –
что, источая пар,
скрывающий красу,
там плоть Весны потела...

И, вмиг осиротев,
он, больше вял, чем зол,
взяв под руку Метель,
вновь вышел с ней наружу,
так и не захотев
воздать за свой позор,
не разбирая тел, –
честь уняла лишь стужу.



из НИЦШЕАНСКИХ АПОКРИФОВ

«Прикормленностью волчьей в лес,
сводя к тщете расчёты Сводни,
душа из роскоши телес
сбежала нищенкой Господней...»

Великолепен автомат
красивой, сильной, свежей плоти –
кто только ни был без ума!
Теперь самим – нужна ли плоть их!
Будь то сам дьявол-некрофил –
лишь скуку разочарований
несёт обильный сексапил, –
о, волчий лес, ты стал дровами!
Но даже адскому огню
такой вид топлива пригодным
не станет: миллиарды ню
его оставили голодным;
прекрасен спелый натюрморт,
но если пневмой не насыщен
его состав, то этот сорт –
нижайший в дьяволовой пище,
не у чертей она к столу:
не плоть грешна, душа греховна,
на ней вина, – и потому
ждёт сатана еды духовной,
он – величайший душелюб:
пока своих зовёт Обитель,
а те Ей подтвержденья шлют,
он рад любому: "Все идите
ко мне, уж я-то всех приму!"
И вот – одна среди попыток,
столь улыбавшихся ему,
внезапно принесла убыток...

Но что же беглая душа?
При всех богатствах мира бедной
её дороже лишь прощать
мощь Божья – Дар непреткновенный.
Пусть души беглые бедны,
приумноженье Божьих данных
даёт здесь шкурность сатаны –
онА на Божьих барабанах.
Их грохот – или Божий смех? –
не внятен нам, – и тем серьёзней
в весёлости мирских утех
страшит вид дьяволовых козней.
Не развязаться с сатаной, –
по гроб обложенный долгами,
и Дух стремится в мир иной –
заворожённый душ бегами...
Не прост ли замысел Врага,
ведь он лишь вор! Но – круг за кругом
всё ближе к чёртовым рогам –
чья голова владельцу другом
осталась, и кому круги
укажут на ума пропажу:
"Долги? Вот именно: ДО-лги!
ДОЛГИ(сь) до точки, ведь накажут
за то, что, в страхе, обмануть
не смел Обманщика – суть чёрта – ,
за тот души трусливый путь,
когда она лишь пищи сортом
становится для сатаны...
Но – вспомним: Фауст с Маргаритой
ни духом не были бедны,
ни дерзостью души, открытой
благому смеху Божества,
над подлым сатанинством страха
воззвавшему: ТОРЖЕСТВОВАТЬ! –
пусть даже на кострах и плахах.

..."Когда-то..." перед чёртом страх
потребовал богобоязни, –
и трусость низвела во прах
всю жизнь: её опасный праздник,
для всех бесстрашных, в слове «чёрт»
был заключён худой молвою –
чем окончательно был стёрт
раздел на доброе и злое...

Но, может быть, сам чёрт и есть
раздел – суть жить (и быть в ответе)
Бог требует теперь и здесь,
а больше – некогда, и – негде.



* * * (внутренней цензуре)

Случается, в собственном тексте
увязнешь, и – «нет уже сил!»
А всё в голове: дело чести!!!
Но в ЧЁМ оно? – кто бы спросил!

Боюсь я поправок, редакций –
вся истина черновиков
есть бешенство авторских акций,
бесчестных без обиняков:
едва ли понятно, ЧТО было,
и смутно понятно, ЧТО есть, –
но лезет нахрапистым рылом
упрямая автора спесь – :
наставит везде многоточий,
кавычек, ремарок, полей – :
мол, здЕсь недостаточно точен,
и тАм мог бы быть посмелей
смысл текста... Кому ж ещё вЕдом
он, если не автору – Мне!..
Снабжённый редакторским кредо,
как бритвой, длину волосне
предписывает безволосый:
немедленно патлы состричь (! –
коль речь уж зашла о причёсах),
без разницы – БОМЖ или «бич»;
должны быть все сыты и гладки.
Кто ж голоден и запустил
себя – пусть узнает порядки!
Да и вообще – кто пустил!!!

...И вот – потихоньку на выход
толпятся пугливо бомжИ, –
они не слыхали и слыхом,
что б кто-нибудь просто: скажи,
откуда и кто ты? – спросил их,
ведь нечего им рассказать:
КАКИЕ безвестные силы
КОГДА умудрились вписать
их в эту бумажку как в ордер...
– Знать, кто-то ошибся – прости,
начальник...
– Вот я вас по морде!
(НАЧАЛЬНИК, КУДА Ж ИМ ИДТИ!)
– Куда-нибудь пусть уберутся –
в ночлежку там или в приют...
Пусть там бестолково толкутся –
всем им там и место, а тут...
(НО ТУТ УЖЕ ПУСТО...)
– Начальник,
секундочку, не кипятись:
на что тебе ржавый наш чайник?
– Что?!!
– Чайник, я бишь, чайник...
– Т-с-с-с!

Начальник прислушался: ...ч а й н и к....

– Кто – чайник? Ты ЧТО говоришь!!!
– Да я не хотел... Я случайно...
– Случайно?!!
– Случайно.
– Гм... Ишь,
каков крохобор – уж и чайник!
Какой ещё чайник! Вон тот?!
– Тот!.. Тот. Он, товарищ начальник...
– Ну, ладно – бери! Впрочем – стоп...
Вас сколько здесь было?
– Э... было?
– А кроме вас кто-нибудь был?
– Дэ-э... много сюда заходило
народу... Я даже забыл...
Не всех я здесь знаю... Ребята!..
– Давайте, но – по одному.
– Дэк... по одному – маловато,
хотя бы по паре...
– Да ну!
– Д... так и есть...
– Ну... – заходите.
Оформим теперь по уму...
И сразу же мне говорите
фамилию, адрес...

                – Во тьму
недавнего люда начальник
вникал потихоньку и пел;
приятно попыхивал чайник,
и кто-то забавно сопел
над ухом; опять в документах
рябило от пёстрой толпы...
И всё же бывали моменты,
когда не хватало стопы,
ладони и... тьфу! – ягодицы:
– Эй, ты! Ну на чём ты сидишь!
– Да мне бы хоть тут примоститься...
– Да я ведь про задницу, бишь!..

Работал писатель. Но – сразу
что так помешало ему?
Какому дурному он глазу
доверился? Нет, не пойму.
Поэтому и не люблю я
редакторских правок – так плох
читатель во мне, что давлю я
намеренье «вычистить» слог.
Бывает, проявишь упорство
в борьбе относительных зол,
но толку, как и удовольствий –
один лишь чужой произвол.
Быть может, подправить (подмазать!)
иной раз слова и не грех,
но, если поймают, то разом –
вот именно, что под орех! –
разделают.
                Текст неподкупен, –
и, как молоток, его мысль
переистолчёт, словно в ступе,
в твоей голове всякий смысл.


(ТЕЛЕБЕЛЛА)

1)
Пока миры зеркал завешаны
по наущению старушек
и старичков, что вновь замешаны
в раздел имуществ и игрушек,
иная девочка надуманно
нам скажет: "Дураки! ОхАльники!" –
но это Белла Ахмадулина,
а прочим – ангелов в охранники,
платочки – для сединок-слёзок,
в стиль горя – чинность и приличие...
Но в зазеркалии воссоздан
старейший вариант обличия
того, что наблюдал и хаял
всех нянюшек и колыбельки –
чей смертный сон почти пасхален,
но беспробуден – хоть убейте!
2)
Бэлла! – Фея! Царица!
Но, быть может, ты – Гелла? –
Слишком явно искрится
сквозь таинственность тело...
Но, молнируя вестью
грозового разряда,
ты и здесь вышла с честью,
как и замуж... А рядом –
он, кого невозможно
напугать, ибо нужен
был уже неотложно, –
и стал тебе мужем.


***

Не из полей чудес, но всё-таки – перекати;
не знатен именем, но ведь не надо и на перекличку;
ещё не возраст, но ведь даже к тридцати пяти
жизнь может исподволь и запросто войти в привычку!

Добра не нАжил, но зато и не спустил;
ума – не больше, но и в ноль не обезумел.
Не Божий агнец? Ну, да кто бы и кому простил
такую память – и о каждом зубе!

Не слишком много, но – кому кто обещал!
Чего не будет, то – да было ли в помине!
Ни одного следа – как мудрый Лао завещал –
ни до, ни после, ни, быть может, между ними...

– Не худшее из мест, чтобы пропасть;
к тому же, где придётся – неизвестно:
пропащему лишь только бы попасть
куда-нибудь – пропасть везде уместно.

И что за горе! – кто-то там пропал,
а кто-то – пан и требует излишеств...
– Какой бы миф из падавших ни пал,
всех ранее – миф собственных величеств.

И я ли здесь рыдал! Я не рыдал –
для чувств здесь слишком мало оснований.
Я просто сдал... И просто перестал
таскаться на плацдарм мегаломаний.



***(identity)

...А был ещё пронизан холодком,
когда распространились до безбрежности,
пренебрегая брошенным на кон,
щенячья радость и телячьи нежности.

Тут надо бы и умереть, но – жить
вдруг хочется, и смыслом обзаводится
всё то, с чем счёт свести порой спешит
всё то, с чем этот смысл порой расходится.

Тут понимаешь вдруг, что лучше стать
уже не сможешь, станешь только хуже лишь, –
и только делом можешь наверстать
разрыв... – Всего на локоть, но укусишь ли?

Но и не надо лучше: если мы
и хуже (тем, что, в деле искушённые,
мы лишь на дело и обречены –
плохие, но в делах не устрашённые),
то мы имеем шанс стезёю дел
дойти к тому отъявленному облику,
что будет только НАШ – как и удел,
подсудный независтливому отклику.



***

Переживая стресс и шок,
всяк кот залезет в свой мешок, –
и если не таскать мешки,
то хоть пописывать стишки...

Но что стишки! – Одна услада –
со сладострастьем нету слада –
сластёну тянет до соблазна
дешёвых уличных конфет...
И, транспарантами увешан,
мир вечен, добр и безутешен,
ведь всяк раскаявшийся грешен –
изобретён велосипед...

И знает даже слабонервный:
крылато-конному резерву
«наш век» – почти что двадцать первый! –
технологически не чужд, –
выходят из воды и тины
тритоны, нимфы и дельфины,
на всех панелях и витринах –
причуды современных нужд.

И всякий ветер предсказуем,
и Божий перст недоказуем –
в лихое мельтешенье судеб
суёт свой нос лишь суета...
Ни выманить, ни приохотить
к соблазну на мышей охоты
столь избегающего смотры
безвылазнейшего кота.