Убаюканный тишиной

Прозрение не наступило, нет, оно навалилось всем телом, от которого уже ничто не могло спасти. Да-да, отрезвляющий душ окатил его с головы до ног.
- Каким я был слепцом!
Он огляделся вокруг, ничего не видя. Темнота опутала его душу, влезла внутрь и копошилась во внутренних органах, склизкой, неприятной тошнотой подступая к горлу. Его безудержные рыдания рвались из груди, минуя слезы. Комок стоял в горле, уже ничто не могло измениться, но он должен был что-то сделать, что-то придумать.
Он встал и пошел. Его ноги путались по дороге, цеплялись за коренья, спотыкались о неровности почвы, расслаивались и поднимались, преодолевали пригорки, дрог-дрог, прыг-прыг.
Агония членов передавалась по всему телу, от чего оно ходило ходуном. Сквозной ветер, гуляющий по открытой местности, выл песни сирены, казалось, притягивая к земле, склоняя его голову перед обстоятельствами. Ветер неуклонно дул в лицо, сначала слабо, потом сильнее, когда он побежал, распластавшись над горизонтом, его утянуло вперед, все быстрее и быстрее, и вот он, словно Икар, расправив крылья летит над землей, рея под облаками, откуда лился небесный свет, озаряющий его лицо, скатывающийся по одежде, сворачивающийся полукругом, огибающий земную плоть, ласкающий и обволакивающий, но такой живой, словно протянешь руку и поймаешь его, прижмешь и будешь убаюкан под звуки тишины.
 Небесный свет все лился, когда он нашел себя на земле, распластанного, истерзанного, но обновленного.