Источник
Медовые соты спелы и медлительны.
Я еще не родилась.
Медовые соты полны аромата Вселенной.
Древнейшее дремлет и тянется, тянется время,
Господни бездонные очи в янтарном синеют.
Свирелью, ревниво и резко, янтарь пробуждая.
И сладостен вкус на губах —
Я еще не родилась.
И нет ничего, кроме меда и света, и рая —
И не было ничего, кроме меда и света.
Но море торопит, и ритм отбивается мерно,
И что-то глухое невнятно толкает вперед —
Я рождаюсь, наверно.
И мне остается бессонная ровная жажда
И поиск основ,
Где янтарному отражаться.
Я в синем и синем,
Синеет зима и пространство,
Синеют глаза и синеет сквозняк постоянства,
И в синем окне синий взгляд
Светит небом.
Мне холодно. Я родилАсь.Я живая, наверно.
Синие очи Господа!
О, это сразу!
Всё началось очень рано, морозно и разом.
Небо глядело в глаза
Синим пристальным взглядом.
Вневременные глаза вечности —
В комнате рядом.
Точка и центр —
Зачем я в этом месте?
И влюбленность — они —
Люди и соты — всё вместе:
Люди —дети — огни —
Огни — люди — дети.
Но
Я вернулась вновь
В медленный мед любовью.
Господь золотистых сот!
Господь золотистых сот!
Вкус меда в Его ладонях!
ДАВИД
Вот Давид идет к реке,
Выбирает пять белых гладких камешков
И в мешочек кожаный складывает.
Идет Давид к Голиафу.
Побеждает Давид великана.
И нет Голиафа и славы его.
Отрок Израильский,
Дитя, поэт,
Как Саулу, перебирая струны арфы,
Пел, и радостью исполняясь,
Становился больше чем был, говоря о Боге,
Дитя, поэт...
ЗАКОН СЕРЕБРА
Здесь один закон — серебро.
По ночам здесь — холод и лед.
А под вечер все плавится, но
Здесь один закон — серебро.
Здесь один побег — вдох и взлет.
Здесь один мотив вечный и —
Бесконечный ряд голосов
Бога Слово и Бога Любовь
Величает. Поет, звучит
Многогласья согласный оркестр.
И в какой-то ночи без каких-то причин
Зазвенит серебром звезда окрест
Пустыни, мертвого мира, сном
Бесконечным охваченным.
И в какая-то Девочка отроческих лет
Склонится над родившимся Мальчиком.
И отгонит овец. И прошепчет, — Отец,
Помилуй нас, Отче, помилуй нас!
И звездными звуками серебра,
И тонкими струнами света
Начнется дело спасения для
Еще не знающих об этом.
Страшный путь —
От звезды к звезде над пропастью мглы,
Над тенями отшедшими, над лунами лун,
Над тьмой безызвестной
К Новой Земле.
И какой-то звук, серебристый стон,
Звезды, легко прозвучавшей в небе:
— Здесь один закон — серебро.
Здесь начало тому, кто будет
И конец тем, кто не был.
ГАЛИЛЕЙСКИЕ ВОЛНЫ
Как в волнах Галилейских мерцанье звезд,
Просящие ладони ладьи сомкнулись,
И тихая мелодия из края в край плывет:
— Господь мой! Бог мой! Иисус!
Как в волнах Галилейских дрожанье струй,
Речитатив речной промытой гальки,
Шаги, плеск весел,звук печальных струн —
И голос — женский или детский — только жалкий
Уж очень. Песен не поют —
Так гибнут, так захлебываясь плачут, обмирая.
А волны вдаль ладью уносят, укрывая
Туманом силуэт, который в вечность минет.
Как волны Галилейские мерцанье звезд —
Им небо переполнилось от края и до края!
Двадцать веков прошло. И сколько их пройдет
Еще? А голос — все звучит, не умолкая.
РОЖДЕСТВО
I
Скрипела дверь.
И с точностью часов
Толпа погонщиков,
Груженных всякой снедью,
Под крик ослов и звук вечерней меди,
Все шла, сливаясь хором голосов.
И шины шорохом не оскверняли воздух,
Березовый и влажный снегопад
Все падал. Но все падал невпопад,
И торопились царские обозы.
Но кто-то видел новую Звезду.
Шептали маги, ждали чародеи,
Волхвы искали, факелы горели,
Младенцы плакали, предчувствуя беду.
Лисицы целовали лисинят.
Собаки, ощерившись на чужое,
Кормили молоком своих щенят
И сонно вздрагивали овцы в стойле.
И — так — из века в век — из года в год
Все повторялось, точно и подробно —
Волхвы искали чуда. Дева в стойле
Среди овец, ягнят, телят, коров
Глядела на Младенца сквозь ладонь,
И, восхищенная сияньем, замирала.
Кричали петухи, свирель играла.
Беззвучно время поедал огонь.
II
Мир медленно сходил с ума.
Лазурь
На западе темнела на востоке.
Звезды
Поблескивали и переливались.
Просто
И пристально глядело небо
На
Несуществующие улицы, дома,
Чужую площадь, умащенную навозом,
На лавки с продавцами, на обозы,
На всю эту сплошную суету,
Гортанно воздух оглашающую речью —
Чужой, прекрасной, темной, бессердечной,
Струящейся по улочкам кривым,
По отшлифованным сухим песчаным камням,
Вдоль выщербленных стен, домов, платанов
И от рабынь теней.
Вдоль
Всей голосовой версты —
Вдоль всей —
Разверстой пустоты,
Полощущей и льющей,
Ловящей свет Звезды,
Ликующей, зовущей,
Хранящей, прячущей в ладони свои сны —
Вдоль всей Земли, вертящейся клубком,
Вдоль млечных токов просторечья речи, вдоль —
Тонких струн Звезды —
На запах хлеба
В овине.
Вдоль —
Прекрасных пальцев Девы —
Свет сгущался.
И облекался в плоть.
И замыкался
Сияющим кольцом над головой
Новорожденного Младенца
Той зимой.
III
Пастухи не выведут вслед коров,
И стада перестанут пасти снежинки,
И звезда не будет вести волхвов
К Ироду — чтоб младенцы ожили.
Пастухи не выведут в снег стада,
Пастухи не спасутся от ветра молчанием.
Они не станут пасти снежных быков. Да,
И белый бык Аписа
Сольется со снегопадом.
И все спасутся от страха Ирода.
Да защитит снежная сеть свет и кров!
И волхвы обойдут Иерушалайм,
Обойдут два раза – после и до,
И Мария без страха приведет дитя в мир —
Дверь Господня, Господня Дщерь,
Божья Милость.
Но закроет стена снегопада до самой зари
Тех, кто сниться тем, кому уже снились.
Ах, и кружатся эти снежинки,
Звезды кристаллов воды —
Когда подносит к груди
Млечной Святая Святого!
А ведь, Боже мой,
Они каждый год
Празднуют Рождество!
Так наивно – с индейкой и песнями,
Вечеринками и вертепом,
Санта Клаусом, сказками, чулками у очага,
Елками, мишурой, Вифлеемской Звездой
На вершинах елей пластмассовых.
И ведь, Господи, разве они не правы?
Неправы?
Разве в дни Сатурналий
Не лучше смеяться и петь?
В этой тьме середины зимы
В центре тьмы
Золотистая корочка гриля тоже может согреть.
И они томятся в супермаркетах — по цене распродаж,
По рождественским скидкам
Лгут своим малышам:
В полосатый чулочек, под подушки, под елки – дары
Санта Клауса.
И все Санты - они!
И ведь, Господи,
Санты – они!
И такой большой Санта Клаус,
Такой один,
Состоящий из многих маленьких раненых душ,
Дарит, дарит, дарит свои дары!
И сверкает рождественский снег
На полях, где лишь снег из туч,
Где ни стад нет, ни пастухов.
Где не выведут пастухи в снег коров —
Вслед стадам белых хлопьев —
Словно снежный бык Аписа,
О ком сказано так давно
В потемневших папирусах.
Мария смотрит на Свет —
И Свет проходит сквозь кров,
Кровь, пространство и пыль веков.
И поэтому каждый год
Рождается
Новое
Солнце.
ВЕРБНОЕ ВОСКРЕСЕНЬЕ
I
Пальмы и пальцы — шевелятся на солнце —
Спектр преломляется
сквозь пирамиду
времени —
Стебли и спины колеблются
и клонятся —
— Осанна, Сыну Давидову!
Гул весенний, аромат утра,
— Осанна!
Глаза цветов мешаются с глазами
Толп —
воздух дрожит и плавится,
Струны света горизонтальны —
По сухим камням Иерусалима —
Ноги по камням Иерусалима —
Осанна,
Сыну дома Давидова!
Что будет с этими ногами завтра?
Руки, такие обычные, такие —
Несколько дней — и будут пробиты —
И те же самые люди, впадут в амнезию,
А может,
И мы впадем в нее тоже,
Если будем в том месте и времени —
Сначала, — Спаси!
А после, все вместе, — Распни!
Те же рты.
Глаза моего Господа — синие огни,
Прохладные огни, исцеляющие боль.
Глаза моего Господа — отражает небо —
Отражает всегда,
так было и будет.
Слезы моего Господа — все эти дожди
Поверх искалеченных в веках судеб.
И Он говорил им, и Он говорил Ему,
— Прости им, не знают, кто они,
Эти, не отличающие правой руки
от левой...
А может,это о нас, может это — мы...
А может, все это вместе — мы...
Пальмы и пальцы — линии и тени.
Зеленый, весенний — солнца пульс.
Как красиво все у Тебя во Вселенной!
Но как страшен путь —
От животного, полного страха и гнева —
К совершенному человеку.
II
И вот Он входит в Иерусалим.
Иерушалйм, Иерушалайм, шалом!
Тот, Кто вне мира этого,
Вне пространства и времени, входит в центр
Мира, которого уже нет,
там, в будущем
Через сколько-то лет.
Его приветствуют люди —
Цветы и листья, глаза и лица,
— Осанна, Сыну Давидову!
Так празднично и такой свет
от неба!
Он все еще здесь,
Он еще может все изменить,
Если они все же выберут
Милость, любовь и детскую доброту —
Просто быть Семьей
своего Отца.
Иерушалайм!
И по первым шагам
Так и есть.
Еще один шаг, и еще...
А теперь...
Вот прошли две тысячи лет,
Кто там едет по небу
На облачном ослике?
Кому машут ветвями в церквах?
Все еще остается надежда,
Что выберут, что восстановят любовь и милость.
Еще один шаг, и еще один шаг, и еще...
III
Все Происходит Единовременно
Чтобы сбылись писания.
Чтобы исполнилось время.
Он входит в Ие’рус’алл им.
Раз два три четыре
Раз два три четыре
Топот копыт молодого осла…
Свадебный марш Мендельсона,
Золотой осел Апулея, Шекспир,
Бракосочетание осла с заколдованной королевной,
Сон в летнюю ночь.
Очень двусмысленно.
Раз два три четыре
Через все эти времена —
В э т о время —
Пока Он идет —
Стоят люди с вайями
Вербочками и цветочками
Под ноги стелют одежды
Под ноги сыплют цветочки
В руках держат вайи
— Мы с Ним, Ты видишь!
Господи мой Боже!
Вот я там — среди них —
С вербочками, видите ли вы там, с Неба?
В мой смертный час помяните!
И шаг, шаг, шаг, шаг Его.
Неделя до Пасхи. Четыре дня до
Пленения. Пять дней до избиений, до убиения.
Город, познавший вечность.
Как Он смотрел на них?
Он, Тот, Кто знал, что времени нет.
Кто ведал прошлое, настоящее и будущее.
Кто знал, что Город и вся это ци-ви-ли-
Зация обречены.
Ладно, можно понять, человек смертен,
Хорошо, смертен, каждый в свой срок, но
Жизнь народа, дыхание за дыханием
В стенах вечного города – важно.
Но Иерусалима в будущем не было.
И вот Он идет по Городу,
Чтобы собрать свой остаток,
Чтобы спасти Своих.
И что чувствует Он?
Не говори, что Он превыше
Чувств, земного, что у Него чувства давно не наши.
Наши.
И Он чувствует все, что и мы.
Все, что и ты.
И вот Он входит в Город
И чувствует, что бесконечно любим
Любящими.
Он видит эти глаза,
Он знает, они пойдут за Ним всюду,
Их любовь беззаветна, чиста.
Для них-то Он и пришел,
Спасти свой остаток,
Свое золото, завершить свою миссию,
Мессия.
Скоро Он будет оболган
Недостойными, не-веда-ющими,
Оклеветан
Недостойными, тьму знающими как свет,
Предан
Недостойными, колеблющимися как пламя свечи,
Неустойчиво,
Чужими руками захватан, унижен, чужими
Губами изолган, избранён, Избранный,
Недостойными поруган, оклеветан, судим
Недостойными даже тень Его видеть, унижен.
И, наконец, недостойными убиен —
Поруган, оболган, убит — недостойными
Знать даже букву Имени Твоего.
И вот Он идет по Городу.
Шаг, и еще шаг, шаг...
И что Он чувствует в Сердце Своем?
Что Писания поистине исполняются.
Две тысячи лет назад
Он идет и смотрит и видит,
И чувствует все, что здесь есть и что будет.
Он идет, чтоб спасти свой остаток
Через века, через страны,
Спасти тех,
Кто в сердце — Осанна
Сыну Божиему!—
Поют и кричат
Навзрыд, шепотом, губами,
Всей жизнью, как могут,
Через века и страны.
Чтобы вывести свой остаток,
Свое Золото, Золотые Сердца Любви,
Спасти то, что можно еще спасти — в
Любовь.
СТРАСТНОЕ
Когда Господь ходил по земле,
Когда Господь ходил по воде,
Когда Господь поднимался в небо,
Нас не еще было.
Смотри, когда откроешь глаза,
Весь мир во всем своем блеске — разом.
Сотри сарказм и посмотри,
Как солнечными лучами —
Сияет лестница в Небо.
В молчании сходят, в молчании
Восходят.
Или нет.
Голгофская высота Креста
Над бездной.
О Распятии можно только молчать
В священном трепете.
Когда Господь ходил по земле
В человеческом теле, как мы —
Это ходила сама Любовь
Путями Любви.
ПСАЛОМ
Сотри меня в прах если хочешь,
А можешь — горсточкой пыли
Пыльцой по весне развеять на долгую память
Кому-то вчера еще снившемуся.
Эта мелодия ливня
Грозою майскою, клавишами пробегает,
Беглыми облаками,
Ветром сквозь ветви ивы,
Соловья ночными руладами
В дождливых линиях.
А хочешь, помилуй мя, Боже,
Чтоб ничего, кроме взгляда
Твоего в отсветах неба,
Что пальцами повторяю.
Что еще...
Но ты хочешь, Господи, слОва, не хлеба,
Ничего от прежнего — Твои тайны.
Как написано в одной книге, мудрой и славной —
Те, чья любовь превратилась в огонь,
Превратятся в дым воздыханий.
А из нового — только Тебе и ведомо,
Я же как пепел.
Но скажи только слово
И исцелится душа этим маем.
РАССВЕТ
Там, где душа молчит —
Продолжают птицы.
Утренний певец
Незаметен в слепой листве.
Голос внятен и чист.
Свет предрассветный струится.
Мир еще спит.
Кто услышит певца в синеве?
Кто услышит.
И травы, восставшие снова,
И шиповник, и заросли белых роз
Будут плакать и петь, потрясенно вторя,
Превращая слезы — в сверкание рос.
Этот мудрый учитель невидим сквозь листья.
Но без птиц мир становится ненастоящим.
И вступают многоголосьем птицы
Хором нежным, ликующим и звенящим.
Свидетельство о публикации №115060909086