Час Числа

        I
   

Так цифры  никогда не знают  свое число.
Так отражение не видит двойника, а применимо
К нам - так принесло
И  выбросило в жизнь, как океан - лениво
Песок. 
Блеск солнца – обожгло и ослепило светом.
Так линия не знает о предмете.
Так ровно ничего предмет не знает
О сущности своей.
Так отвечает
Удару сердца полдень.
Так ничего не знать о том, что происходит.
Не видеть своего существованья.
Так отвечать молчаньем на молчанье.
Сходить с ума - как бы сходить со сцены –
Не путать больше храм и бархат с целью -
Уйти Домой и позабыть о Саде.
Предпочитая тяжесть виноградин
В ладони -
Тяжести самой ладони,
Уйти в полдневный, ровный шепот моря,
В медовый вкус открывшейся  свободы,
В зеркальный выход солнечного свода.
Но –
У музыкантов больше нет лиц.
И
Музыка лишена хозяев.
Вновь
Подходит к концу Великий Бриз -
Начиная все
Заново.

    

        II


Так ты бежишь - или я бегу от тебя
В свете этих кварталов, в порталах дня?
Или этот звук календарных плит -
Звук шагов?
Или это камень поет или спит?
Или это качает ребенка мать,
И снежная ночь несет колыбель?
И сирень зацветает еще, чтобы стать
Снегопадом, поющим в свою свирель.
Вновь прийти на землю Твоих шагов,
Ожидая принять Святые Дары.
Это Бог пастухов - Звездочет волхвов -
Превратил верх и низ в снеговые ковры,
И  Рождественской дальней Звездой зажег -
Звезда рождения, бытия,  то, что есть уже -
Небо наполнено сонмами снов,
И один снится кесарю,
А другой - тебе.
Никуда не исчезнет ни Третий Рим,
Ни Четвертый.
Останутся здесь, как и были.
А звук шагов, как шаги причин
Проявляет следствия звездной пылью.
Но растерянность больше, чем можно назвать -
Это Существование дышит в лице
Тех, кто понимает, что лучше проснуться, когда нельзя спать,
Евангельским  "Бодрствуйте!" - говорит Пастуху и oвце.



        III


И пронесется разбуженным ветром
Речь о чем-то, прежде запретном,
Больше, о чем-то всегда запредельном.
Так разовьется сонатной темой
И разрешится в молчащем звуке.
Так  отражаясь в зеркальном круге,
Попросту,  обнажаясь в танце
Долгих и-и-и-  и взрывных согласных,
Речь приходит к попытке начать сначала.
Обозначая точкой прощанье
С прежним.  Обозначая заглавной начало
Нового предложенья.
Предпочитая  значеньям -  знаки
Одинаково темные белой бумаге,
С одинаковой целью - как было и  будет,
Обращая бумагу в хранителя судеб,
Удержаться  о  смысле, пути и даже -
Отказаться от черных и белых клавиш,
Что б вслепую  следовать   вечному Слову.
Отражаясь в зеркальном круге, основа
Коего - просто точка -
Предел отсутствия,  выход - точно
Можно здесь чему-нибудь  выйти.
Выходя за пределы сверкающей нити
В лабиринте сознанья,  в снежной ночи,
Превращая точку в ее многоточие,
Речь выходит за рамки во всяком месте...
И место есть расположенность мести
Быть во времени выше скорости света.
Речь приходит к истокам своих производных:
К междометиям, паузам, происходит
Что-то, чему уже нет ответа,
Что-то, чему уже нет вопроса,
Да и спрашивающего уже нет.
Лишь сияет  Великий Свет.



        IV


Но ты не выйдешь и  не забудешь Имя.
И всякий час по-своему вечность, ибо
Нежность складывается из - live-
Ливень, линия, лилия,
Лютнист Караваджо под тенью плинии,
Kol'a-kol'a - и просто эль -
Одно долгое эль в любви.
И эта протяжная нежность
Мешает гадать о числах.
События происходят и проявляют знаки.
А звезды - великая  Книга Чисел -
Одинаково недоступная ни астроному, ни магу.
В чем растерянность проявляется в речи?
В оговорках, междометиях, реже
Паузах.  Должен же кто-то помочь, раз время
Не помогает, путая карты.
Тесный  проход портальной аллеи
Узок, как лезвие бритвы гранату
Райскому, жесток, как камень - телу.
Неудобен, как  ять писчему делу,
Канцелярские  сложности дышат в спину,
Долгий век раскрывает свой длинный свиток…
И кареты ломаются, как каретки
В типографской машине  "Домби и сына",
Проиграв все, что было возможно, как и
Выиграв жизнь с абсолютным завтра,
Так игрок уходит под утро  - карты
Оставляя,  как ворох ненужной бумаги.