Когда осенние печали. Часть 2. Глава 2

Глава 2.

Проснувшись утром, Александра нехотя разлепила тяжёлые веки. Большая стрелка будильника зависла между тройкой и четвёркой, а маленькая застыла, едва перевалив за час.  Не было слышно привычного тиканья, и женщина догадалась, что не завела с вечера часовой механизм.  С трудом скосив глаза на боковую стену, посмотрела на табло электронных часов:  девять пятнадцать.  Значит, муж и сын уже ушли – один в школу, другой на работу.
Решив ещё подремать какое-то время, Александра вновь закрыла глаза, но сна больше не было.  Хотелось пить, но и вставать было лень…  Наконец, нехотя поднявшись, она тяжело прошла в кухню и, набрав целую кружку холодной воды, выпила содержимое залпом.
Как ни держалась она вчера, перед сном не утерпела… достав из угла плательного шкафа бутылку креплёного вина, налила целый стакан и выпила тут же, в своей комнате, тайком от сына.  Спрятав открытую бутылку, юркнула в постель, но спустя какое-то время вновь поднялась и открыла шкаф…

Пить она начала около трёх лет назад. Спиртные напитки в подарочных,  сувенирных упаковках теперь  водились в доме директора ликёро-водочного завода в большом ассортименте. Сам Виталий пил очень умеренно, да и Александра не сразу попала в зависимость. Всё произошло как-то незаметно, из безобидных «пяти капель на ночь» постепенно  превратившись в запойный угар.

У них не было шумных застолий, Александра не ходила по ресторанам, у неё не было разудалых друзей и подруг…  Вся её жизнь после окончания института закрутилась вокруг дома и работы.  Впрочем, закрутилась – сильно сказано…  Молодые годы, пора любви, весны и расцвета чувств оказались для неё унылым, тягучим существованием. У неё было всё – своя квартира, обеспеченные родители, престижная работа, машина, сын и любимый муж…  Многие, если не все, могли позавидовать молодой женщине, которая уже к двадцати двум годам имела всё, к чему другие стремятся долгие годы.  Но Алю это не радовало. Всё видимое благополучие разбивалось о равнодушные взгляды супруга, которого она любила… или ей казалось, что любила…  Счастье, замешанное на обмане, на самом деле оказалось вовсе не счастьем, а настоящей бедой.  Виталик так и не привязался ни к своей молодой жене, ни к сыну.  Александре было нечего ему сказать…  Она его, конечно, упрекала, и в равнодушии, и в предполагаемых изменах…  В первые годы их совместной жизни она устраивала скандалы и сцены ревности. Но за каждым упрёком стояла и другая боль – в глубине души зрело убеждение, что она не имеет права на обвинения… мужа она приобрела себе насильно, и сын был, действительно, не от него.
Аля часто жаловалась матери на холодность Виталия, и та в первые годы давала различные советы, как привязать к себе мужчину.  Советы эти действия не имели, и со временем Вероника Григорьевна давать их перестала, и лишь жалела дочь по-матерински.  Иногда она предлагала развод, но Александра отвергала его категорически. После  вторых родов она была бесплодной, и боялась, что другие мужчины не захотят связывать с ней свою жизнь… А Виталик, хоть и не любит ни её, ни Мишу, но уходить, судя по всему, не собирается…  У ребёнка всё-таки есть отец, который обеспечивает им всем неплохую в материальном отношении жизнь.

Занявшись в начале девяностых серьёзным бизнесом, муж всё чаще задерживался на работе, приезжал домой очень поздно, и вскоре перебрался жить в другую комнату – благо, в  новой кооперативной квартире  их было для этого достаточно.  Понимая, что теряет его окончательно, Александра затаила в душе горечь и обиду на свою судьбу. Теперь ей казалось, что, будь жив их второй сын, муж обязательно привязался бы к семье.  Она стала плохо спать в полном одиночестве, и снотворному предпочла алкоголь.  Бокал сухого вина на ночь – и крепкий сон обеспечен. Со временем бокалов стало два… а то и три, и в течение двух лет Аля прочно пристрастилась к спиртному. Теперь она пыталась бороться со своей зависимостью, не пила в течение какого-то времени, но проходил месяц, и непреодолимое желание сделать хоть несколько глотков алкоголя брало верх.  Начинался настоящий запой.  Тридцатидвухлетняя, привлекательная, обеспеченная женщина неделями не могла выйти из алкогольного угара.  Пила Александра дома, одна, старательно прячась от сына и мужа, когда тот был дома.  В течение дня она регулярно прикладывалась к припрятанной бутылке, старательно скрывая своё состояние.  С каждым приёмом это получалось всё хуже, и к вечеру женщина напивалась окончательно. Просьбы сына не пить действия не имели – Аля сначала отнекивалась, говорила, что Мише всё кажется, потом, понимая, что сын достаточно взрослый, чтобы отличить правду от лжи, она просила у него прощения, клялась больше не брать в рот ни капли… снова держалась какое-то время, но, в конце концов, срывалась.  Запои стали регулярными – раз в два месяца, и затяжными – по восемь-десять дней.

Виталий отнёсся к пристрастию жены как-то равнодушно. Заметив, что спиртное в доме исчезает с невероятной скоростью, он больше не приносил его домой, а то, что оставалось, убрал подальше.  Теперь Александре приходилось покупать вино в магазине.  Сначала это были дорогие, хорошие вина. Но Виталий перестал давать ей достаточно денег, и Александре пришлось перейти на портвейн, продававшийся в ларьке напротив дома.  Она пила его в конце запоев, когда карманные деньги совсем заканчивались.  Когда она выходила из пьяного угара, муж снова давал ей ежемесячные суммы на посещения магазинов и салонов красоты – в этом он её не ущемлял, но теперь жена научилась припрятывать деньги – на будущие «загулы»…

Домработницы у них давно не было, Галина вышла замуж и больше не прислуживала семье своей двоюродной сестры.  Аля не ходила ни по рынкам, ни по продовольственным магазинам – теперь эту обязанность на себя взвалила её мать, Вероника Григорьевна.  Раз в неделю Виталий возил тёщу на своём автомобиле на продбазу, где та «затаривалась»  тушёнкой, мясом, крупами и прочими товарами, на ближайшие семь дней,  а потом делила всё это на две семьи – свою и семью дочери.  Вероника Григорьевна была единственным человеком, с которым у Виталия сохранялись хорошие отношения. Зная тайну дочери, та чувствовала свою вину перед зятем, и не шла с ним ни на какие конфликты.
Она же, как могла, оправдывала запои дочери перед её мужем, чуть ли не поселяясь в эти дни в их доме, чтобы готовить обеды и убирать квартиру.  Иногда, напившись, Аля гнала мать, но та терпеливо сносила все оскорбления, и ни Виталию, ни своему мужу о них не рассказывала.  О пристрастии дочери к алкоголю Семён Ильич знал, и очень переживал. Особенно тяжело ему было признавать тот факт, что он, некогда всемогущий милицейский чиновник, при одном появлении которого все подчинённые становились по стойке «смирно»,  теперь  абсолютно бессилен и ничем не может помочь своей младшей любимой дочери.  Его нравоучений Аля не слушала, тем более, что в её доме отец был редким гостем.


…Напившись холодной воды, Александра вернулась в спальню. Дрожь, охватывающая изнутри организм, не проходила. Казалось, что тысячи крохотных, но обладающих невероятной силой молоточков разбивают всё внутри на мелкие, дрожащие крупицы. Голова болела и слегка кружилась, то и дело  накатывала привычная уже мерзкая тошнота…
Надо прекращать… она ещё очень молода…  через несколько дней, в последних числах января, ей исполнится  всего тридцать три года… 
Уже – тридцать три…
А что она видела…  шмотки, деньги, поездки на море… оказывается, что этого недостаточно, чтобы ощущать себя счастливой… 
Неприязненный взгляд любимого мужчины… его равнодушие к сыну… одинокие, холодные ночи… отсутствие близких подруг и друзей…  Всё это невероятным образом перечёркивало материальные блага. Но самым невыносимым было  наблюдать, как её супруг твёрдо и уверенно идёт к своим целям.  Идёт у неё на глазах,  несмотря ни на что – ни на их сложные отношения, ни на то, что его недолюбливают её родственники, ни на собственные неудачи…  Он может с ними справляться…  он спокойно спит один в соседней комнате, и у него не возникает желания прийти к ней, увидеть в ней женщину…
Да, она теперь не так стройна, как раньше… но сколько женщин полнеют в её возрасте – и ничего… мужья не перестают их любить за это!
…Ну, да… Любить… они любили.  А у Виталия любви не было изначально… как она забыла?..

…Тем более. Нужно прекращать пить. Ей стыдно перед сыном… стыдно перед матерью…  даже перед бабушкой… Инга Мелентьевна уже в очень серьёзных годах, и сейчас болеет. Она, как всегда, строга и немногословна, но она тоже переживает за внучку.
Да, нужно прекращать…  Но, чёрт возьми, как гудит голова…  да и поесть надо бы…  Но ведь стошнит…  обязательно…  Нужно немного выпить. Совсем чуть-чуть, только, чтобы исчезли боль и тошнота.  Это последний её запой…  Да, последний! Она сможет остановиться. Вот сейчас – чуть-чуть… и – всё.

…Телефон разрывался уже битых полчаса, но, провалившись в очередной тяжёлый пьяный сон, Аля его не слышала.  Разбудил её сын – придя из школы, мальчик, наконец, снял трубку с раскалённого от звонков телефона.

- Мама! – тряся мать за плечо, Миша был готов закричать во весь голос, лишь бы она проснулась, - Мама! Проснись!
- Чего, Миш?.. – наконец, очнувшись, Александра чуть приоткрыла глаза, - Ты уже пришёл?..
- Пришёл… - во взгляде мальчика были и тревога, и сострадание, - Бабушка звонит, дозвониться до тебя не может. Ты что, пила сегодня?
- Нет… - тщетно стараясь дышать в сторону, Аля приподнялась на постели, - Просто крепко уснула…
- Ладно, не обманывай… - мальчик насупился, - Пила ведь…
- Да я совсем чуть-чуть, голова сильно болела.
- Понятно. Давай, одевайся…  бабушка сказала, чтобы мы срочно к бабе Инге ехали.  Сейчас дед за нами заедет.
- Дед приедет?.. – новость о том, что сейчас приедет её отец совсем не обрадовала Александру, она даже не сразу сообразила, что что-то случилось с её собственной бабушкой.
- Да. Он в гараже у себя был, бабушка и до него только что дозвонилась. Вставай, мам…
- А что случилось-то? – с трудом поднявшись на ноги, Аля никак не могла попасть носком ноги в тапок, - Вот зараза…
- Бабе Инге совсем плохо. 
- А скорую чего не вызвала?
- Она вызывала. Говорит, ей накололи лекарств, а в больницу не взяли… говорят, что ничего страшного, мол, возраст… А ей снова плохо.
- Вот твари… - Аля хрипло выругалась, - Сейчас…

С трудом добредя до ванной, женщина уже оттуда услышала звонок в дверь – судя по всему, это приехал Семён Ильич.  Наскоро умывшись, Аля кое-как расчесала растрёпанные волосы, заколола сзади модной заколкой.  Ещё раз посмотрела на себя в зеркало – отражение не вызвало удовольствия…  Лицо потемневшее, измученное… покрасневшие веки и белки глаз выдают нездоровый сон и отдых… потрескавшиеся губы – результат  алкогольной интоксикации организма…  И даже дорогие украшения и норковая шуба не могут  украсить её облика… Отец сразу всё поймёт… Тем более – запах перегара… его не убивает даже зубной эликсир…

Видимо, решив отложить разговор на потом, Семён Ильич лишь взглянул на дочь исподлобья.  Застёгивая сапоги, Аля едва не упала, потеряв равновесие… пальцы заметно дрожали и никак не хотели ловить «собачку» замка… В довершение всего потемнело в глазах и снова затошнило…  Извинившись из последних сил, женщина скрылась в туалете.
…Тошнило без конца – и в машине, по дороге к дому Инги Мелентьены, и потом, когда, с трудом преодолев лестницу, Аля что называется, взобралась на нужный этаж.

- Сеня!.. – открыв дверь, Вероника Григорьевна сразу кинулась к мужу, - Представляешь, маму не взяла скорая! Они сказали, что возраст… Сеня, разве такое может быть?!
- Сейчас всё может быть, - нахмурившись, супруг разделся и прошёл в квартиру, - свободная экономика, мать её… демократия… и никто ни за что не отвечает…

Инга Мелентьевна тихо лежала на своей кровати, прикрыв глаза.  Ей шёл уже девятый десяток, но здоровье всегда бодрой женщины стремительно начало сдавать совсем недавно.  Баба Инга, как называли её в семье,  угасала на глазах, и Вероника в последнее время бывала у неё каждый день. Сегодня же, приехав к матери, она застала ту лежащей на полу, в обморочном состоянии.
- Бабушка… - Миша присел рядом с прабабкой, - Что с тобой?  У тебя что-то болит?
- Добрый… - открыв глаза, женщина проговорила эти слова низким, чуть хрипловатым голосом, - Добрый мальчик…
- Бабуль, ты меня не узнаёшь?..
- Она узнаёт, - Вероника поправила подушку под головой матери, - она всех узнаёт, только как-то странно говорит сегодня… как будто прощается…

Не выдержав, Вероника Григорьевна расплакалась и, закрыв ладонью лицо, торопливо вышла в другую комнату.

- Так… - Семён Ильич снял трубку телефона, - Сейчас…
- Куда ты звонишь? – молчавшая всё это время Аля, наконец, решилась подать голос, - В скорую?
- Да толку… - тот нервно крутил телефонный диск, - Попробую поднять свои связи. Что ж за жизнь такая пошла?..  Человек дешевле медного гроша стоит… Значит, если старый, то и нечего с ним возиться… Так выходит?..

Дозвонившись до нужного абонента,  мужчина взял в руки телефон и вышел из спальни.

- Бабуля… - Миша взял в ладонь  прохладную, вялую  старческую руку, - Ты меня слышишь?..  Ты не переживай, дед сейчас всё устроит… тебя вылечат… Вот увидишь!
- Да, бабушка, не переживай… - Александра  присела напротив Инги Мелентьевны на кресло, - Сейчас отец по своим каналам дозвонится, мы тебя в лучшую больницу увезём.
- Не стоит беспокоиться… - пожилая женщина с трудом шевелила бледными, с оттенком синевы, губами, - Они не помогут…
- Помогут! – Аля успокаивающе махнула рукой, - На ноги тебя поставят, обязательно!
- Я уйду… - Инга Мелентьевна медленно перевела на внучку бесцветный взгляд, - А ты бросай пить… пропадёшь…
- Я брошу, бабуля… - Аля смутилась от слов бабушки, но постаралась взять себя в руки, - Я уже бросила…
- Мама, сейчас Сеня договорится… - достаточно подвижная для своих пятидесяти восьми лет Вероника стремительно вошла в комнату, - Потерпи немножко…
- Скажи Олегу… - Инга Мелентьевна  снова перевела взгляд, теперь уже на дочь, - Пусть бросает курить… и за женой получше следит…
- О чём ты, мам?..
- Слишком красивая она для него… - пожилая женщина снова прикрыла глаза от усталости.
- Всё, сейчас скорая приедет, заберут в больницу, - Семён Ильич тоже вернулся в помещение и поставил на место телефон, - Чёрт знает что натворили со своими перестройками, демократы хреновы!
- Успокойся, Сеня, - Вероника подошла к мужу и положила руку ему на плечо, - тебе тоже нельзя волноваться! Валидол с собой?
- Тут не волноваться надо, - сняв с себя руку жены, мужчина тяжело шагнул к окну, - тут гнать надо этих чёртовых демократов! Коммунистов они ругают… Коммунисты хоть строили… а эти… одни разрушители! И человек для них – ничто!
- Сеня…
- Я уже почти семьдесят лет Сеня! – супруг всё больше распалялся, - Завтра заболею, и что?! Меня тоже – за борт?! Возраст лечить не позволяет?!
- Аля… - чувствуя, что возражать бесполезно, Вероника Григорьевна повернулась к дочери, - Помоги мне бабушку одеть… Пора…
- Миша!.. – Инга Мелентьевна из последних сил приподняла голову и махнула рукой, подзывая правнука, - Подойди ко мне…
- Я здесь, бабуля… - сидевший рядом мальчик наклонился, - Я же рядом…
- Береги мать…  не бросай…
- Я не собираюсь…
- Слабая она… защиты нет…
- Ты за меня не переживай, бабушка, - Александра  присела у ног женщины с шерстяными носками в руках, - у меня всё хорошо… всё есть… и защита тоже есть.
- Дерьмо твоя защита… твой Виталий… но ты… ты сама… виновата… Мишу… береги… он… безотцовщина…

Глядя на Ингу Мелентьевну, можно было подумать, что старая больная женщина бредит.  Силы покинули её, и она снова упала на подушку.  Подоспевшая Вероника приподняла мать, чтобы надеть на неё тёплую кофту.

- Да уж… - услышав последние слова тёщи, Семён Ильич сердито нахмурился, - Безотцовщина… лучше и не скажешь. При живом-то отце…
- Почему я безотцовщина, - Миша попытался заступиться за Виталия, - у меня отец есть…
- Отец… - дед не удержался от язвительного тона, - Что есть, что нет…
- Есть у меня отец, есть… - мальчик  говорил заученно, видимо, подобные реплики ему доводилось слышать уже не раз, - Хватит уже, дед… Он всё-таки мой отец.

- Он тебе не отец…

…Хриплый старческий голос прозвучал как гром среди ясного неба. В наступившей тишине было слышно, как на кухне из крана капает вода…

- Ну, всё… она начала бредить… - внезапно побледневшая Вероника Григорьевна застегнула последнюю пуговицу на мохеровой кофте матери и торопливо подошла к окну, - Ну, где та скорая?!
- Бабушка, ты лежи, не шевелись… и лучше молчи… - смутившись вслед за матерью, Александра  зачем-то поправила носок на ступне бабушки, - Тебе силы надо беречь!
- Приехали!.. – обернувшись, Вероника с облегчением вздохнула, - Миша, беги, открывай дверь, сейчас поднимутся…

Приехавшая бригада скорой помощи без слов погрузила Ингу Мелентьевну на носилки. Окинув в последний раз взглядом  комнату, женщина чуть приподняла голову.

- Вера… - она позвала дочь едва слышно, из последних сил, - Вера…
- Что, мамочка?.. – та одевалась в прихожей, чтобы поехать вместе с матерью в больницу, но, услышав её голос, тут же снова вернулась в спальню, - Что?..
- Аля… - теперь больная звала  внучку, и, когда та тоже приблизилась к ней, подняла на неё измученный болезнью взгляд, - Скажите ему правду…  он должен знать…
- Кто?.. – Вероника низко наклонилась над матерью, - Кто должен знать?..
- Миша… - Инга Мелентьевна устало сомкнула веки, - Он должен всё знать…

Проводив жену и тёщу, Семён Ильич дождался, пока Аля с Мишей спустятся из квартиры и усядутся в машину. 

- Что-то я не понял, - выруливая со стоянки, Семён посмотрел в зеркало заднего вида, - про что там тёща-то говорила…  кто должен правду знать?.. 
- Не знаю, - Александра нарочно села на заднее сиденье, чтобы скрыть от отца своё состояние, - бредила бабуля… 
- Что-то на бред не похоже… - отец недоверчиво хмыкнул, - Она же Мишку, вроде, упомянула?
- Я не расслышала…


***


Александра едва дотерпела до дома.  Похмельное состояние усугублялось ужасным настроением, вызванным болезнью бабушки и, ещё больше, её последними словами. Если  от вопросов отца ей удалось отмахнуться, то разговор с сыном оказался более серьёзным, чем она могла себе представить.

Она уже собиралась сделать несколько глотков вина, чтобы поправить здоровье, когда в спальню неожиданно вошёл Миша.

- Мама, не пей… - ребёнок сразу заметил, как мать что-то пытается спрятать в шкафу, - Ты же обещала…
- Я и не собиралась, - Аля  торопливо закрыла шкаф, - я тут вещи перебирала…
- Мама… - четырнадцатилетний сын смотрел серьёзно, совсем по-взрослому, - ты можешь со мной поговорить?
- Ну, хорошо… - Аля пожала плечами и присела в кресло, - давай, поговорим…
- Только не обманывай… почему Баба Инга так сказала?
- Ты о чём?.. – деланно нахмурившись, Александра разглядывала большой меховой помпон на своём тапке.
- Почему она сказала, что папа – не мой отец? А потом сказала, чтобы вы мне всё рассказали…
- Господи, Миша… - отведя в сторону взгляд, мать усмехнулась, - Бабушка бредила… не бери в голову.  В таком состоянии люди говорят что угодно…
- Она не бредила, - парень покачал головой, - нет… не бредила…
- Что ты хочешь от человека в её возрасте?! Старческий бред!
- Тогда я сам спрошу у неё, - Миша поднялся и направился к двери, - если вы не хотите говорить, то я спрошу сам.
- У кого ты будешь спрашивать? – непривычное упрямство сына разозлило Александру, и она перешла на повышенный тон, - Бабка старая, больная, мелет всякую чушь!
- Вот поправится, и спрошу.

Дождавшись, когда за Мишей закроется дверь, Аля снова открыла шкаф. Жадно выпив вино, прислонила к лицу тыльную сторону руки, шумно втянула в себя воздух носом…
…Вот… ещё одна проблема…  Не хватало ещё, чтобы эти слова дошли до Виталия…  Чёрт… и дёрнуло же бабку проговориться…

- Мама!.. – сын растерянно смотрел на неё из проёма широко распахнутой двери, - Бабушка Вера звонит…
- Бабушка Вера?.. – волна опьянения уже прокатилась по организму, замутив взгляд и сознание, - Чего ей надо?..
- Баба Инга… - мальчишеские губы чуть дрогнули, перед тем, как произнести  скорбную весть, - Она… она умерла…


Продолжение:


http://www.stihi.ru/2015/06/10/9082