Стихи о времени

I

Время – явный властитель сигнала потом,
поворотной той кнопки,
за которой потоп,
отворотповоротный хозяин всего:
положения, тела, души, тьмы.

И лета мои канули в Лету.
Мой возраст лето.
Моя дата июнь и июль,
и, конечно, август,
в паутинками вечной беспечности.
Время мое
жизнь.

Жестокости мягкость,
новости атавизм.

II
И бросаема жарко из даты в дату,
из удела в удел, из укора в укор,
истошно
я молчу обо всем,
откровений не жажду
и толкую невинную нудность
ложно.

И любой разговор  – магазин секондхэнда.

Извлекаются тряпки на свет,
позабытые платья,
водолазки,
цветастые батники,
старые майки
с разноцветным сигналом,
и вечные кепки.

И об этом пожалуй
лучше сказать: у этих
нет грядущего.
Это однако не значит,
будто над ними курган воздвигает
перфектум
или вообще
навечно ушедшее
время.

III
Мое время июнь деньрожденный,
июль распаляющий,
август
с паутинками вечной беспечности,
мягкий,
август ласковый, теплый,
но несколько утомленный
Время, время бездомное
дышит неровно,
мою жизнь структурируя в целом неплохо
от числа до числа,
от восторга до вздоха,
от костра до дождя...

И мой возраст – лето,
и мой возраст – лета,
летящие в Лету.
Уж им-то вовек не достигнуть цели.
А еще претендующие
маи, апрели
и марты какие-то... Магазин секондхэнда!

За каждою старою тряпкой –
легенда.

IV
Случилось случайное. Остров
вдруг превратился в пролив.
И не в какой-нибудь мелкий,
а именно
в Гелелспонт.
Вместе земли море,
маленькая Джоди Фостер.
Джудит, златых олив
та благодать златая.
В такую жару сплошную
с собою был тот зонт.

И хмурое детство – время –
вдруг превратилось в тину
или в какую-то жижу
студень, желе.
Желе.
Чужих отвергает племя,
расставило карантины.
наверно, Абу в Париже.

Гарринча, а не Пеле.

Еще из газет узнаю,
что друг мой знакомый будет,
наверно, столичным мэром,
то есть большим столпом.

А маленькая моя Джудит,
бедная моя Джудит,
мудрая эта Джудит
прячется под столом.

V
за что меня эти годы
ввергают в пучину жизни?
Я не хотела жизни,
узритка до мозга костей.

Устройте, шаманы, тризну!
Устройте, болваны, тризну.
Узрите сего бесславья
глупейшую из клетей.

Смиренно лечу на свежесть.
За что такая мне такая вечность?
Такая нетленность духа,
узритская простота?

В, впрочем, пора спешиться,
сказала одна помещица,
забыв, что на старой кухне
раскалена плита.


1995.