Краеведение В памяти бережно храним
- Мои предки по отцовской линии, Филевы приехали в Сыду из Вятской губернии России в начале прошлого столетия. Уехать из родных мест их вынудили обстоятельства. Железнодорожные магистрали, открывавшие путь к Москве и Петрограду расположившиеся на территории металлургические заводы, крупные запасы хлеба, - все это втянуло Вятскую губернию в Гражданскую войну. Непосредственно в Вятском крае боевые действия начались 8 августа 1918 года, но уже к 20 июня 1919 года территория губернии была полностью оставлена колчаковцами, а 28 июля она перестала быть прифронтовой. Но последствием военных событий явился голод. Усугубила положение эпидемия тифа, разразившаяся к концу 1922 года. Смертность в Вятском крае в эти годы удвоилась. Спасая жизнь домочадцев, 7 семей, в числе которых были мои дедушка Николай и бабушка Матрена Филевы, выехали в Сибирь.
3 месяца, подобно цыганскому табору, они добирались до Красноярского края на лошадях. Место для жительства выбрали красивое, подтаежное. Деревня Сыда, расположившаяся на пересечении речки Узы с рекой Сыдой, утопала в лесах: сосновых, березовых, кедровых. Но, старое сибирская деревня с двухсотлетней историей, не хлебом с солью встретила переселенцев. Жилья не было, пришлось копать семьям землянки. Взрослые устроились на работу в колхоз, постепенно стали строить дома. Не «враз» обжилась семья Филевых, по истечении времени у них родилось шесть детей. Трудились в семьях переселенцев все от «мала до велика». Во время сельскохозяйственных работ моего шестилетнего отца уже сажали на лошадь верхом, привязывая, чтобы мальчик не свалился во время движения.
Мамины родители: мать - полячка Федора Антоник и отец, белорус Селиверст, уроженцы западной части России. Бабушка Федора, рано лишившись мужа, приехала в наши края с братом. Вскоре она вышла замуж за Рыченко. У них родились дети: Татьяна, моя мать, Степан, Павел, Петр и Нина. Была еще старшая дочь, да она умерла от тифа. Получив диплом учителя, она отправилась из Минусинска в Дудинку. На судне вспыхнула страшная болезнь, которая сгубила почти всех пассажиров.
Как добиралась баба Федора до Сибири, из какого сословия она происходила , я не знаю. Доживала она свой век в нашей семье. Помнится, в последние дни, она мне пятилетней девочке, все наказывала откопать чугунок с ее золотом. Говорила: «Отыщешь, Зоя – богато жить будешь». Золото так и не нашлось, не то ли «поиздержала» бабушка его за время жизни, а, может быть, его и не было совсем.
Мать с отцом поженились в 1947 году, когда он пришел из армии. За спиной бравого солдата Михаила была война и послевоенная служба связистом в Кенигсберге, мама выучилась к той поре на ветврача в старом Краснотуранске и уже работала в колхозе зоотехником. Отца взяли в колхоз кузнецом, работал он и на сушилке, и на мельнице. Вскоре родились мы с братом.
Уже столько лет нет деревни моего детства, а она все видится мне во снах. Стоит она на берегу двух рек, переполненных рыбой, создающих раздолье для водоплавающей птицы, согревает летним солнцем, заметает зимними метелями, звенит голосами поющих сельчанок.
Все жители Сыды имели огромные огороды и выращивали животных на личном подворье. Особенно в деревне было много гусей, они были в каждом дворе. Мне поручали с ранних лет пасти этих гордых птиц. Помню, выспавшись, я выгоняла их со двора и располагалась на лужайке. Вскоре за речушкой раздавался звонкий смех детворы и азартные крики, там ребята играли в лапту. Не было сил усидеть на месте и, бросив гусей на произвол судьбы, я устремлялась к веселой ватаге ребят. Прогоготав мне вслед, гуси поворачивали к реке и пасли целый день себя сами. И напрасно, в который раз, родители, вернувшись с работы, ругали меня, корили, напоминали, что я уже взрослая и должна быть ответственной. Не было такой узды, которая могла бы связать свободу деревенской ребятни. Мы облазили все окрестные горы и горки: Мосиху, Бычиху с ее петроглифами. Поедая с аппетитом на ее склоне «заячью капусту, я в то время и не догадывалась об уникальности древнего письма на ее скальной стороне. Все дни напролет, мы купались, загорали, лакомились ягодой в лесах и лесочках, на берегах рек собирали черемуху и кислицу.
Жизнь была кипучей
В деревне сначала, было два колхоза: «Красный партизан» и «Заря коммунизма», спустя время они объединились в один. На всю жизнь мне запомнились советские и религиозные праздники, которые отмечали селяне. И, все-таки, самое яркое детское воспоминание – «Выборы». За день до этого торжества в магазин завозили продукты, и в день выборов торговали ими в клубе. Нас, детей, оделяли пряниками, конфетами – карамельками, и не было большего счастья, чем набив карманы сладостями бежать к друзьям. Взрослое же население в этот день, осознавая свою значимость в решении государственного дела, спозаранку, надевало лучшие наряды и степенно отправлялось голосовать.
Многие праздники летней порой справлялись в «малом Борке» села Краснотуранска. На деревенской площади, из радиоприемника, с раннего утра неслись мелодии советских песен, люди, весело и суетно усаживались в специально оборудованную лавками вдоль бортов машину и с песнями катили в районный центр по деревянному мосту через реку Сыда. Ехали туда спортсмены, сельские музыканты, танцоры, певцы, передовики производства, которым не было числа, так как работали в ту пору люди добросовестно, перевыполняли план. Наконец-то шумные сборы заканчивались, и машина, чихая и крякая, медленно трогалась с места, а вслед ей неслась по пыльной дороге босоногая детвора. Пасху в деревне тоже отмечали, красили яйца, пекли куличи, «христосовались». Мне пришивали специально по этому случаю накладные карманы, и, наполнив их крашеными яйцами, я весело бежала катать их на горку. Незабываемо проходили проводы в армию. Провожало будущих солдат все село. Шли пешком, пели песни, старики говорили новобранцам напутственное слово.
В деревне моего детства жизнь была кипучей. Люди трудились в полях, на колхозном огороде, на свинарнике, конеферме, птичнике, коровнике. За околицей располагался хакасский Табор. Там потомственные овцеводы пасли колхозных овец. Жили они не богато, окот овцематок их интересовал гораздо больше, чем уют в немудреных жилищах. Их дети учились в нашей школе, и мы после уроков бегали с ними «на Табор», возились с новорожденными ягнятами, помогали чабанам. В памяти остались фамилии степняков – земляков: Какашкины, Аевы, Толстухины, Акалаковы. Одна из представительниц этой нации работала продавщицей в деревенском магазине. Она была почитаема и уважаема всей ребячьей гвардией Сыды. Именно к ней, хозяйке «царских хором» бежали мы, украдкой «стянув» дома два яйца, для натурального обмена данного продукта на сто граммов карамелек. Осенью в подсобном помещении магазина она принимала у сельчан картофель. Он хранился там какое-то время и вывозился. А весной, проделав лаз в хранилище, мы украдкой доставали оставшуюся мороженую сладкую картошку и ели ее, как заморский фрукт.
Мы родом из детства
Детство, детство – книга добрых сказок! Перелистываю твои страницы, и в памяти всплывают забытые лица тех, кого давно уже нет. Жил в деревне ссыльный портной дядя Гриша Суслов. Кто, откуда и за какие проступки его сослал, не знал, пожалуй, никто. Был он человек смирной, родни и дома не имел, но у него было сокровище – единственная на несколько сел в округе швейная машинка. Она-то его и кормила. Ходил дядя Гриша «по людям». Кто приютит, у того и жил. Обшивая всех желающих, плату брал продуктами. Странник-портной, со временем, выехал в Идринский район и больше мне ничего не известно о его дальнейшей жизни. Надо сказать, мои односельчане – люди с интересными судьбами. Дядя Яков Торощин, например, приехал в Сыду с Волги, на которой долгое время работал бурлаком. Он рассказывал, как тянул по реке пароходы. Через дом от нас, жили Зеленины. Их дети: Владимир и Александр, выучились в летном училище и поселились в Риге. Помнится мне конюх дед Анисим Березюк. Он позволял нам, ребятам, кататься на лошадях, возить копны. В конюшне у него стоял породистый жеребец «голубых кровей» Черномор – гордость колхоза.
Как сейчас, вижу солнечное утро, верхом на лошади председатель дядя Илья Растащенов, перегнувшись через невысокий забор, кричит маме: «Таня! Я на поля, а ты проследи…». И следила мама за всем, что поручалось ей. Мы жили в двухквартирном доме. В переднем углу висели иконы, которые являлись своеобразным сейфом. За ними мама хранила деньги, письма, документы, адреса. А чуть пониже, на стене висели фотографии живых и усопших родственников. Мы дети, знали все о них наизусть. Тут тебе и генеалогическое дерево, и история рода изучалась, так сказать, в лицах. Крепкие семьи были, «роднились» люди. Помню старейшую родственницу бабу Аню, мы все ее любили, и звали «мама старенькая». Для ребятишек у нее всегда было припасено угощение. За стеной у нас жили родственники. На их половине были сооружены полати – любимое место ребятни. Во время семейных праздников, взрослые собирались за столом, а мы, дети, забирались наверх. Туда нам подавали немудреные продукты, закидывали булочки, калачи, и начинался «пир горой».
Привозили иногда в деревню фильмы и «крутили кино», вот только детей до 16 лет на «индийские фильмы» в зал клуба не допускали. До сих пор не могу понять почему. Скорее всего, чтобы не развращать детские души видом красивой одежды, и заморских фруктов. Не желая мириться с таким обстоятельством, мы сверлили дырки в стенах, окнах, подоконниках и смотрели в порядке очереди запретные фильмы. Дети деревня Сыда были предоставлены сами себе. «Приглядывали», конечно, за нами взрослые «в полглаза», но в основном мы росли и воспитывали друг друга сами. И, самое главное, был пример для подражания – взрослые, окружавшие нас, их самоотверженный труд во благо Родины, их честность, порядочность.
Все мы родом из детства. Мы носим его яркие впечатления в душе на протяжении всей жизни, бережно храним в памяти, как бесценное сокровище до конца дней своих.
(Записала Елена Фокина)
Свидетельство о публикации №115060401669