Я в ней работал сторожем всего-то две недели

Я в ней работал сторожем всего-то две недели
Мне передышку эту дал великий Адабаш
Он был директором, когда я плакал в колыбели.
Я во Дворец к нему ходил, не зная Глаш и Маш.

Она стояла на горе, описанной Ильюшкой!
Там чуть правее точно Крест, и каменный Бажов!
Я в ней ночами пил чаёк. Она была Избушкой!
Я запирался изнутри на крошечный засов.

Я в ней уютно вспоминал и Брест, и Евдокию!
Ещё Миллениум никак не мог во мне остыть!
Мне предстояли Святовит, Варшава, Питер, Киев!
А я пытался на горе от горя не уплыть!

Я за Сову Афины пил! Я так любил Палладу!
Засов я утром открывал, на ледяной порог!
Шептала мне на ушко Ночь: «Не плачь! Не плачь! Не надо!»
Но школу я воспринимал как памяти острог!

Здесь! На Московской! Точно здесь! Мы расставались с Любой!
Не с мамой Вовы! Вовсе нет!  Из класса, точно с той
С которой мне, ни танцевать. ни целоваться в губы…
Я две недели прожил в ней… бездомный и пустой…

Вот в ней тогда за ночью ночь я возвращался к целям
Включая чайник вспоминал всю жизнь не пряча слёз
Ведь в ней с той, в белом,  я и был великой Сказкой, Элем
В Живые Шахматы сыграл, как Добрый Дед Мороз!