И с бурею братом назвался бы я
Крест на скале был подобен увядшему, засохшему пушкинскому цветку в небесной книге бытия. Кто установил крест на высокой скале, куда «долететь лишь степному орлу»? И «жив ли тот», кто вознес крест в поднебесье?..
Не Голгофу ли видел Лермонтов «в теснине Кавказа»? Не судьбу ли мессии явило кавказское небо? Спасает ли кого этот крест? Не оттого ли «гниет он и гнется от бурь и дождей», что в нынешнем мире уже никого не может спасти?
А спасают мир сегодня – бури и дожди. Потому и Лермонтов хотел бы с бурею назваться братом; и спасаться возле стихии.
Но примет ли поэта в свои братья буря? Наступило ли время для стихии признать свое родство с человечеством? И не потому ли крест, вознесенный человеческой рукой на скалу, чернеет, гниет и гнется, что стихия проповедует свою истину. И все существующие религии стихия признает лишь частью себя, как любую песчинку, травинку, скалу, морскую волну, сосну на утесе.
Годы не оставили следов. Время необратимо, оно не слышит поэта. И Бог, воплощенный во времени, не слышит поэта.
Поэт верит, что Бог слышит бурю, потому Лермонтов хотел бы именно с бурей назваться братом.
Крест гниет, Голгофа пуста. Не потому, что некому быть распятым – поэт сам рвется на эту высоту. Но – незачем, больше не нужна эта жертва человеческая. Там, на высоте – бури и дожди. Не час ли распятия и для них на свете? Не происходит ли и в стихии жертва? Или же стихия уже спасена?
Крест, ставший частью стихии – Бога, тоже хочет свободы от догм и традиций, хочет бунта. Стремясь «схватить облака», крест тоже желает сбросить цепь бытия и назваться братом с могучей бурей. И не только с бурей, но и с поэтом, который видит крест на скале…
Свидетельство о публикации №115060204161