Юный старый Петербург

Опять ты тихонечко плачешь,
опять чуть по-детски грустишь,
великие таинства прячешь
под бременем стареньких крыш...
С каким же рождён ты кокетством!
Четвёртый лишь век разменяв,
ты впал в беспробудное детство -
Ребёнок, а как величав!

Соседствует роскошь и серость,
как зло и добро, жизнь и смерть.
С тобой рядом многим хотелось
побыть и побольше успеть.
Под брови седой паутины
в глаза коммуналок глядят
роскошные окна-витрины,
стыдливо умерив свой взгляд.

В твоих авантажных владеньях,
где кроется страсть и уют,
в «однушке» рождается гений,
а дуплекс узбекам сдают.
Припольщик по лестничной клетке
посла - неизвестный поэт,
крадущий из бака объедки...
Ты, знаешь их дружбы секрет.

По длинным, пологим пролётам
парадных, по многу минут,
сползают твои патриоты
и помнят, где долго живут.
На встречу с тобой молодятся,
в движеньях задор уловим,
бабульки ничуть не стыдятся,
тебе признаваться в любви.

В архитектурном триумфе
ты, без притязаний к Кремлю,
красив. И блокадник, и руфер
синоним не ищут к «люблю».
Ты тенью берёз прикрываешь
могилки великих людей.
На Волковском, честно признаюсь,
становишься много взрослей.

Но рядом Обводный отводит
унынье зловещей красы,
По «Лиговке» в звуках мелодий
ритм жизни вбивает басы.
И, Невский - ансамбль филармоний
с величием и торжеством,
как главную из симфоний,
мы слушаем в сорок втором.

Лишь ты, с твоей стойкостью духа,
разбойник ты мой - соловей,
к Петру приравнявшийся ухарь,
бессмертных рождаешь людей,
которые спят непробудно,
с детьми обнимаясь в раю,
на самом великом и людном -
на Пискарёвском краю.

Опять ты тихонечко плачешь,
опять чуть по-детски грустишь,
великие таинства прячешь
под бременем стареньких крыш...
С тобой, то к мечте улетаю,
то в прошлое, сделав петлю,
кричу в даль, от края до края:
«Люблю тебя, Питер, люблю!»