Две женщины

Две женщины
стояли божий суд, —
монахиня и ****ь стояли рядом.
Господь, на них взирая строгим взглядом,
дознать решился — в чём их жизней суть.

Чтоб ангелы не верещали лишне,
Господь отправил их к чертям,
так громко,
что монахиня упала ниц,
а ****ь стояла,
честь держа,
за всех умерших и других блудниц.

Так, в грозной тишине потусторонней,
Господь, интересуясь всесторонне,
велел обеим говорить.

Монахиня, подняв глаза скупые,
произнесла такое же скупое имя
и говорит:
— Господь великий, Боже!
Я мир оставила, что бы в скиту
благим деянием служить тебе,
а позже,
когда придётся с сёстрами проститься,
оставить монастырь, и тело тоже,
душой к ногам твоим припасть.
…И не за что меня винить
позволь в раю мне очутиться!

Тут засмеялася блудница:
— Да просто не хотел тебя никто,
ты страшная как смерть, а то,
что в монастырь ушла,
то, — слава Богу!
ведь должен прятать где-то он убогих, —
зовётся уксусом прокисшее вино!

— Как можешь ты, последняя из женщин,
такое говорить пред ликом Бога?!
...А срам, который прикрывают,
распущенные волосы твои,
лишь доказательство порока!

— Господь пожаловал мне тело,
которого лишил тебя!
Берётся золотарь за дело,
когда имеет, чем сусалить.
Я украшала людям жизнь,
а тело - золото, что дал мне Бог,
на много вожделений хватит!

— Но деньги ты брала,
а значит, — ты грешила!

— Грешила я!?
Не более чем ты!
Ведь я работала сама,
а ты просила...
...Поэтому пред Богом мы равны.

— Но нет!
Монахиня взорвалась, как гроза,
Господь с испугу заикнулся.
В монахине какой-то бес проснулся,
и грозно выпучил глаза.
— Молилась я стократно ежедневно
и соблюдала все посты,
а ты!
А ты — бесстыдно раздвигала ноги!
Так кто скажи из нас в пороке?

И ей ответила блудница:
— Ты.
Не для того родятся резвы кони,
чтобы держали их в загоне!
Блудила я,
но разве кто страдал?
Наоборот, любой моряк седой,
измученный солёною водой,
между грудей моих искал отдохновенье,
от испытаний, что Господь ему послал,
он будто бы в раю бывал,
добрее становился, совершенней...

— Его ждала жена!

— Она была далёко...
И кто-то тоже был у ней под боком,
коли, здоровою она была.

А ты старалась девушек склонить,
порвать святую счастья нить,
рабами стать того,
кому до них нет дела,
иного не оставив им удела,
как только в мрачной келье гнить…

— Тебя казнили за разврат!

— Не за разврат!..
Разврату всякий рад.
Меня из ревности казнили,
ведь мужики меня любили
гораздо больше, чем царя!
Тебе ж посты оскомину набили,
устала ты чихать от храмной пыли,
вот и скопытилась сама.

— Пока жила, спасти хотела тех,
кого пытались совратить.
Я собрала их в монастырь,
и научила их служить...

— Смогла ты жизни их лишить.
А кто-то ведь хотел родить.
Но ты учила, что рожденье — грех.
Не для того даются птице крылья,
чтоб обрезали их насильно!
Ведь женщина —
святая счастья птица,
царица Кали,
Мать,
блудница,
услада глаз,
тепло для рук,
источник дерзких вдохновений:
платок, упавший по её веленью,
способен прекратить резню!
...Ну что ты сгорбилась так жалостно —
ужель не ****ь тебя рожала?!

Раздался глас:
— Но хватит! Полно!
Что Я хотел от вас — дознался.
Вы побранилися довольно.
Пора уже и суд вершить.
Монашку в рай — пусть отдыхает,
блудницу в ад — чертей родить.
Что Я сказал, тому и быть.

В тени смоковницы столетней
сидит столетняя старуха,
и сто веков такая скука,
и всё длиннее новый век.
И от субтропиков небесных
уже не деться никуда.
Скучает божия невеста.

А где-то, глубоко во чреве
Блудницы - матери земли,
без остановки жарят черти,
насаживая, как на вертел,
на члены толстые свои
ту женщину, что к ним отправил Бог,
и няньки грузные качают
на люльках маленьких чертят,
постарше — те с огнём играют
и грешных мучают людей,
а старики уже их учат,
как поизысканнее мучить
ещё не умерших ****ей!

___________
(1999)