Варенье из сосновых почек. Часть третья

 Мы жили на окраине города. В новостройке. Наш микрорайон так и назывался «Новый городок». Я помню, как заселялся наш дом. Это было в начале сентября. Стояла очень тёплая летняя погода, которая делала настроение новосёлов ещё более радужным. Заселялись как-то все разом. Дом наш принадлежал заводу, на котором мой отец был главным инженером. Все или почти все заводские друг друга знали, а уж отца моего точно знали все. Подъезжали грузовики, набитые мебелью, какими-то узлами и котомками, и почти из каждого кузова торчал огромный фикус или пальма. У нас не было ни того, ни другого. Зато была кошка. С Надькой мы жили в одном старом дворе, но в разных домах. Теперь же мы попали в один подъезд, но на разные этажи – мы на третий, а они на второй. Родителям было не до нас. Они были счастливы сменить наши прежние коммуналки на отдельные да ещё двухкомнатные квартиры. Они были возбуждены, веселы безмерно и добры, поэтому легко разрешили нам, десятилетним девочкам, покататься на велосипедах по незнакомым местам, что мы и сделали.
     Уже тогда, в первый день, мы открыли большой луг, который начинался сразу за последним из новых домов. Его обрамляла узкоколейка. Когда-то она соединяла два завода. Теперь же была заброшена. В промежутках между чёрными от солярки шпалами буйно росла трава, кое-где пробивались ромашки и бело-розовая кашка, а на склонах этой узкоколейки все собирали лесную клубнику. Уже потом мы часто перелезали на другую сторону, а там шёл длинный болотистый ров, заросший с двух сторон камышами и какими-то красивыми болотными травами, всегда сочными и чистыми. Если залезть на насыпь, встать на рельсы и посмотреть вниз, то ров был голубым от жирных, холёных незабудок. Мы называли это место «незабудковый рай», а наши вылазки на другую сторону узкоколейки – «ходить за линию». Дальше начинался лес. Настоящий, дремучий, бескрайний лес. Начинался он с сосняка. Сосенки были молоденькие, невысокие и очень пушистые.
     Наша соседка тётя Зоя варила варенье из сосновых почек. На самом деле это были вовсе не почки. Молодые побеги. Весной в конце апреля сосенки начинали расти. Каждая самая малая веточка выпускала длинную стрелу, покрытую тоненькой, коричневой чешуёй. Моя мама, тётя Зоя, её дочка Таня и я брали корзинки и шли в лес «по сосну» на варенье. Мы аккуратно отламывали коричневую стрелочку, слущивали хитиновую чешуйку, и под ней появлялась бледно-зелёная сочная палочка, покрытая только нарождающимися иголками.
Они были коротенькими, масляными, плотно прилипшими к основанию. Тётя Зоя говорила, что они полезны. А мама вспоминала, что в войну им давали жевать молодые побеги сосны, так как от голода и полного отсутствия витаминов у детей портились зубы и пухли дёсны. Мы все тоже жевали, плевались, снова жевали и снова плевались.
      Почек надо было набрать много. Мы собирали их для тёти Зои, а вернее, для Тани, у неё была бронхиальная астма. Тётя Зоя лечила её всеми доступными средствами. Кто-то дал ей рецепт соснового варенья для Тани. Получалось оно янтарно-желтое, густое, прозрачное, очень ароматное и неправдоподобно вкусное. Нам всегда дарилось по литровой банке этого лакомства. Потом Таню стали отправлять в Прибалтику на всё лето «дышать морем и сосной». Оттуда она привозила кусочки янтаря, собранного на берегу после шторма. Мы вертели янтарь в руках, смотрели через него на солнце, а Таня, рассудительная не по годам, рассказывала нам о янтарной комнате, о Музее янтаря в Калининграде и о мухах и жуках в янтаре, которым было не по одной сотне лет, и что их называют красивым словом инклюзы или инклюзивы.
     Помню, однажды мы с Надькой пили чай с сосновым вареньем и рассуждали о том, как, наверное, красиво смотрится муха в янтаре.
     - А давай попробуем!
У Надьки возникали неожиданные и сомнительные идеи, но мне нравилось.
     - Давай!
Мы отлили в рюмку варенье, поймали муху, надоедливо бившуюся в стекло окна,  и засунули её в варенье. Муха трепыхнулась и затихла. Надька аккуратно спичкой пыталась расправить ей крылышки и отсоединить лапки от туловища. У неё ничего не получалось. Мы долго старались, пытаясь воссоздать музейный экспонат, а в результате муха слиплась в чёрный комочек, похожий на грязь.
     Надька внимательно просмотрела рюмку на свет, снова потыкала туда спичкой, снова просмотрела и задумчиво, не отрывая взгляд от бедной мухи, облизала спичку.
     - Ты что делаешь? Ты сколько сейчас микробов проглотила вместе с глистами?
Надька выпучила глаза, быстро отхлебнула большой глоток чая, чтобы прополоскать рот,  и, выплюнув чай в раковину, разразилась смехом.
     - Ба, посмотри! Муха в янтаре! – закричали  мы.
Бабушка всплеснула руками.
     - Леший вас забери, девки. Споганили еду, прости господи.
Она перекрестилась.
     - Вот мать-то придёт, она вам все космы повыдергает.
- Будем лысыми, нечего будет дёргать.
Мы складывались пополам, из глаз текли слёзы (мама говорила «смешинка в рот попала»).
     - Ба, - еле выговорила Надька, - в следующий раз мы сделаем жука в янтаре.
     - Рюмку-то помойте, анчутки, - проворчала бабушка, - неровен час, мать заявится.
Мы быстро навели порядок и по очереди расцеловали её сморщенные щёки.
     - Пойдём искать жука?
     - Не-а, пусть живёт.
Снова смех до коликов в животе. Мы выкатились на улицу и плюхнулись на лавку.