Разговор с Мариной Бабенко

Разговор с Мариной Бабенко
(Рай)

Было ли, не было…
Сижу это я на могиле подруги моей, в теракте в аэропорту Домодедово 24 января 2011 года погибшей, и думаю: день рождения у неё сегодня, да только ей теперь навсегда 45. И до того мне стало тоскливо, что, сама на себя безмерно удивляясь, мысленно позвала:
– Маринка, эй, ты меня слышишь?
В ответ тишина, что не удивительно. Но я продолжила зачем-то:
– А Юра (мой первый муж, безвременно скончался за два месяца до описываемого «разговора») с тобой?
И вдруг, через паузу, то ли услышала, то ли почувствовала ответ:
– Да, здесь.
Боже мой, да что ж это?! Голос вроде Маринкин, но далековатый и самую чуточку недовольный, как бывает, если вежливого человека отрывают от чего-то важного. От удивления я стала настырной.
– То есть, он – в раю?
– А все – в раю.
Я чуть не подпрыгнула на могильной скамеечке, потому как такой ответ мне в голову самостоятельно прийти ну никак не мог. Никогда. Но привычка сработала: выхватив ручку и первый попавшийся листок, я стала записывать. А Маринка (у меня в голове) продолжала, как ни в чём не бывало:
– А кроме рая ничего больше и нет.
Я не нашла ничего лучше, как тупо вопросить:
– И Гитлер в раю? (Почему Гитлер? Зачем я спросила?)
– Да.
– И что же он делает?
– Сидит, думает. При мне пока не вставал.
– А жертвы его к нему не приходят? По душам поговорить?
– Да нет как-то. Тут у всех дела есть, все заняты.
– А чем?
– Ну… долго объяснять. (С воодушевлением.) В общем, тут очень интересно. И красиво. Всё время всё меняется, переливается… Если хочешь, конечно. А не хочешь – можешь видеть что угодно и как угодно, и трогать даже… В общем – рай.
В голове ощущение-воспоминание: Маринка, брови «домиком», чуть кивает, делает большие глаза (а они у неё и без того огромные) и поджимает губы в ироничной улыбке – такой знакомой.
– А Витю видишь?
(Виктор Авилов, замечательный актёр, игрой которого в спектаклях Московского Театра-студии на Юго-Западе мы обе когда-то восхищались, умер в 2004-м.)
– Видела мельком. Но он далеко. Со Старшими.
– С какими «старшими»?
– Ну, архангелы там… архаты… (Ей явно не хочется развивать тему.)
–  А ты?
– А я тут. Мне за Ксюхой присматривать надо. И за Денисом. (Маринкины дочь и сын.)
– Присмотри за мной, пожалуйста.
–  Да ладно тебе, – её голос звучит как-то легко и почти снисходительно, но с оттенком… нежной жалости?  При жизни я у неё такой интонации не замечала. – Ну всё, мне пора.
И всё кончилось. Только шелестели майские деревья свеженькими листочками, чирикали воробьи, да поле дышало под тёплым солнцем – могила-то на самом краю кладбища. Над полем целеустремлённо забирался всё выше в небеса малюсенький самолетик. А я сидела и смотрела на Маринкин керамический фотопортрет. Лицо серьёзное, непроницаемое, даже не очень-то и похожее…  Рядом, в каменной вазе, принесённые мной хризантемы. И ни единой живой души вокруг.
Было ли, не было…


24 мая 2013