Беспризорник

По мотивам романа Виктора Авдеева

  "Ленька Охнарь"


                -1-


О том не думал, не гадал,
Чтоб беспризорником я стал.
Мать бросила и укатила,
Что где-то я она забыла.
А стал всему тому виновник
Её очередной любовник.

Стал домом для меня вокзал.
Здесь ночевал, а днём дневал,
Когда лишь мусора шмонали,
То вместе с другом ночевали.
Он спал у тётушки горбатой,
Я за окном у этой хаты.

Копил я деньги на билет
Чтоб их хватило на Ташкент.
Деньжат «сбивали» вместе с другом,
У нас катилось всё по кругу.
То мы в «напёрстники» играли,
То жалость песней выбивали.

Но было лучше «попросить»,
Чем пассажиров «обдурить».
И мы стояли у подножки,
Чечётку отбивая ложкой.
Просить копеечку умели,
При этом заунывно пели:

- Эх, молода девчоночка,
Родила ребёночка,
На ноги поставила,
Воровать заставила. –

Одет прискорбно был дуэт,
У нас был в этом свой секрет.
В картуз монеты нам бросали,
Но люди разные бывали,
И если плохо подавали,
Мы вшёй тифозную пугали.

Так напустив болезный вид,
(У нас и в этом был прикид),
Мы под рубашкою чесались,
И пассажиркам угрожали,
Что если не услышим звон,
То вошь тифозную пульнём.

Не ясно было, чтоб «врагу»,
Вели шпионскую игру,
Мы с корешами шифровались –
Слог в имени рокировали.
Меня Борискою все знали,
Тут – Рискин-Бо друзья прозвали.

                2-

Однажды был удачный фарт,
Имели редкостный навар.
Купили требухи и водки,
Махорки, бочковой селёдки.
Поел друг, выпил, закурил.
И тайну мне свою открыл.

- Рванина? Милостынь нужна!
А так есть дома у меня
И сапоги с халявами,
Котлы ещё с двуглавыми,
Рубашка кумачовая,
И куртка чесучовая.

У нас все дети в городах,
Чтоб милостыню собирать.
Она нам помогла премного,
Прошедший год был – слава Богу!
Купили телку и подсвинка,
Сеструхе швейную машинку.

Я здесь в Воронеже живу,
Пока у тётки нахожусь.
Отец мой пьёт и жадный очень,
Домой нас ожидает в осень.
Он за копеечку утопит.
Сейчас отец на избу копит. –

Пустил табачное кольцо,
И потемнело вдруг лицо.
- Давно б сорвался от папаши,
Да жалко ребятишек младших.
С тобой уехал бы в Ташкент,
Но ты не жулик – просто кент!

Маманя тоже в городах
С братишкой малым на руках.
Вагоны поездов обходит,
С ребёнком милостыню просит.
И сколько мы не привезём,
Всех всё равно побьёт кнутом! –

                -3-

Мы часто с другом в поездах
Бывали в ближних городах.
Вагон на стыках громко бряцал,
Я на ступеньке ехал зайцем.
Открылась дверь, услышал лязг,
Вид проводника меня потряс.

- Шпана! – дыхнул он горячо.
Схватив за ухо и плечо,
Потом ударил больно в спину,
И я с подножек был им скинут.
Удар был головой о шпалы.
Куда-то сердце вниз упало.

Пронёсся рядом стон рессор,
Мне захотелось вдруг на «двор».
А рельсы гнулись и вздымалась,
И шпалы тяжело дышали.
Гул постепенно удалялся.
Болело всё, но я поднялся.

До станции был путь не близкий,
На встречу шёл рабочий в блузке.
- Тебя бы проучить ослину
Сухою тонкой хворостиной.
Ну, кто так прыгает с подножек,
Ведь запросто убиться можно! –

И он добавил: - Обормот!
Ну, разве можно прыгать в бок?
Ведь надо прыгать по движению,
За убегающею тенью.
И по земле бежать, растяпа,
Её чтоб носом не протяпать! –

В конец меня он обозлил,
Но я ему не возразил.
Дружку был фарт, видать побольше,
Он ехал на другой подножке.
Небось, увидел меня нету,
И ждёт, наверно, меня где-то…

                -4-

Когда на станции пил чай,
То друга встретил невзначай,
Был рад я встрече в этом месте.
- Решил! Поехать с тобой вместе
В твой тёплый, солнечный Ташкент!
Мне без тебя и жизни нет.

И пусть мой батя ждёт меня,
Я жить не буду с ним и дня.
Ведь мы – «Воронеж – не догонишь»,
Теперь с тобой мы компаньоны! –
Но с другом были без понятий,
На сколько денег наших хватит.

Посадка и вокзальный гвалт,
Котёл, где плавили асфальт,
Чтоб им потом залить платформу,
И контролёры все по форме.
- Жиганы в разных городах
Ночуют вот в в таких котлах.

Тепло там даже и в мороз! –
Мой кореш тихо произнёс.
Ночь незаметно подошла,
В котле застывшая смола,
И ночевать нам где-то надо,
Всё выходило очень складно.

Друг мне в котёл залезть помог,
Заснули там без задних ног.
Проспали вместе мы полдня,
И удивились он и я.
Котёл был также на платформе,
Но почему-то на вагонной.

Пока мы спали глубоко,
Отвёз нас поезд далеко.
Пока мы в сновиденьях были,
Видать, котёл и погрузили.
В «вагоне спальном» незаметно
Промчали сотню километров.

«Купе» пришлось освобождать.
Нас охватила благодать –
Под сотню вёрст мы ближе стали
К своей мечте. Ведь подмотали
Свою дорогу, словно ленту,
По направлению к Ташкенту…

                -5-

…В Ростове мне сказал мой кореш,
А что сказал с тем не поспоришь:

- Всё, деньги кончились, их нет
И вот тебе такой совет:
- Смотри как я и побирайся,
Кончай стесняться, просыпайся!
Я не хочу один лопатить.
Успели деньги все потратить! –

Мы с ним приехали в Ростов,
Ещё нам ехать – будь здоров!
Я вспомнил с грустью о подножках,
Решил поведать о серёжках.
- Помог я барыньке однажды,
Такое не бывает дважды.

Не знаю, что произошло,
Но лошадей вдруг понесло.
На барыньку она летели.
Она от страха аж присела.
Все мужики оторопели,
А кони мчались и хрипели

Чтоб как-то отвернуть беду,
В прыжке схватился за узду,
На морде у коней повиснул
И их от барыньки оттиснул.
Она же в обморок упала...
А я направился к вокзалу.

Почти я у платформы был,
Когда лихач остановил
У носа прежних лошадей,
Я сразу вспомнил всё о ней…
…Она откинула застёжки
И вынула с ушей серёжки…

Я знал, что это расскажу.
Пойдем тебе их покажу.
Их продадим и с тем довеском
Нам хватит денег на поездку.
Нам на еду и поезд хватит,
Повыше нос держи, приятель! –

Я вынул свёрток – обомлел,
Он на серёжку похудел.
Бумага, видимо, порвАлась,
Серьга куда-то задевалась.
- Наш крах с тобою поправим,
Одну серьгу мы продадим. –

Сказал уверенно мой друг,
- Грустить с тобой нам не досуг! –
И мы на рынок с ним пошли.
Хоть шаг был наш нетороплив,
В конце имели лишь нули,
Продать серьгу мы не смогли.

Кто своровал, кто проглядел,
Толкучий рынок весь кишел,
Как головастиками,
И голытьбой и частниками.
Стоял торговый гомон,
Шныряли фармазоны.

Как филин милиционер,
С ним кобура и револьвер,
Под носом у него два вОра
Юнца раздели до оборок.
Напился, не подаст и голос,
Теперь проснётся утром голый.

Хоть все всё видят – не Гу-Гу.
Боятся – бритвой полоснут.
Где бочки – винными рядами.
Мужик, измученный «трудами»,
Отдал последнюю рубаху,
И растянулся возле шляха.

Серёжку не отважились
Продать. Здесь кочевряжились.
Опять направились к привозу,
В ряды поставленных обозов.
Товар так и не продали.
Хоть слава Богу, обменяли

На ситный хлеб и сало.
Ну, а торговка нам сказала:
- Серёжку я цыганам сплавлю,
Они их по одной цепляют
Мы с корешем нырнули в скверик,
И там на лавочке поели.

Друг вдруг спросил: - Ты воровал? –
И ветчину мне показал.
- Пока нам про цыган твердила.
Я у неё и стырил.
Не жаль. Она сама воровка,
Видал, нас обдурила ловко. –

И тётка вспомнилась вдруг мне.
- Гореть им в адовом огне. –
Так говорила о ворах.
Чтоб не кипело в головах,
Я другу намекаю,
Сходить на попку-попугая.

Мужик с культяпистой ногой,
Найти в лотке билетик свой
Всем предлагает,
Отдавшись в лапы попугая.
Облезлый на плече сидит.
Его хозяин всем хрипит:

- Без порожнего. И пустого нет.
Каждый билет имеет предмет.
Кто за деньги билет покупает.
Попугай ему вручает.
Кто играть желает?

Он позовёт, а где пошутит,
А сам свою шарманку крутит.
Вот в «счастье» парочка играет,
И попугай им помогает,
В лотке пакетик выбирает,
И на мгновенье замирают

Влюблённые, как им открыть
Конверт, который должен убедить,
Что « сыр бесплатный – в мышеловке».
Шарманщик поступает ловко.
Отдаст билеты без убытка.
Призы их – лента и открытка.

- Да, жаль, что с нами денег нет!
А то бы вытянул билет.
Наколку, чувствую, что знаю –
Нельзя тут верить попугаю.
Удачи надо лишь немножко,
И я бы вытащил гармошку! –

Друг на минуту вошёл в лес,
И навсегда потом исчез…

                -6-

Я те развалины засёк,
И шел теперь на огонёк,
Мерцающий в оконной раме.
Как в дверь войти, на миг я замер.
Вздыхала жалостно гармошка,
И пахло жареной картошкой.

Спустился на огонь костра.
С мокрицами напополам
На стенах там мелькали тени.
Ногой нащупал я ступени
И оказался в комнатушке,
Услышал уркину частушку:

-Мне милиция знакома,
В уголрозыске родня,
Получил четыре года,
Отсидел всего два дня.

- С дороги сброд, навоз плывёт –
Услышал крик я от ворот.
Потом удар был больно в спину,
Который со ступенек скинул.
Жиган проник блестящей змейкой
В намокшей, женской кацавейке.

- На нём же чистое лаве –
Парнишка в рваном галифе,
Меня увидев, громко крикнул.
И я в душе чуть-чуть поникнул.
- Эй! Пацаны, ну что за харя,
Такую точно не видали,

Ведь, мама не горюй, свежак -
Сказал «поношенный пиджак».
- Поспать, наверное, хотите?
Ну, что ж, конечно, отдохните.
Не много, правда, заплатите,
Пардон, вы нас уж извините. –

Ответил честно я в ответ,
Что, хоть убей, но денег нет.
Сказал и вывернул карманы.
Давно они поют «романы».
- Бесплатно значит вы хотели?
И шутовски дуэтом спели:

- Эх, яблочко,
Куды котишься?
Уркам в рот попадёшь,
Не воротишься! –

- Бесплатно хочешь проживать?
Так тебя надо «прописать» -
Окурком руку мне прижгли,
Сказав при этом: - Не кричи!
Мы сразу видим – ты не местный,
Такой обряд здесь повсеместно. –

Чернели в хохоте их рты,
Но были помыслы чисты.
Шутейно, вроде бы, вертели,
Свистели, прыгали, галдели…
- Ша! Хватит, пошумели!

Вы задолбали пацана,
«Прописка с ним завешена! –
Донёсся голос «кацавейки»
Все разошлись по компанейски.
- Ищи местечко – подсказали.
Они тогда ещё не знали,

Что через миг произойдёт,
И планы мне перевернёт.
В углу на топчане с азартом,
"Бурился" поединок в карты.
Вор говорил: - Зачем садишься?
Нет фарта, значит пробуришься! –

«Копчёный» - речь велась о нём,
О чём-то думал о своём.
В глазах был холод душегуба,
Набычился, кусая губы.
Картуз, пиджак, свои ботинки
Он проиграл в том поединке.

Был проигрыш, как в горле кость,
Хотел на ком-то сорвать злость.
Вокруг себя искал кого-то.
Споткнулся словно о банкноту,
Когда увидел он меня.
Подбросил щепок для огня.

- Побиться об заклад готов,
Он стоит 25 хрустов.
Послушай, Амба, вот босявка.
В буру он будет вместо ставки.-
Тот подошёл. – Ну, дай покнацать –
Потрогал ткань. – Даю пятнадцать! –

- Зануда, ладно, обдирай,
Пошли на место. Ты сдавай. –
И крепко взяв меня за хлястик,
Мне дал понять какой я «масти».
Опять он также проиграет.
- Маруха по тебе страдает! –

Мгновение моё пришлошло.
- Пацан, снимай-ка барахло. -!
Обдал парами он спиртными
Я вздрогнул. – Неужели снимет?
Ударить? Не босяк с рогожей,
А всё же вор, хоть с пьяной рожей. –

Бесцеремонно был лишён
Я своей куртки и штанов.
- Побудешь без портков – тепло!
Валяется в углу тряпьё,
Бери себе, считай, задаром. –
Дыхнул он винным перегаром.

И стал ботинки мне снимать,
Нагнулся, чтоб расшнуровать.
Шнурки от грязи закорузли,
В тот миг не знал, что сам замыслил…
- Копыта подними повыше! –
Но я его уже не слышал.

Удар ботинка быр в лицо.
Я чуть не выпрыгнул с кальсон.
А голова вора мотнулась,
И дверь железную боднула.
Произошло «землетрясенье»,
Все замерли от удивленья.

Стрижом нырнул в проём окна,
Светила тусклая луна.
Я приземлился на колена,
Что делать дальше, совершенно
Не знал. Мозги как будто бы  взорвАлись,
Укрылся в кирпичах развалин.

За мной "Копчёный" прыгнул в грязь,
Упал в канавы матерясь.
Кричал, когда он в яму падал:
- Меня ногой! Зарежу гада! –
Я в кирпичах побыл немножко,
В проём стены шмыгнУл как кошка.

Потом - проходов лабиринт
В нагромажлении руин.
Там, где поднялся, где спустился,
Не знаю, где я очутился.
Маячил свет. К нему я вышел,
Знакомый голос вновь услышал:

-…Старый товарищ бежать пособил,
Долго я звонкие цепи носил… -

И мне дошло, где нахожусь,
Не думал, что опять вернусь
Туда – откуда только смылся.
«Копчёный» точно б удивился,
Но я во мраке притаился,
И слышал как он возвратился.

Как был вопросом огорчён.
- Ты знаешь воровской закон,
С тебя должок есть за «колёса»! –
- Поймаю завтра без вопросов! –
Дружки сказали дружелюбно:
- Не будет хода. Кинем в бубну. –

Пораньше утром убежал,
И припустился на вокзал.
Там подождал совсем совсем немножко,
И прыгнул в поезд на подножку.
Ребята ехали Псковские,
- Куда  карета?
- Едим в Киев!

                -7-

Язык до Киева ведёт,
Об этом знает весь народ.
По улицам его шатался,
Прекрасным «вольный» мир казался.
Мазурничал, когда охота,
И не ленился подработать

- Помочь вам? – И на мой вопрос,
Дал мне мешок, чтоб я доднёс
С вокзала и до дома.
Был тот мужчина как знакомый,
Позвал меня к себе обедать.
Я согласился это сделать,

И в комнатку к нему вошёл.
Три стула, койка, грубый стол.
Он улыбнулся удивленно
На майку и мои кальсоны,
- Уж осень, ты полуодетый!
Давно ты ходишь так по свету? –

Хоть был тогда я и без ус,
Умел я вышибить слезу.
Мой батя, мол, красноармеец
Погиб, свидетельство имею.
Мать схоронил вот только-только,
А сам я с Дальнего востока.

Имею давнюю мечту,
Определили, чтоб в приют.
Приехал к тётке я в Воронеж,
Спалилась та на самогоне.
Мечтал, что ремесло освою,
А сам скитаюсь вот с братвою.

Он заглянул тогда в глаза,
И мне задумчиво сказал:
- Ты друг одет не по сезону. –
Взгляд кинув на мои кальсоны.
- Давай ка ты не ерепенся,
От сына всё – переоденься! –

Пшеничный хлеб был на обед,
Картошка с дюжиной котлет,
И сало с чесноком, с прослойкой,
Коляска из колбаски свойской…
Всё это не могло присниться,
Гостинцы были из станицы.

Он сразу в жизнь мою проник,
Прозвал его я большевик.
Достал мне сахара головку,
Располовинив её ловко,
Кусочек чая от брусочка.
Налил мне кружку кипяточку.

Клеёнку предо мной утёр,
Продолжил наш с ним разговор.
- Всех беспризорников посадим
В котёл один и переплавим
В большевиков, врачей, рабочих,
Вот так вот, миленький дружочек! –

- Мы барахло твоё сожжём,
И в баню на Подол пойдём,
Чтоб ты немножечко отмокнул. –
И он взъерошил мои лохмы…
Когда шли с бани, предложил,
Чтоб у него чуть-чуть пожил.

Мне было сытно и тепло,
Когда я жил с большевиком.
Работал он в губкоме,
А я хозяином был в доме.
По моим меркам жил шикарно,
Ходил на рынок, кошеварил.

С работы как-то он пришёл,
Сказал, что, кажется, нашёл
Решенье варианта.
На службе у него, у коменданта
Деды в станице так решили –
Подростка бы усыновили.

- Мне в дом чужой идти дитём?
Там будет видно – поживём .-
А на словах сказал: – Конечно!
- Да, пруха не бывает вечной –
В уме себе подумал:
- Закончились мои изюмы. –

На службу утром он ушёл,
А я черту всему подвёл.
Но прежде чем совсем уйти,
Решил я в доме навести
Порядок настоящий.
Взгляд мой упал в открытый ящик.

А там на дне лежал
Кавказский наградной кинжал.
И я смотрел заворожено
На изумрудный цвет у ножен.
Узор манил на малахите,
Не думал я кинжал похитить,

А взять и просто поносить,
Перед друзьями пофорсить.
И взял его не безвозвратно,
Поклялся, что верну обратно.
Смахнув над печкой паутину,
Гостеприимный дом покинул…

                -8-

Базар как жил так и живёт,
Кинжал под майкой жёг живот.
Затылок, обхватив руками,
Малец лежал за рундуками.
Его глаза остекленели,
И пена изо рта на теле.

Искусанная в кровь губа
И рана свежая у рта.
Одет он был порядочно,
И я решил – припадочный.
Уже видал падучую,
И я хотел помочь ему.

Кинжалом зубы я разжал,
Мальчонка сипло задышал,
Закисшие глаза открылись.
Над рынком вороны кружились.
Подняться на ноги пытался,
Но падал он и спотыкался.

- Пойдём к извозчику -  сказал,
Я сделал как он пожелал.
- Что прётесь! – крикнул бородач,
Но сел «падучий» как богач,
Ему червонец в руки кинул,
Меня к себе плотней придвинул.

- Давай езжай к чайнОй «Уют»,
Там кореша давно уж ждут. –
Видать, что здесь он приземлился,
А я поднЯл и он не злился.
А ведь подумаешь заморыш.
Ошибку знал лихач матёрый.

«Уют» - пристанище воров,
Здесь их приют и здесь их кров.
Что своровали, то сбывали,
И тут же сразу пропивали.
Есть деньги значит дверь открыта.
«Уют» держал купец-барыга.

…"Клоп" был авторитетный вор,
Со мной затеял разговор:
- Ты говорят у нас фортовый,
Кинжал взял на «гоп-стопе» клевый! –
Я вспомнил как мальцу хвалился,
И с участью «пера» смерился.

Взял, посмотрел: -Подаришь мне? –
И я подумал о себе:
- Ну, ты и с «мякушкой» мальчишка -,
Увидел профиль его хищный.
Слова ведь не вернёшь обратно,
Кинжал исчез мой безвозвратно.

Шалман воров гулял слегка,
«Заморыш» был как «сын полка».
- Тебе я просто приукрасил,
Кинжал не мой. Его на часик
Взял у порядочного дядьки,
С ним поступил ужасно гадко. –

На ухо я юнцу шепнул.
- А твой  гоп-стоп, ты что загнул?
Сам виноват, справляй поминки! –
И дал взамен мне нож свой финский.
Поступок был мой беспределен,
Пошел куда глаза глядели…

               -9-

Товар в лотках через плечо,
Мальцы сбывали кто почём.
Зубасто львы с афиш глядели,
Красноармейцы шли в шинелях.
Из окон ресторанов песни,
И звон и гул, которым тесно,

Рвались на улицу летать,
И всё вмещалось – благодать.
Я оказался на бульваре,
Здесь беспризорники шныряли.
В привычный мир я возвращался.
Чтобы контакт образовался,

Их попросил я закурить
С той целью, чтоб разговорить.
Все «Беломор» они смолили,
Но предложить мне не спешили.
- Да это же жиган знакомый,
Который опустил в притоне

В дрызг проигравшего вора.
Дай закурить ему, братва!
Его я знаю по Ростову!
- Здорово! – Мне сказал знакомый.
- И не глядите, что обструган,
Он духовой и отчаюга! –

Ушёл с Ростова налегке,
Сейчас был в новом барахле.
Как не обученный чурбанчик
Им снова привирать я начал.
«Гоп-стопом» взял, мол, на тропинке,
И показал жиганам финку.

Потом пошли поспать в котёл,
Я закурил. – Ну и осёл! –
Подумалось и стало грустно.
Во сне причмокнул кто-то вкусно.
В тревожный сон я погрузился,
Зимой дыхнуло, снег кружился…