Водополье

- Весна!
- Весна пришла!
Казалось, кричат все: петух, забравшийся на омет прошлогодней соломы, воробьи, озорующие на южной стороне заваленки, звонкие частые капели, падающие с крыши. А солнце! Большое, чистое... Древней золотой колесницей выкатилось из-за горизонта. Лучи его, как победные стрелы былинных русичей, пронзают сиреневатый от дымки, напоенный влагой дрожащий воздух.
Плавица уже вышла из берегов, затопила обширный Хлыновский луг. Из-за речной излуки над Поповой бучалой показались льдины. Целый караван! Идут как ладьи, степенно, храня в своей толщине стальную закалку зимы.
На том берегу, на освобожденном от снега рыжем взгорке, появились, как грибы после обильного дождя, барятинские мальчишки. Увидали идущий на стрежне реки караван льдин, бросились к нему навстречу, улюлюкая и крича во весь голос:
- Икры-ы иду-ут!
- Смотрите, робята, икры идут!..
Из общего хора сильнее всех выделяется голос пацана в линялой солдатской пилотке и в ватнике со взрослого плеча, с большими тесными заплатками на локтях.
Вот он вырвался вперед, раньше других подскочил к самой воде, задрав голову и вытянув тонкую шею, как олененок, застыл на месте, удивленно тараща глаза и раздувая ноздри.
Я стою возле избы, с минуту слежу за барятинскими мальчишками. Затем перепрыгиваю через осевший сугроб, бегу по стежке за огород. Верхняя пуговица на фуфаечке расстегнута. Всему телу свободно, легко... У подножья плоского бугра - ни снега, ни воды. Уткнувшись в траву носами, бродят семейством овцы нашего четырехдворка. Они с жадностью выщипывают молодые сочные побеги. Сопят от удовольствия, прикрыв темные выпуклые глаза длинными ресницами. Среди взрослых овец, ярок снуют ягнята, бестолково тычутся своим матерям в живот, а потом, выскочив на простор, на волю, мчатся наперегонки, подскакивая, как мячики.
Небо голубое, пронзительно-голубое, такое, что видно каждую белесую прожилку. Под самым куполом, в густой ослепляющей синеве, чуть заметно глазу трепещется и звенит жаворонок. Вот из-под солнца показалась цепочка диких гусей. Правильно соблюдая дистанцию и тяжело ворочая крылами, птицы прошли восточным краем над бугром, держа путь на север.
Внизу, сбоку огорода тети Насти, Санькиной матери, там, где Большой и Малый лога, сливаясь, переходят в широкую долину, бурно шумит вода. С гулом, с клекотом, словно водопад, несется вешний ручей.
Пугая овец и бухая кирзовыми не по размеру сапогами с высокими голенищами, прошел к ручью Шурка Ганин. За спиной у него небрежно покачивалась берданка с облупившимся ложем. Из дула почему-то торчал клок ваты. Затвор был притянут сыромятным ремешком.
Шурка прошел мимо меня, погруженный в свои думы, при этом никого и ничего не замечая вокруг. Я проводил его взглядом до кустов акации.
...Неожиданно отчаянный вопль просверлил воздух:
- Ааа-а-а! Аа-й! - завопил кто-то глухо.
- Держи! Держи-и! - послышался хриплый выкрик. Тревожные звуки, путаясь, заглушаясь шумом воды, вырывались на простор, будоража окрестность.
Почувствовав, что произошло что-то невероятное, опасное, я с ужасом содрогнулся. Мне показалось, что овцы тоже испугались и перестали щипать траву. Блеяньем скликали расшалившихся ягнят, кучнились, настороженно прислушиваясь к окружающим звукам.
Но, кроме говора ручья да неугомонной трескотни жаворонков, ничего не было слышно. Беспокойство, охватившее меня, однако, не проходило. Не разбирая дороги, прямо по лужам, я помчался к своему дому.
Вбежав в избу, я остановился на пороге в нерешительности. В избе находились посторонние люди. Полураздетые... И среди них моя мама.
- Если бы он меня не поймал, - всхлипнула женщина и закрыла лицо рукой. - О, ужас! Ужас! - истерические вскричала она.
- Хватит нюни распускать, - грубо оборвал мужчина хныкающую женщину и примирительно сказал: - Ведь все обошлось... благополучно.
Мужчина кинул женщине кофту и приказал:
- Одевайся! - и, тускло блеснув глазом, кивнул в мою сторону: - Пацана напугали. Одевайся! Ишь наследили...
- Вы побудьте немного, - советовала мама. - Сейчас я железную печку затоплю. Обогреетесь...Обсохнете... Весенняя вода опасна.
Мама начала ставить посредине избы буржуйку. Женщина продолжала одеваться. Мужчина глухо ворчал:
- Деньги-то, небось, намочила...
Когда непрошеные гости удалились, выстудив избу и оставив после себя на полу лужи воды, я, подражая взрослым, с укором сказал:
- И куда их несет в такую пору.
- В родные места возвращаются, сынок, - со вздохом проговорила мама.