Суд грехов

«Кто следующий?» - по залу пронеслось,
и взбудоражило толпу усопших душ
людей, почивших накануне в дождь,
чьё время по Божьей воле оборвалось,
и для кого нет более ни жары, ни стуж.

«Кто следующий?» - печально вторили они,
боясь, на самом деле, что это их черед.
и, понимая, что выбор делать не вольны,
и что на суд греховный все обречены,
не рвались вечные более идти вперед.

«Святой философ, проходите в круг!», -
послышалось решение особенных судей.
А вслед ему ужасный скрип и стук,
что в душах порождал испуг,
намного превосходящий все страдания людей.

И вмиг душа одна от прочих отделилась,
степенно направляясь на суд всея грехов,
и сразу за железной дверью скрылась,
при этом тихо Богу помолилась
и приготовилась принять свой крест веков.

В пустую залу покорно вечная взлетела,
преобразившись в образ смертного, она.
Однако никого в той зале не узрела,
увидев, что в углах лампада лишь горела,
печально принялась ждать страшного суда.

Но не прошло и полминуты к ряду,
как вдруг заговорили голоса,
при этом, обсуждая её награды,
достоинства, утраты и судьбы преграды,
и то, как оказалась она на небесах.

«Кто ты, вечная туманность?
чьим духом ты была в миру?» -
просили оные поведать уникальность
того, кто сеял средь людей гуманность,
и кто теперь почил в гробу.

«Я умер мудрым старцем накануне», -
поведала негромко нетленная Душа.
«До этого, лет 20 жил в пустыне,
а раньше был как все мужчины,
но, правда, умирал я без гроша».

«Ты говоришь, что жил в пустыне?
Но ты же похоронен среди смертных
со всеми почестями на равнине
в прекрасно вышитом белом палантине.
И памятник поставили тебе заметный».

«Как похоронен, я не знаю.
Да, правда, жил среди людей.
Однако слов своих я не меняю.
что жил в пустыне, утверждаю.
Один среди бесчисленных идей».

«Что ж, пусть в пустыне, если хочешь.
Но всё же честно нам скажи.
Смотри! Коли ты нам голову морочишь,
иль правду говорить не хочешь,
тогда, нетленная, сама себя вини!»

«Не стоит угрожать тому, кто умер,
кто честен был всегда в своих словах,
чей глас был мудр и разумен,
а нрав – необычайно скромен,
хотя о нём ходила странная молва».

«Достаточно твоей хвалебной речи!
Однако нас не убедит пустая болтовня.
Вопрос однообразен, хотя и вечен.
Ответ, возможно, будет бесконечен,
при этом тебя то возвышая, то кляня».

«Каков вопрос, невидимые судьи?» -
не выдержала философа Душа.
«Вопрос наш будет очень труден.
Ответь, нетленная, без словоблудья!
Насколько ты была в миру грешна?»

«Грешна? Что всё это значит?
Должна ли я покаяться, почив?
Да, для меня поставлена тяжкая задача.
Судите лучше сами, а то…, иначе…
Мой дух пред Вами будет молчалив».

«Увы! Наш суд молчания не приемлет.
Мы знаем всё и можем рассказать.
Но только Всевышний Дух не дремлет.
Накажет ли или тебе он внемлет,
зависит от того, что сможешь ты сама сказать».

«Итак, должна ответ держать без спора?
Ну что ж, отвечу честно, как смогу.
Мне кажется, что не заслужены укоры,
и прожил жизнь философ без позора.
Поверьте, я нисколечко не лгу!

Да, было всякое на пути тернистом.
Но Божьи Законы он не нарушал.
Не врал, на руку был он чистым
и добротою славился лучистой,
и никогда людей не убивал».

«Ну ладно! Значит, следовал Законам
и жил по-божески среди людей?
И никогда не мыслил он греховно?
И жизнь его была монашеской подобна?
Побойся Бога и присутствующих судей!

Неужто не завидовал он другу
за премию, полученную им за трактат?
Неужто не клеймил свою супругу?
И из гордыни не сменил дом на лачугу,
всего лишь чтобы скрыть, что виноват?

«Постойте! Это было много раньше.
С тех пор он осознал свою вину.
Ведь 20 лет он прожил без единой фальши
и клялся только Богу в покорности нижайшей,
потратив на бездомных всю свою казну».

«Ну, что же, такой исход тебе зачтётся.
Однако ты сейчас перед судом грехов.
А посему назад вернёмся
и в твоей жизни первой разберемся
и снимем с тайн твоих покров.

Во-первых, был ты сластолюбцем
и с юности за дамами приударял.
При этом слыл ты вольнодумцем:
хотя и не был ты безумцем.
На веру в Бога время не терял».

«Но я же сам поверил через годы», -
прервал философ мудрый речь судей. –
«Прошел сквозь радость, грусть, невзгоды
и понял Божьей истины природу,
а после ей учил вокруг себя людей».

«Не спорим с этим. Так оно и было!
Хотя не верим в бескорыстие твоё.
Но до того безверие в тебе многое убило
и добрых чувств к другим тебя лишило.
А сам ты погрузился в глупое враньё».

«Согласен! Но за это я и был наказан
и 20 лет расплату нес за все свои грехи.
Я шёл путём, что с неба был указан,
боролся с бедностью и чужой проказой,
а боль свою я превращал в стихи».

«Так, значит, жизнь святого для тебя расплата
за все твои греховные дела?!
И только болью пронизаны все твои трактаты,
что люди называют с гордостью «Кантатой
философа, чья святость прочих превзошла»?!

Ну что молчишь? Неужто перед нами стыдно?
Однако мы продолжим свой расклад.
И чтобы не было тебе обидно,
хотя возмездие и не завидно,
облегчим твою участь, демократ».

«Скажи, философ, ты о чем-нибудь жалеешь?
Или, быть может, с чем-то не согласен?
Возможно, мысль какую-то лелеешь?
Или за дело правое ещё болеешь?
А то твой выбор нам пока не ясен».

«Покинув мир людей, я стал свободен.
А, значит, за грехи свои всю расплату внёс.
Но коли здесь я, то, наверно, Богу не угоден.
И, если ваш порыв так благороден,
то пусть придёт ко мне мой верный пёс!»

«Ты просишь нас убить твою собаку,
что охраняет склеп твой день и ночь?
Готов отправить друга ты на плаху?
Она и так уж натерпелась страху.
Проси другое и голову нам не морочь!»

«Поверьте, искренне моё желание!
Забочусь я о своём бедном друге.
Не сможет перенести он расставания
и будет стойко ждать он покаяния,
чтоб встретить дух того, с кем жил в лачуге».

«Ну что ж, коль нет другой заботы,
поможем мы душе его познать покой.
Возможно, смерть намного лучше, чем невзгоды,
когда для жизни сил нет никакой работы,
и наблюдается бессмысленный простой.

Итак, твоё желание мы исполним.
Теперь осталось дело за тобой.
На чём остановились, мы напомним,
Поскольку твой ответ был для нас неполным.
Скажи, что в жизни было для тебя бедой».

«Да, вопрос ваш очень философский,
и на него ответить сразу не смогу.
Возможно, для меня лишь гнев отцовский
стал испытанием бесовским,
что я не смог пройти на всём своем веку.

Возможно, я бедой своей считаю
то, что не смог гордыню превозмочь.
А, может, то, что дева молодая,
во мне активное участие принимая,
в конце концов, меня прогнала прочь.

Ах да, ещё хочу заметить судьям,
что для меня бедой была тоска,
царившая в душе моей в момент безлюдья,
мешавшая дышать мне полной грудью
и разрушавшая придуманные мною замки из песка».

«Ты снова путаешь достоинства с грехами.
Тоска твоя тебе служила Музой,
что жизнь твою осыпала дарами,
чей вклад нельзя сравнить с деньгами,
хоть и считаешь ты её обузой.

Ну ладно, с бедой твоей мы разобрались.
Скажи, философ, с какой мечтой ты умирал.
А, может, грешные желания в тебе остались,
те, что всю жизнь тебя сломать пытались,
и о которых ты никогда не забывал?»

«Желания грешные присущи человеку!
Никто не может вдруг о них забыть.
Без них любого жизнь была бы блеклой.
И надо обладать душою крепкой,
чтоб силу их соблазна в себе убить.

Да, 20 лет я прожил, как софисты,
и погрузился безвозвратно в мир идей,
стремясь наполнить жизнь лишь мыслью чистой
и делая добро вокруг всем бескорыстно,
при этом избегая думать о грехах людей.

Но как я ни старался стать аскетом,
в душе своей я грел одну мечту:
хотелось мне стать древнегреческим поэтом,
чтобы владеть античной философии секретом.
Я и сейчас её за счастье для себя сочту».

«Так, значит, ты мечтал о философском камне
тогда, когда оставил смертных мир?
Глупец! Ведь Истина храниться в храме
истории людей, точнее, в её драме,
а если честно, в творениях искусства лир.

Неужто ты не понял, мудрый старец,
что творчество твоё послужит тем ключом,
которым в будущем откроют ларец,
где спрятал ты свой камень вечности, скиталец,
хотя всегда считал, что пишешь ни о чем».

«Постойте, безжалостные судьи!
Неужто Вы хотите мне сказать,
что порожденное моей тоскою словоблудье
в период 20-летнего безлюдья
в дальнейшем может философским камнем стать?»

«К чему вопрос твой? Ты и сам мыслитель!
и логика – несменное орудие твоё!
Ты был, как и софисты, истины хранитель.
И, как они, ты – мыслей повелитель,
Поскольку тоже ты познал Добро и Зло».

«Я не могу поверить в Ваши рассуждения!
О, Господи! Этого не может быть!
Так, значит, философский камень в моих суждениях?
А я их подвергал такому осуждению!
Смогу ли я теперь себя простить?

Скажите, судьи, наконец! Я грешен?» -
сорвался стон и эхом отозвался в пустоте.
Познавший Истину был безутешен.
Он знал, вердикт грехов был неизбежен. –
Ему хотелось раствориться в забытьи.

«Ты не по адресу, нетленная, спросила:
Не Боги мы, а смертные грехи.
На твой вопрос ответит Божественная сила.
Она одна судьбу твою вершила
и превращала в вечность все твои стихи.

Молись Всевышнему, мудрец почивший!
И жди теперь в молчании Божьего суда,
философ, святую жизнь проживший,
не мало дел благих свершивший».
«Кто следующий?» - И в небо улетела ещё одна звезда.


10-18 декабря 2005 г.